Звезда заводской многотиражки – 4

Глава двадцать пятая. Кто первый халат надел, тот и доктор

Этот обувной я приметил уже давно, но как-то все ноги не доходили. Но сегодня, когда вышел с работы, навернулся со всей дури из-за своих пижонских чешских ботиночек. Аж искры из глаз полетели. И решительно направился туда. А то как-то глупо получается. Как подросток, право слово.

Я прошелся вдоль длинных прилавков, с выставленными в ряд одинаковыми войлочными бурками. Точнее, их было два вида – одни с металлической молнией спереди, а другие – без нее. Типа-ботинки и типа-сапоги. Нет, в общем-то, там имелся еще кое-какой ассортимент, конечно. Кеды, яркие детские сандалики, жесткие и похожие скорее на кукольные. Женские туфли вида «прощай, молодость!» Ну и валенки еще. Но ходить в валенках я с детства не умел. Так что взял с прилавка ботинки-бурки и уселся на танкетку, чтобы примерить.

Скучающая продавщица посмотрела на меня с некоторым удивлением и подперла рукой щеку.

Интересный получился день сегодня. Первый раз видел, как серьезные люди переобуваются в прыжке. Честно говоря, даже проникся уважением к Галине Михайловне.

После заседания комитета комсомола, она увела меня к себе в кабинет и доверительно так сообщила:

– Иван, мы все внимательно следили за вашей работой, и пришли к выводу, что вы показали себя с самой лучшей стороны, – с самым серьезным видом сказала она. – Вы, конечно, пока еще очень молоды, но с вашей одаренностью и энтузиазмом, вы можете очень многого добиться.

– Спасибо, Галина Михайловна! – сказал я, а про себя подумал: «Ну давай уже, переходи к сути!»

Но к сути она перешла только минут через пятнадцать. Сначала она разглагольствовала о том, что давать дорогу молодым – это очень хорошая практика, потом некоторое время задавала мне совсем не относящиеся к делу вопросы о моей семье, и в конце концов сообщила, что было принято высочайшее решение назначить меня временно исполняющим обязанности главного редактора газеты «Новокиневский шинник». И ни слова о том, что кто-то важный и влиятельный за меня попросил. Сами, все сами! Загадочные «они» совершенно самостоятельно приняли прогрессивное решение передать бразды правления местным печатным органом юному энтузиасту и дать ему попробовать в этом свои силы.

Я потопал двумя ногами. Было… хм… ну не то, чтобы удобно. Никаких тебе ортопедических стелек и чего-то подобного. Но в этих дедовских ботах пальцы явно перестанут отваливаться через пять минут после выхода на улицу.

– Будете брать? – скучающим тоном проговорила продавщица.

– Пожалуй, – я еще пару раз переступил с ноги на ногу.

– Что, прямо в них и пойдете? – взгляд продавщицы стал удивленным.

– Ну да, а что такого? – улыбнулся я.

– Да нет, ничего… – не меняя позы, сказала продавщица. – Я думала, вы для рыбалки обувь присматриваете…

– Хорошие у вас ботиночки, – сказала она, кивнув в сторону моих чешских бот. – Газетой их набейте и вазелином намажте. Как новенькие станут.

– Спасибо за совет, – совершенно искренне поблагодарил я.

Вышел на улицу. Попробовал подошву своей новой обуви на скользкость. Красота! Будто наждачкой подклеено снизу. Прощай, ледяная эквилибристика! Давно надо было это сделать!

Может еще зимнее пальто прикупить?

А потом мне попался на глаза магазин цветов. Интересно, Даша сегодня вернется домой? Она так стремительно ушла с работы, мы даже поговорить не успели. Хвастаться назначением я пока не стал, Галина Михайловна сказала, что приказ будет подготовлен в понедельник.

Наверное, я бы купил цветов. Если бы в магазине было хоть что-то, кроме жухлых гвоздик. Розы, например. Но идти мириться с гвоздиками – это же как-то глупо…

Мириться, да.

Всегда чувствовал себя в таких ситуациях по-дурацки. Пришла Лиза, устроила мне сцену. И я же остался виноват. Мол, дурак, что вообще с ней связался.

Но я уже давно уяснил, что в подобных ситуациях нет ничего глупее, чем взывать к логике. С одной стороны, мы с Дашей друг другу никаких обещаний не давали. Да и вообще Даша в начале наших отношений была официальной невестой моего брата. То есть, тоже человеком с прошлым. Но попрекать ее этим мне как-то даже в голову не пришло.

Ладно, Жан Михалыч, оставь эти мысли. Они все равно ни к чему не приводят. Кроме того, Даша скорее всего опять куда-то исчезнет. Чтобы я помучился…

Кольнуло беспокойство.

Она ко мне переехала так-то не от хорошей жизни. Вряд ли Игорь остыл и забыл, как она его унизила. Как бы это ее «крутанула хвостом и уехала к родителям» не привело к каким-нибудь непоправимым неприятностям…

Но Даша неожиданно оказалась дома.

Одетая в короткий халатик стояла над плитой, а по комнате разносился головокружительный аромат жареной картошки.

– Иван, у меня для тебя отличные новости! – сказала она. – Я успела ухватить две пачки твоего любимого молотого кофе!

– Так ты поэтому так быстро убежала? – с некоторым облегчением выдохнул я.

– Ну да! – Даша невинно посмотрела на меня. – А ты что подумал?

– Неважно, – я тихо засмеялся и обнял ее. В ресторан. И кольцо купить. С каким-нибудь камешком розовеньким. Милая, выходи за меня замуж, давай жить долго и счастливо.

Нет, я все еще ее не мог сказать, что влюблен в Дашу. Никаких сводящих с ума чувств или чего-то подобного не охватывало меня, когда я на нее смотрел. Но я все-таки уже давно не идеалистичный юнец, чтобы понимать разницу между сиюминутной сносящей крышу страстью и долгими прочными отношениями. Для второго страсть – это даже лишнее…

Даша прильнула ко мне. Подняла лукавый взгляд. Интересно, она сама придумала так себя повести, или ей мудрая Дарья насоветовала? Почти услышал голос хозяйки квартиры, который внушает ей что-то вроде: «Нужно ласковой кошечкой быть, а не склочной мегерой!»

– Ой, у меня же картошка сейчас подгорит! – спохватилась Даша и принялась шерудить в ароматной массе на сковороде металлической лопаткой.

Феликс остановил свою «пятерку» рядом с унылым зданием из серого кирпича. На всех окнах – решетки. Вокруг – сплошное белое «нигде». На горизонте – полоса леса, которую сейчас был не видно. В недалеком будущем город дотянется до этих мест, и вокруг вырастут облицованные весленькой плиткой многоэтажки. Сейчас же здание психиатрического стационара находилось практически за городом. Почти сразу за ней – еще необжитый дачный поселок. И в отдалении горит одинокий фонарь над конечной автобуса номер сто пятнадцать. Единственного с трехзначным номером в нашем городе. Кстати, до сих пор не знаю, почему именно этот номер. Маршрутов в Новокиневске было сильно меньше сотни.

– Так, ты же помнишь, да? – очки Феликса сверкнули. – Никому не говори, что ты журналист! Ты мой практикант, и я хочу проверить, что ты усвоил.

– Я помню, Феликс Борисович, – кивнул я, и мы выбрались из машины.

Интересно, почему психушки всегда такие мрачные? Ладно, фиг с ними, с решетками везде, где только можно, это скорее для безопасности самих же больных. Чтобы они из окон не сигали в помутнении или, там, не пытались устроить героический прорыв на свободу. Но эти стены? Эти мрачные коридоры? Будто душевнобольным и так зашибись живется, что снаружи нужно устроить такой ад?

Как положено прилежному ученику, я стоял в сторонке, пока Феликс о чем-то шептался, сунув голову в окошечко регистратуры. Потом он своей чуть пританцовывающей походкой вернулся ко мне и подал белый халат.

«Кто первый халат надел, тот и доктор…» – вспомнил я, наблюдая, как дюжий санитар с лицом Валуева возится с замком на решетке. Дверь со скрипом открылась.

Запахи и звуки сразу же сменились. Остро пахло процедурным кабинетом и хлоркой, за которой едва угадывались нотки нечистот.

Что-то ритмично стучало. Глухо так. Будто чья-то голова об стену. Вдалеке кто-то тянул заунывную песню. Навстречу нам, ссутулившись настолько, что почти согнувшись пополам, прошла худая растрепанная старушка в линялом фланелевом халате. Поравнявшись с нами она подняла лицо с пустыми глазами. Отвисшая нижняя губа обнажала ряд желтых зубов заядлой курильщицы.

Я встретился с ее затуманенным взглядом. Мне стало как-то не по себе. Даже поймал себя на том, что хочу немедленно убежать. Показалось на секунду, что когда я попытаюсь выйти наружу, санитар оскалится в ехидной улыбке, а из темных ниш вынырнут два его брата-близнеца со смирительной рубашкой.

– Ну чего ты встал? – потормошил меня на рукав Феликс. – Нам в третью палату, это в том конце коридора!

Я тряхнул головой, отгоняя идиотское видение. Почему-то убогая закорская психушка не производила такого давящего впечатления. Будто в ответ на мои мысли из-за ближайшей двери раздался заунывный вой. Тот самый, который я сначала принял за песню.

– Здравствуйте, девочки! – приветливо сказал Феликс, остановившись на пороге. К счастью, в этой конкретно палате не было никаких признаков психушки, кроме решеток на окнах и привязанных к раме одной кровати посеревших вафельных полотенец. Из десяти кроватей заняты всего четыре. На одной кто-то спал, накрывшись с головой одеялом. Судя по высоте и объему бугра, женщина была весьма героических пропорций. В углу рядом с окном сидела этакая девушка-бабушка. Хрупкая фигура в полосатой пижаме была лет на двадцать, а вот лицо… С лицом был непорядок. Темные грязные волосы собраны в пучок, а лицо похоже на печеную луковицу. Она медленно раскачивалась с довольно большой амплитудой. И иногда билась затылком об стену. На нас она не обратила ровным счетом никакого внимания. На кровати в центре второго ряда поверх одеяла лежала типичная такая домохозяйка средних лет. Сумасшедшей она не выглядела, и даже одета была не в замызганный бесконечным количеством стирок халат, а в югославский спортивный костюм. Незанятые кровати сверкали пустыми панцирными сетками. Матрасы были скатаны в рулоны.

– Ваня? – удивленно сказала четвертая женщина. С кровати, которая была ближе всех к двери.

– Вы знакомы? – воскликнул Феликс и тоже посмотрел на меня.

Знакомы? Я всмотрелся в лицо женщины. Да, я ее уже видел… Буквально вчера во сне. Еще в памяти всплывали какие-то смутные обрывки и осколки. Силуэт на фоне большого окна. Книжный шкаф темного дерева во всю стену. Кольцо… Черненое серебро, зеленый камень с мутными пятнами внутри. Женщина смеется…

– Татьяна? – осторожно спросил я.

Да, я ее помнил. Точнее, не я помнил, а где-то в глубине извилин мозга осталось туманное эхо воспоминаний настоящего Ивана Мельникова. Которого с этой женщиной немало связывало.

Но…

Но как?

– Немного знакомы, да, – сказал я. Тут в палату ввалился еще один персонаж, и в просторном на первый взгляд помещении сразу же стало тесно.

– Вот, Феликс Борисович, – отдуваясь, сказал он. – Истории болезни всех пятерых…

– Так здесь вроде всего четверо? – нахмурился Феликс.

– Ох… Точно, – толстяк вытер ладонью вспотевший лоб. – Климентьеву сегодня в изолятор перевели. Кризис у нее. С остальными можете побеседовать. Ну что, практикант, готов к настоящему экзамену? Слушай, Феликс, а может мы с тобой вместе его погоняем, а?

«Еще чего не хватало…» – подумал я, не сводя взгляда с женщины. Почему-то понял, что она здорово похудела. Щеки и глаза ввалились, она явно сейчас выглядела старше своего возраста. Безумной она никак не смотрелась.