"Девочка в реакторе"

Мила, положив грудь на стол, слегка придвинулась к собеседнику:

– Ты что, ко мне клинья подбиваешь?

– А что такого? Да, я не скрываю, что ты мне нравишься!

– У меня муж! Я занята!

– Кого это когда останавливало…

– Меня! Мне не нравится, что за мной, будучи замужней женщиной, бегает какой-то фотоаппаратчик!..

– Я попрошу…! Фотоаппаратчик намного лучше физика-ядерщика, он хотя бы не помрет раньше жены!

Небольшая компания, состоящая из девушек, сидели неподалеку и громко смеялись, воспользовавшись коротким перерывом.

Женщины в Чернобыле работали уборщицами, посудомойками и прачками, медсестрами и врачами.

Мила, оглянувшись, бросила на ровесниц переполненный грустью взгляд и снова обратила взор на сидящего напротив фотографа-молдаванина. Его кудри забавно торчали из-под шапочки. Сам он носил усы и выглядел довольно старомодно.

– Смотрите-ка, наша Милка нашла себе кавалера! – и снова брызнул громкий смех, похожий на поросячий визг.

– Тебе что, одного мало?

– Бедная, бедная Мила!

– Они меня недолюбливают, – девушка грустно улыбнулась, опустив взгляд на пустой граненый стакан, – с тех пор, как меня назначили их главной.

Затем тяжело вздохнула:

– Наша жизнь никогда не будет прежней…

Одна из дамочек, выглядевшая чуть постарше громко хохочущих девиц, присоединилась к их столику.

– Ты права. Я директор местного ресторана. Услышала, что вы беседуете, решила к вам присоединиться. Не хочу болтать с этими квакушками. Они только и делают, что сплетничают и смеются.

У нее были слегка рыжеватые, кудрявые, волосы. Круглое лицо с темно-карими глазами. Она без устали поправляла очки, съезжающие с переносицы.

– Я несколько раз отказывалась сюда ехать. Мне сказали: “Вы обязательно должны поехать и помочь родине”.

Сотрудников здесь постоянно не хватает, работаю то за официантку, то за повара или уборщицу. У женщин очень тяжелый труд. Хоть нам постоянно и делают поблажки, все равно хочется как можно скорее покончить со всем этим и уехать.

Мила подняла глаза и в упор посмотрела на фотографа.

– Я Мила. Это Игорь. Он фотограф, снимает тут все.

– Я Люба.

– Меня назначили старшей. А я даже не знаю, что делать…

– Следи за порядком, да и все. Вон тех пигалиц, – Люба ткнула пальцем в громко смеющихся девушек, – ремнем под зад да по рабочим местам. Совсем раскудахтались, курицы!

– Да-а-а… – грустно протянула девушка, вновь опустив взгляд.

– Ты какая-то убитая. Это они тебя так задели, что ли?

Мила промолчала.

– Да не обращай ты на них внимания. У них вместо мозгов газетные вырезки.

– Все нормально.

Мила встала из-за стола и вышла на улицу. Вытащила припрятанную сигарету из кармашка темно-зеленых брюк и прикурила, пустив одинокую слезу.

Игорь неожиданно возник рядом.

– Вот уж не знал, что ты куришь.

– Мне просто одиноко. Мой муж там, – Мила кивнула в сторону атомной станции, – и я не вижу его уже который… месяц?..

На бледном лице появилась кривая, преисполненная боли, усмешка.

– Ты можешь поговорить со мной. Я тебя внимательно выслушаю и поддержу.

Девушка в упор посмотрела на возвышающегося над ней фотографа.

– Послушай, я тебя уже все сказала. Я не хочу, чтобы эти сплетни дошли до моего мужа, ясно?!

– Ясно. Я понял. Незачем так нервничать.

Мила фыркнула и, бросив недокуренную сигарету в мусорную урну, быстрым шагом направилась в сторону городской площади.

– Мы не намерены получать лишние дозы из-за твоих фотографий.

В тот же день уставший репортер направился к “крышным котам”, убирающим обломки графита на кровле третьего энергоблока.

“Роботы, что дали нам западные партнеры для устранения последствий аварии, оказались бесполезны – высокие радиационные поля на кровле третьего блока вывели их из строя. Пришлось отнести их на специализированную свалку, куда доставляют сломанную радиоактивную технику”

– Вы не понимаете, мне нужно – нет, просто необходимо! – снять жерло разрушенного реактора! Я делаю это не для себя, а для людей, что будут жить после нас, чтобы они знали, как мы боролись со стихией, вырвавшейся из-под нашего контроля! Как вы этого не понимаете…!

“Коты”, сложив руки на груди, смотрели на фотографа испытывающими взглядами.

– Ну поймите же вы, насколько это важно! Я ни в коем разе вам не помешаю. Ведь вы, в конце концов, должны делать какую-то работу, вот и делайте, а я буду рядом делать свое дело.

– Рядом? Что значит “рядом”? Там, где с виду неприметный обломок графита “светит” похлеще самого реактора?

Игорь смутился.

– Ну… да…

“Коты” переглянулись между собой.

– Ладно, черт с ним! Мы так только время потеряем!

Они поднялись на чердак третьего энергоблока.

Там уже были пробиты и защищены свинцовым стеклом специальные смотровые отверстия, сделанные курчатовскими учеными.

И кусок металлической трубы, возвышающейся над третьим и разрушенным четвертым энергоблоком.

– Это все не то! Мне нужно попасть на крышу!

– Нет, нет и еще раз нет! Советую вам не подвергать лишней опасности ни себя, ни моих ребят! Там, чтобы вы знали, излучения куда больше, чем в самом реакторе! Вам что, мало приключений на пятую точку? Вам нечем себя развлечь?

– Мне просто нужны фотографии.

– Я же беспокоюсь о своих ребятах…

– Не-е-ет, товарищ Юрченко, вы беспокоитесь обо мне. Ну и о себе, совсем чуточку. Вы же знаете, если дозы достигнут определенного уровня, нас с вами отправят на отдых. А он будет долгим, настолько, что мы с вами можем сюда и не вернуться. Вы, как и я, боитесь допустить мысли, что все будет сделано без вашего участия.

“Коты” наградили друг друга насмешливыми взглядами.

На настырного репортера надели свинцовую манишку, сверху защитный костюм, шапочку и капюшон, закрывающий лоб и плечи. Выдали десять пар перчаток, респиратор-”лепесток” и специальные ботинки на свинцовых прокладках.

Камеры вложили в свинцовый бокс.

– Как только я досчитаю до двадцати, ты немедленно вернешься на чердак. Понятно?

– Вполне.

– Вперед!

Игорь поднялся с чердака по хлипкой металлической лестнице на кровлю третьего блока, приготовив заранее камеру.

– Раз!

Съемка началась.

Больно хлестнул порыв ветра.

– Два!

Игорь осторожно направился к жерлу реактора.

– Три!

При этом он держал одну из своих тяжелых камер, пытаясь зафиксировать все, что попадется в объектив.

– Четыре!

Обломки графита поблескивали от света солнечных лучей.

– Пять! Шесть!

Оставалось всего ничего до реактора.

– Семь!

Сердце нещадно билось о ребра, грозя выпрыгнуть из груди.

– Восемь!

Вот и жерло реактора.

– Девять! Десять!

Увиденное заставило фотографа охнуть.

– Одиннадцать! Двенадцать!

Перед этим пасть разрушенного реактора ему удалось видеть с высоты птичьего полета.

– Тринадцать! Четырнадцать!

Игорь включил камеру, занеся ее над чернеющим жерлом.

– Пятнадцать! Шестнадцать!

Он старался записать все детали увиденного, понимая, что для этого понадобится больше времени.

– Семнадцать! Восемнадцать!

Фотограф, прервав съемку на самом интересном месте, побежал обратно к чердаку.

– Девятнадцать! Двадцать!

Игорь пролез в отверстие и скатился по лестнице.

– Ну?

– Все прошло на “ура”, но этого недостаточно, чтобы снять интересный фильм. Мне придется снова просить вас пустить меня на крышу.

– Знаешь что…! С меня хватит! Ты рискуешь не только своей шкурой, но и моими ребятами, ставишь под удар всех нас, чтобы снять дурацкий фильм! Такого ненормального я еще нигде не встречал!

Тебя что, в детстве головой роняли? Ты хоть понимаешь, насколько это небезопасно? Я пошел тебе навстречу, а ты решил сесть мне на шею?!

Ладно, черт с тобой! Даю тебе еще двадцать секунд! И больше – не проси!

Вернувшись, Игорь, нисколько не смущаясь и мысленно приготовившись к бурному потоку брани, попросил еще раз подняться на крышу.

Тем временем на крыше третьего энергоблока бурлила работа.

– Так, товарищи солдаты, – скомандовал генерал-майор Тараканов, обводя крепких мужчин в плотных защитных костюмах, – делаем все как и вчера – заходим на крышу по восемь человек, берем специальное снаряжение и сбрасываем заранее намеченный обломок графита в реактор. Даю вам сорок секунд. Как только прозвучит сирена, тут же возвращаемся обратно. Марш!

Восемь солдат, подхватив лопаты, побежали на кровлю по хрупкой металлической лесенке.

– Вы ждете особого приглашения, товарищ репортер?

Игорь, оцепенев от увиденной картины, лишь растерянно кивнул.

На крыше он был девятым.

Одна из фотокамер тут же защелкала.

Восемь бравых ребят, подцепив лопатами выброшенные из реактора обломки графита, потащили их к обрыву.

Неподалеку Игорь заметил дозиметриста. Его он тоже сфотографировал.

Прозвучала оглушающая сирена.

– Благодарим вас за помощь родине!

Солдатам вручили благодарность и денежную премию.

– Завтра же поедете домой. Вы уже достаточно накопили свои дозы. А вас, товарищ репортер, я попрошу остаться.

Игорь с недоумением обернулся.

– Командование попросило вас сделать панорамную съемку. Так они быстрее запомнят, где какой обломок лежит. И запомните: нужно заснять все обломки, даже самые мелкие. Вы меня поняли?

В двадцать ноль-ноль на столе у командования уже лежала панорама кровли третьего блока.

“Победа?

Нет, поражение.

Какую глупость я допустил, не засняв человека у развала реактора – доказательство того, что все под контролем”

Глава XX

И так Сергей ездил до конца маршрута, желая, изнемогая и не смея.

И – терзаясь!

“Что, муки неразделенной любви? По сравнению с этим муки неразделенной любви утонченное наслаждение жизнью!..”

Его кидало из жара в холод, из стороны в сторону на ухабах и кочках, из холода в жар, покрываясь испариной от невероятных усилий.

Сергей трясся внутри бронированной машины всю дорогу.

Когда тяжелый военный броник ехал уже вдоль трассы мимо АЭС и на Чернобыль, он лихорадочно прикидывал, глядя на обочину – то на левую, то на правую:

“Здесь? А какой там уровень? А вон там?.. Уже проехали… А тут – голяк, ни кусточка! Ладно… Там? Людей много… Машин по трассе до черта!”

Лейтенант что было сил сцепил зубы, иногда, если позволяли силы, проглатывал слюну, ибо в животе яростно бурлило и давило ниже спины.

И его раздражало невероятное спокойствие спутницы.

– Ну ты же женщина! Войди в мое положение!

Марина усмехнулась:

– Я тоже обязана обсираться?

– Ну хоть капельку любви… сочувствия…

– Терпи, казак, атаманом будешь.

Сергей едва не расплакался.

К его небольшой компании, состоявшей из него самого и золотоволосой молодой девчонки, примкнул еще и дозиметрист, один из “крышных котов”.

– Я кое-как добился, чтобы мою службу продлили! – он приземлился рядом с Мариной у костра – лейтенанта мучило несварение желудка, и он бегал через каждые пятнадцать минут в сортир и обратно. – Я Андрей. Я работаю здесь дозиметристом. Сначала погнали на крышу третьего блока, сейчас несу службу на земле.