Альпинист. Книга 1

* * *

Проснулся я первым. Заправил кровать, сделал зарядку. Как же хорошо чувствовать новое тело, молодое, гибкое! Эх, еще бы кофе выпить, но кофе не оказалось. Только чай «Грузинский». Заварить его удалось с трудом — не мог понять, сколько сыпать. Пары больших ложек, какие я привык, не хватило — чай получился бледным. Ладно, и так сойдет.

Пожарил яичницу. Достал из холодильника плавленый сырок «Дружба».

Вскоре встала мать, и мы вдвоем с аппетитом умяли все. Все время, пока ели, мать говорила про работу — к кому следует подойти, о чем сказать, как вести себя, не надсадиться и прочее. Я слушал молча, почти в пол уха. О том, как устраиваться на работу я знал и без нее, а потому наслаждался завтраком.

Потом, помыв посуду, принялся собираться.

Путь до гастронома «Салют» был не прост. Я понятия не имел, где он находится. Но помогли прохожие. Я спросил у нескольких людей путь и вскоре вышел на Третью улицу, где и располагался нужный мне гастроном.

Магазин занимал все первые этажи пятиэтажки. Стеклянные витрины были до блеска отполированы, и сквозь них проглядывались прилавки. Особым разнообразием там и не пахло. Все скромно и серо. Но голых полок видно не было.

Я зашел внутрь.

— Мы еще закрыты, молодой человек, — сказала продавщица, что-то высчитывая на бумажке и отстукивая круглыми костяшками на огромных засаленных счетах.

— Я на работу устраиваться, — сказал я. И добавил: — Я от Софьи Михайловны.

Продавщица подняла на меня взгляд, улыбнулась. Сразу изменилась в лице, став добрее, приветливей.

— Так ты Андрей?

— Да.

— Проходи. Про тебя уже сказали. Давай, вон там подсобка есть, там Петрович. Он все объяснит.

Я двинул по темному коридору. Заглянул в одну дверь, вторую, третью. Но ничего, кроме коробок с луковой шелухой не увидел. И только в самом конце обнаружил небольшой темный закуток, где запах лука резко менялся на крепкий аромат солярки. Заглянул туда, увидел мужичка, худого, небритого, страдающего с похмелья.

Тяжело вздыхая, он пил из стеклянной бутылки кефир.

— Здравствуйте! — бодро сказал я, заходя внутрь.

— Ты кто такой? — спросил мужичок, осмотрев меня мутным взглядом.

Я тоже хотел адресовать ему этот вопрос, но сдержался. Терпеливо представился:

— Я — Андрей. На работу пришел.

— На работу? — нахмурился тот. — На какую еще работу ты пришел, ек-макарек?

— Разнорабочим.

— А как же я? — окончательно растерялся мужичок.

Такой ответ он явно не ожидал услышать.

— Про вас не знаю, — ответил я.

— А кто знает, ек-макарек?

— Наверное, Софья Михайловна.

Я не знал, сколько еще мог продолжаться этот странный наш диалог, если бы не грузная женщина, вошедшая в подсобку.

— Петрович, ты чего человека с работой не знакомишь? Тебе помощника взяли, на полставки.

— Помощника? Вот это другое дело! А я уж, грешным делом, подумал, что меня увольнять собираются, ек-макарек!

— Будешь продолжать с этим делом дружить, — тетка щелкнула себя по горлу, — точно уволим.

— Не имеете права! Что я, растратчик какой-то что ли? Тут есть кого уволить и без меня. ОБХСС сюда пригласить — пусть проверят кто тут и что, вот их и уволить.

— Петрович, ты давай тут сиди да помалкивай, — понизив голос, произнесла тетка. — А то точно полетишь как пробка из твоего портвейна, что ты каждый день хлебаешь! Твое дело маленькое — ящики таскать. ОБХСС он тут вспомнил. Вот ведь дурак!

Петрович поджал губы, потупил взор.

— Вот и хорошо, — кивнула тетка. — Принимай давай человека. И чтобы как положен, объяснил все, чтобы я потом не бегала, не искала вас с ключами, как в прошлый раз. Ну все, Андрюш, располагайся.

И втолкнула меня в коморку.

— Ну здравствуй, ек-макарек, — произнес мужичок. — Я — Петрович.

— Андрей, — вновь представился я.

— Ну и добро, Андрюша. Будем работать. Ты уж не серчай на старика. Я то думал ты уж мне на замену — эта мегера давно грозилась. А ты в помощь. Уже хорошо. В десять товар привезут, разгрузим в четыре руки. А там видно будет.

— Я на полставки, — пояснил я. — Мне после обеда в школу нужно.

— Дык ты школьник? Ну ек-макарек! А крепкий какой, не похож на школьника. Спортсмен что ли? Вон, руки какие, что канатами перетянутые.

— Нет, любитель. В кружок хожу.

— И какой же?

— Альпинизм.

При этом слове Петрович едва заметно вздрогнул. Глаза блеснули, в них что-то проскочило, какая-то то ли тоска, то ли боль. Странная реакция удивила меня.

— Восхождение на вершины, — добавил я, просто чтобы заполнить образовавшуюся неловкую паузу, причин которой я так и не понял.

— Спорт — это хорошо, — ответил Петрович, покачав головой, глядя куда-то сквозь меня.

И не успел я насмелиться и спросить его, в чем причина такой задумчивости, как он спохватился:

— Ну хватит рассиживаться. Давай, надевай халат. Скоро уже грузовик будет. Сегодня кефир, тяжелый зараза. Придется попотеть.

Попотеть и в самом деле пришлось. Крытый «газик» был доверху забит стальными сетчатыми коробками с бутылками кефира, по двадцать бутылок в каждой таре.

Первые три ящика показались мне легкими. Но потом руки от непривычного груза стали болеть. И с каждым новым ящиком звон стекла становился все громче — от подрагивания конечностей.

Я терпел, таскал молча, хоть и пыхтел от натуги. А Петровичу, казалось, все было ни по чем. Он брал сразу по три коробки и ловко лавировал по узкому коридору склада, успевая еще отвесить остроту или штуку в сторону кладовщицы. Я, сгораемый от стыда, что проигрываю в силе такому сопернику, пыхтел еще сильней и пыжился, едва поспевая за Петровичем. Но все было без толку.

К одиннадцати «газик» был разгружен, товар заботливо пересчитан завскладом, а мы, усталые, вернулись в подсобку.

— И как? — внезапно спросил Петрович, закуривая вонючую сигарету — «Беломорканал».

— Что — как?

Я подумал, что он имеет ввиду первый рабочий день и хотел уже было отмахнуться — мол, терпимо. Но Петровича волновало совсем не это.

— В горы уже ходил с секцией своей? — прищурившись от густого сизого дыма, произнес Петрович.

— Нет, еще не ходил, — ответил я.

Петрович покачал головой, задумался о чем-то своем. И вновь этот взгляд, туманный, отсутствующий, грустный.

— В горах сейчас хорошо, — сказал он, затянувшись сигаретой. И вмиг изменившись, вновь став самим собой, улыбнулся: — Что, устал?

— Нет.

— Да ладно врать то, ек-макарек! — рассмеялся Петрович. — Вон, руки дрожат. Не переживай, это не всегда такие машины будут. Сегодня просто «удачно» ты попал. теперь только к понедельнику завоз крупный будет, остальное по мелочи.

Петрович пожевал сигарету, глянул на часы, спохватился.

— Ек-макарек! Тебе пора уже! В школу опоздаешь! Давай, поторопись! Школу нельзя опаздывать и пропускать — а то таким же как я станешь, никудышным!

Я хотел сказать ему, что у меня есть в запасе еще пара часов, но старик практически вытолкал меня в коридор и скоро попрощавшись, захлопнул дверь. В коморке тут же звякнула бутылка и Петрович характерно выдохнул. Я не стал отвлекать его от поглощения портвейна и побрел домой. Хотелось успеть принять душ и переодеться.