Целитель-12

В нижнем ящике буфета, где я сыскал лук, перекатывалось единственное, но крупное яблоко. Твердое, кислое, но для шарлотки — самое то.

Короче, сварганил и пирог — сдобный запах ванили так и витал, проникая в прихожку и достигая «зала».

Между делом я включил маленький телик, свисавший на кронштейне. Для хозяйки удобно — раскатываешь тесто или трешь морковь, а заодно созерцаешь мир, такой же бестолковый, как и в «Альфе».

На экране мелькали плакаты очередной демонстрации в Лондоне — бравые «бобби» лихо разгоняли протестующих…

А тут, оказывается, тоже была своя «Железная леди», вот только здешней Мэгги Тетчер не везло. Захотела пободаться с Гальтиери и отобрать Фолькленды, да не учла дружбы аргентинского презика с «Железным Шуриком».

Дело даже не в том, что АТАВКР «Ленин» утюжил волны Южной Атлантики, нервируя британских адмиралов, а в превосходстве советских ракет.

Англам удалось потопить крейсер «Хенераль Бельграно», зато аргентинцы пустили на дно авианосец «Инвисибл», десантный корабль «Сэр Галахэд», новейшие эсминцы «Шеффилд» и «Ковентри», военный контейнеровоз «Атлантик Конвейер», а флагман британской эскадры, авианосец «Гермес», серьезно повредили. Ну, это, не считая десятков «Харриеров» и стратегов «Вулкан», рухнувших на твердь или спикировавших в воду.

В итоге Гальтиери торжественно спустил «Юнион Джек» в Порт-Стенли, перекрестив столицу Мальвинских островов в Пуэрто-Архентино, а вот Мэгги освистали, закидав тухлыми яйцами — и образно, и буквально.

«Патриа о муэрте! Венцеремос!» — хмыкнул я.

Телик забубнил о житье-бытье в экзотичном Кабуле — седобородые аксакалы дружелюбно кивали пришлым «шурави» — геологам и строителям ГЭС.

Слава Шелепину, советский народ не узнал афганской войны, хотя наши основательно завязли в Сомали. Где-то прибыло, где-то убыло.

Однако, вникая помаленьку в здешнюю реальность, я начал понимать, что меняться она стала гораздо раньше, еще в пятидесятых. Бета-версия Хрущева оказалась умней и прозорливей — Никита не стал развенчивать культ личности на ХХ съезде. Он использовал тактику умолчания — Сталин как бы выпал из поля народного зрения. Хотя тело вождя не выносили из Мавзолея, и по-прежнему гранитом были выложены обе великих фамилии. Оттого и Мао, хоть и морщился, но на разрыв не шел — «русский с китайцем — братья навек!» — нон-стоп, без перерыва…

Негромкий лязг замка развеял мои мысли. Вытирая руки, я пошел встречать Инну. Раскрасневшись, запыхавшись — видимо, взбегала по лестнице — она стала еще краше.

Правда, юркие мыслишки я подавил. Просто любовался красивой и молодой женщиной. Меня это даже напрягло, чем и позабавило.

Давеча, стоя под душем, я припомнил ту Инну, которую знал — и, на мальчишеском наречии — «без ничего». М-да. Хоть и стара душа, а тело-то молодо. Вот и ответило мне крутой эрекцией — хоть сейчас, дескать! А меня просто взбесил этот позыв животной страсти.

Да что же это такое, думаю, особь я разумная или похотливый самец⁈ И усилием воли унял свое либидо. Али не целители мы?..

— А чем это так пахнет? — оживленно полюбопытствовала Инна.

— Яблочным пирогом, — улыбнулся я, принимая пальто. — Как дополнением к жаркому. Пошли, а то занемогся уже! Слюноточу вхолостую…

Девушка, по-моему, растерялась даже. Прошлепала тапками на кухню, и подняла серую крышку утятницы.

— М-м-м… — весьма сексуально застонала она. — Ничего себе! Накладывай, накладывай скорей!

Я щедро наложил, и мы умолотили горячее в две вилки.

— Сейчас лопну… — томно вымолвила Гарина.

— Ты что? — притворно встревожился я. — А чай?

В наших организмах отыскалось немного места для кусочка шарлотки. Схомячили с чувством, с расстановкой.

— Если меня так кормить, — изящная девушка отдувалась, как дебелая купчиха, — мои «вайтлс» быстренько придут к общему знаменателю — 90 — 90 — 90! О-о-о… О! — воскликнула она. — Я тебе там бельишко купила. Примерь.

— За-автра… — зевнул я. — Спать хочу. Вторая ночь как попало…

— Тогда топай в душ, а я тут приберу!

Примерно представляя себе окончание вечера, я забрел в ванную. В прошлой «инкарнации» моя лень пересиливала тягу к чистоте, но в этой мне удалось приучить себя жить по заветам Мойдодыра. Стыд и позор, если твоя девушка вдруг принюхается — и ощутит вонь!

Утершись до скрипа, я выглянул из ванной — Инна звякала тарелками — и проскользнул в спальню. «Без ничего».

Никаких намеков, всегда так сплю. Имею же я право хотя бы ночью не чувствовать на себе галантерейных изделий с этими их удавливающими резинками!

Нырнул под одеяло — и блаженно выдохнул. Хорошо!

Я слушал на релаксе, как Инна уложила в посудницу последнюю тарелку, как зашипел душ… Окружающий мир плавно закачался в наплыве дремы… Я вздрогнул, всплывая в явь.

Инна как раз сбросила тапки и скинула халатик — приятный озноб засквозил по всем моим чакрам. Качнув грудями, девушка юркнула под одеяло, и приподняла голову, ожидая, пока моя правая рука обнимет, а левая начнет нетерпеливо елозить по гладкому, горячему, шелковистому… Не дождалась.

Нет, я притиснул «бывшую» за плечи, за попу — девочек обижать нельзя…

— Ух, ты… — растерянно вытолкнула Инна. — Ты не хочешь меня?

— Хочу, — смутно выразился я, — но не буду.

— Почему-у?

— Не скажу.

«Тысяча раз, тысяча два, тысяча три…» — повелся счет.

Гарина хихикнула, завозилась — и рывком оседлала меня.

— Я что-то чувствую! — игриво зашептала она «по мотивам» Пушкина. — «Как раз весь мир угомонился… всё доброе ложится… а всё недоброе встает!» Ой…

Мне хватило десяти секунд, чтобы укротить основной инстинкт. Инна изящно склонилась, вдавливая в мою грудь свои приятные выпуклости.

— Кто ты? — выдохнула она.

Я даже похолодел чуток.

— То есть? — промямлил я, вороша ответы.

— Ты не мой бывший, — в голосе Инны не прозвучало даже тени холодности или осуждения.

— Я — Миша Гарин.

Нечаянная подруга выпрямилась, и мои руки легли ей на груди. Но это были не ласки — я получал простейшее тактильное удовольствие, осязая великолепные округлые перепады атласной тугости. Девушка подалась ко мне, крепче вжимаясь в мои ладони, и прошептала:

— Я никогда не приставала к Мише, ни разу! Всё сам, всё сам… А вот к тебе полезла! — она склонила голову, блестя глазами. — Да еще чтобы мой Миша не отпустил себя? Он был слишком слаб, чтобы сдержать желание! А от тебя исходит сила и… Опасность? Да, и угроза! — Инна коротко рассмеялась. — Только не мне! Правда?

— Правда, — вздохнул я.

«Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу», — мелькнула тень давних страниц.

Девушка заерзала, и мои руки прогулялись по ее упругим бокам вниз, замерев на бедрах.

— Я тебя первая заметила, — сказала Гарина с легкой улыбкой, — и вроде бы узнала, но… Что-то сбивало меня. Твоя походка… Она другая. Миша просто шагал из пункта А в пункт Б, а ты ходишь пружинисто и мягко, как огромный кот. Ну, естественно, меня заинтриговала эта… это… даже не знаю, как сказать… непохожее сходство! А потом, в машине уже, я увидела твои глаза… Понимаешь… Мишкины… зенки отличались от моих только цветом! А твои… Нет, я не смогу их описать! Да и зачем? — пожала она плечами. — В общем, я поняла, что ты — не «бывший», и любопытство просто зашкалило! — озорничая, девушка пошлепала ладошами по моему животу. — Помнишь, когда мы входили, я сказала: «Вот мы и дома!» А ведь это не наша квартира… Тут моя подруга прописана, она сейчас в Америке… Или в Англии… В общем, где-то там. А сюда я сбегаю от поклонниц. Замучали уже! Толпой дежурят в подъезде — никакой приватности. И готовить Мишка не умеет… Даже пельмени из холодильника сварить не способен! То они ко дну кастрюли прилипнут, то разварятся…

— Так я раскрыт? — улыбка мне далась без труда.

— Ты — двойник Миши из «Альфы»! — выпалила Инна. — Я угадала? Ну, скажи-и…

— Слезь с меня, — проворчал я. — Давай, просто полежим рядом.

— Давай! — покладисто сказала девушка. — Только обними…

Я ласково прижал к себе это красивое, порывистое, легкомысленное создание, и Гарина прерывисто зашептала, опаляя ухо:

— Тебя и вправду ищут! Я хотела заехать домой, а во дворе опять… эти. И «Волги» с антеннами, и «наружка»… Они думали, я не замечу! Ха! Там эти дуры-поклонницы, целый отряд — и две серьезные дамочки. Сто процентов — комитетчицы! Последний раз такое было… да вот, когда ты бежал со своей Ленкой… То есть… Тьфу! Когда тот Мишка бежал! — болтала она. — Но ты не бойся, я всё продумала. Завтра мы поедем к одной моей знакомой на дачу, там тебя точно не найдут!

— А ты? — мои губы изогнулись в мягкой улыбке.

— И я! Думаешь, брошу? Ага, щаз-з! Чтобы Лизка тебя соблазнила? Да ни за что!

Минуту или две мы молчали, тискаясь друг к другу, а потом Инна спросила тихонько:

— А как зовут… твою?

— Рита, — шепнул я. — Спи!

— Сплю!

Темнота за окнами и тишина убаюкивали. Я медленно погружался в затейливую путаницу снов…

Вторник, 2 мая. Утро

«Бета»

Одесса, улица Суворова

Ранним-ранним утром «Бриз» пришвартовался в Одесском порту. Досмотр длился недолго — здешние мытари были весьма любезны, куда не надо, не заглядывали, и уже полчаса спустя таможня дала «добро».

Пограничники, санитарные врачи, портовые инспекторы — все наперечет оказались милыми и вежливыми людьми.

Инфильтрация, по плану «Б», должна была состояться завтра к вечеру, после отплытия, а сегодня «иностранному» экипажу самое время себя показать, да на людей поглядеть.

Гирин, при полном параде, заглянул к Ромуальдычу — и сам себе показался туземцем. Что его джинсовый костюмчик? Вот Вайткус выглядел стопроцентным европейцем.

В штанах «карго», в умопомрачительной замшевой куртке с бахромой по швам, в черных очках «авиатор» и с трубкой в зубах, вид он имел совершенно нездешний.

— Nun, gehen wir spazieren, Olaf?[18]- небрежно отпустил боцман.

— Ja, — понимая с пятого на десятое, старательно выговорил Иван, — la oss se oss rundt i det minste[19].

Ромуальдыч весело оскалился, и уверенной походкой бывалого вышел на палубу. Сзади подкрался Рустам.

— Куда это вы намылились? — ухмыльнулся он, ладонью водя по наголо выбритой голове.

— Рекогносцировка, — проворчал Вайткус, неодобрительно глядя на Рахимова.

— Ну, мы хоть и не советские моряки, — залихватски подмигнул спецназовец, — но лучше сходить втроем! Я щас.

Рустаму хватило минуты, зато он весьма артистично обратился в турка.

— Ne duruyoruz? Kimi bekliyoruz? — бодро поинтересовался он. — Hadi gidelim[20]!

Из всего сказанного Гирин понял лишь приглашающий жест Рахимова, и затопал следом.

Немецкий, норвежский и турецкий паспорта сработали, как пропуска-«вездеходы». Пять минут — и трое товарищей уже совершали моцион по улице Суворова.

— Одесса-мама, — сощурился черноглазый, усатый Рустам, быстро обшаривая глазами шумливую аллею напротив.

— Ну, шо вам на это сказать… — начал было Гирин, но его грубо оборвал истошный вой сирены.

На рейде, плюхая по мелкой волне, гнал черно-белый пограничный катер. Воя и квакая, он лихо завернул и подвалил к «Бризу». На узкую палубу кораблика высыпали бойцы в касках и с автоматами наперевес. Крохотная орудийная башенка на носу грозно развернулась к сухогрузу.