Позывной «Хоттабыч» 5. Кто к нам с мечом?

— Да, — согласно кивнул Хартман.

— Так это ж по-вашему товарищ и есть! В общем, зови меня камрадом, а о «господах» чтобы я от тебя больше не слышал!

— Договорились, Гасан Хоттабович, — не стал спорить со мной Хартман, видимо считая это очередным заскоком безумного русского деда. А может быть, я ошибаюсь, и такая покладистость — следствие глубокого его ко мне уважения, после того что я сотворил с непобедимыми Древними Монстрами — Титаном Гиперионом, Хозяином Кладбища и Драмагаром.

А вот то, что это не следствие страха, я был уверен на все сто — так-то я, как-никак, настоящий Силовик-Мозголом… Ладно-ладно, это командир выяснил, Харман ведь тоже являлся хоть и слабеньким, но Ментальным Магом и мои «происки» у него в голове мог вполне обнаружить. Ну, а с Головиным ему тягаться не с руки.

А еще, как оказалось, Гиммлер и его ручные теоретики из «Анэнербе» отчего-то считали Робку единственным и неповторимым Магом Удачи, и даже пообещали внести эту уникальную Специализацию в Табель о Магических Рангах Вековечного Рейха! А это вам не хухры-мухры! Вообще-то, если основательно задуматься, что-то в этом есть… Ведь Хартман — единственный, если не считать командира, кто выжил после череды наших смертельных приключений по дороге в Рейх. Он реально счастливый жучара, как тут ни крути.

— Вы готовы отправляться, камрады? — принимая во внимание мои пожелания, поинтересовался оберфюрер. — Если какие-то проблемы — не спешите. Еще есть время перевести дух. Мы должны появиться в Вевельсбурге к завтрашнему вечеру. А перед этим привести вас в порядок. Не можете же вы появиться перед самим Фюрером в таком виде.

— А чем тебя мой вид так не устраивает, Робка? — вкрадчиво осведомился я, недовольно шевеля кривовато остриженной бородой.

— Ну… так это же сам Фюрер… — слегка побледнев, произнес Хартман, пытаясь сохранить невозмутимый покер-фейс. Но меня-то на мякине не проведешь! Волнуется, бедолага. Он, небось, своего бесноватого Адольфа никогда вживую и не встречал, только на фотках, да портретах. А тут такая оказия. Ну, и собственно, пропаганда у них вовсю молотит, представляя конченного утырка Алоизыча чуть ли не богом во плоти. — Нельзя к Главе Рейха в таком виде… не положено… — продолжал талдычить оберфюрер, зная, что, если я не захочу — то всей собранной здесь танковой бражкой, даже с поддержкой десятка далеко не самых слабых Некромагов, не удастся «нагнуть» дряхлого на вид старика Хоттабыча. Я, как тот Шалтай-Болтай, которого и вся королевская конница, и вся королевская рать… Только вот не знают они, что от меня на сегодняшний момент один пшик остался. Но я еще вволю попользуюсь своей «былой славой».

— Хочешь, скажу тебе, как на духу, Робка, — подпустив толику презрения в свой хрипловатый голос, произнес я своей фирменной недовольной манере, — плевать мне на все ваши великосветские условности с высокой колокольни! Я и в России перед царем-батюшкой на цырлах не ходил, и при Советах жопу никому не лизал! А когда недовольные моей независимостью товарищи, которые нам вовсе не товарищи, меня в Абакане заперли, пришлось им весь этот Абакан испортить! Да ты же сам там был, Робка, — напомнил я Хартману между делом, — и все сам своими глазами видел.

— Видел… — не понимая, что ему делать дальше со сбрендившим стариком-маразматиком, обладающим чудовищно сильным Даром, растерянно повторил за мной Роберт.

— Ну, что я хочу сказать — не повезло твоему Фюреру! Это ему со мной интересно встретиться, а мне, честно признаться — похрен! Стар я для таких встреч, а еще вымотался и устал, как собака. Может, перенесем намечающийся сабантуй? Или как-нибудь без меня, а?

— Как это? — Натурально опешил Харман. — Это специально… Фюрер… аудиенция… — Похоже, что критическое мышление оберфюрера дало сбой. Как бы я к нему не относился, он был не только настоящим немцем до мозга костей, но еще и настоящим офицером, для которого пресловутый немецкий орднунг и военная субординация — это краеугольные камни на которых стоял весь его окружающий мир. И выдерни из этого фундамента хоть один камешек, весь мир полетит в тартарары. Да, работать с ним еще, чтобы сделать не бездушную машину, а настоящего человека, не переработать! Но это задача на будущее, а пока достаточно мучить пацана, а то его еще апоплексический удар хватит.

— Ладно, Робка, едем — пошутил я мальца! — довольно хихикнув в кулак, произнес я, доставив себе невероятное удовольствие наблюдая вытянувшуюся физиономию Хартмана.