С.С.С.М.

— Там нет ресторанов. Вся еда бесплатна. И кавалеров с дамами тоже нет — все товарищи.

— Все товарищи! Хи-хи! Слушай, а… хи, не могу, как смешно!.. а где это такая страна?

— Что за вопросы? Ты что, глобуса ни разу не видела? — обиделся Кирпичников.

— Глобус есть только в школе, — легко ответила Жакетта. — А я в школе не училась. Помогала маме делать паровозики, чтобы прокормиться, какая уж тут учеба! Ладно, думаю, что к тетушке Луизон все-таки стоит заглянуть.

В кафе было двое посетителей: потертый старикан, ничего не заказавший и сидевший задом к столику, да собака, что-то искавшая на полу. На новых гостей заведения она отреагировала быстрее, чем тетушка Луизон: подбежала к Краслену и начала его обнюхивать.

— … А она что? — спросила хозяйка за стойкой.

— Послала к чертям, — отвечал старикан.

— Ну, а ты что?

— Доброй день, мадам Луиза! — прервала Жакетта их беседу. — Можно нам две чашки баваруаза? В долг?

— В долг? Что-то негодящего парня ты себе выбрала, девочка. Или он работает на фабрике Денуартера, где уже три месяца не выплачивают зарплаты? Тогда все понятно.

— А нам можно в долг? — спросил один из возникших в дверях бледных, тощих молодых людей в беретах.

— Разумеется, нет! Сколько можно повторять!? Погляди-ка на них, Гийом: опять заявились, бездельники!

— Мы не бездельники. Мы занимаемся творчеством. Обещаем, мадам: как только…

— Вон отсюда! Мне не нужны ваши обещания и ваши чертовы картины! Они даже на растопку печи не годятся! Я не кормлю нищих и не занимаюсь благотворительностью!

Печальные художники ушли.

— Так, ну, а ты что? — продолжила Луиза беседу со стариком.

— Я сказал ей все, что думаю.

— Про Поля?

— И про Поля.

— А она что?..

Краслен и Жакетта устроились за дальним столиком: он был самым чистым и единственным таким, все стулья возле которого были из одного набора. "Кавалер" разместился на одном, "дама" на другом, на третий же без промедления запрыгнула скучающая собака. Поставив передние лапы на скатерть, она радостно оглядела новых знакомых, несколько раз громко гавкнула и вывалила язык.

— …Она ответила, что я старый дурень и ни на что не гожусь. Подумайте, какая!..Не бойтесь, господа, Галета не кусается!

— Ну, чего расселись? Забирайте свой баваруаз, не тащить же мне его через весь зал, если вы даже не платите вовремя!.. Так, ну, а ты что?

— А я что? Уже и не помню…

Забрав напитки в почти не битых чашках и вежливо разъяснив собаке необязательность ее присутствия за столом, Краслен тихо произнес:

— Послушай, у вас что, так и принято: обсуждать незнакомых людей, комментировать, кто с кем пришел, лезть со всякими интимными вопросами? Вот мы в Краснострании все делаем сообща, да и имущество почти все у нас коллективное, а все-таки ведем себя скромнее!

— Но всем же интересно, кто со мной! Что тут такого?

— Впервые вижу целую страну людей, которым есть дело до всякой ерунды, но наплевать на то, что делается в мире!

— А что делается в мире? — спросила Жакетта.

— Много чего! — авторитетно ответил Кирпичников. — Рабочий класс жмет капиталистов, буржуазия загнивает, человек человеком эксплуатируется, фашизм когти показывает, война бушует!

— Но она же бушует в этой… как там… в общем, далеко. Шпицрутен хочет цивилизовать дикие народы, привыкшие грабить и убивать, так мне объяснил дворник с нашей улицы. По-моему, это даже хорошо. Во всяком случае, на торговлю игрушечными паровозиками точно не повлияет.

— Но, Жакетта! Ты даже не понимаешь, что такое фашизм! Ты представить не можешь, что такое концлагеря, устроенные Шпицрутеном, сколько невинных людей гибнет там ежедневно!

— Слушай, не будь таким нудным, Краслен, да?

— Да.

— Пока ты самый скучный из парней, с кем я гуляла!

— Но…

— Поговорили пять минут о войне — и достаточно. Сколько можно об одном и том же? Скажи-ка лучше, ты танцуешь? Вальс? Жаву? А может, танго? Сегодня в восемь танцы в Ля Генгет. Послушаешь, как Паскаль играет на аккордеоне — и сразу забудешь о своей скучной политике.

— Но, Жакетта!

— Там уже фонарики развесили! Весь город соберется!

— Я, конечно же, не против потанцевать…

— Правильно, парень, сходи, развлекись! — вклинилась в разговор хозяйка заведения. — И брось эту политику! Она еще никого до добра не доводила!.. Так, приятель, а ты кто такой? Что-то я тебя здесь раньше не видела!

Одноногий субъект в старой, времен Империалистической войны военной форме, доковылял до середины зала и поднял левую, свободную от костыля руку, в которой виднелась пачка каких-то бумажек.

— Попрошу минутку внимания, братья-шармантийцы! — объявил он. — Предлагаю вам ознакомиться с бюллетенем Народной партии! Зачем мы отстояли свою Родину в прошедшей войне, зачем глотали иприт, оставляли на полях свои руки и ноги!? Для того ли, чтобы инородцы, эмигранты и коммунисты пользовались благами нашей родины! Шармантийцы, ведь вы шармантийцы! Вспомните о национальной гордости!

— Да это же фашистский агитатор! — прошептал Кирпичников.

— Еще один крикун, — вздохнула девушка. — Мой братец любит таких слушать. Надо будет познакомить тебя с моим братцем. Вы найдете общий язык.

— У меня нет ничего общего с фашистами!!!

— Но ты же говорил, что за какую-то партию? Ах, впрочем, не пудри мне мозги всеми этими их названиями! Достаточно второго братца: как только он приходит, так сразу начинает изводить всех разговорами о футбольных командах!

— Жакетта, при чем тут футбол!?

— Боже мой, сразу видно, что ты не шармантиец! Тебе так не хватает легкости!

— …Шармантийцы должны править миром! — сказал одноногий.

— Верно, верно! Дело говоришь, приятель! — подал голос старикан.

Собака радостно завертелась вокруг фашиста и лизнула ему ладонь.

После "завтрака" отправились в кино. Стоя перед афишей, Жакетта спросила, что показывают: оказывается, она даже читать не умела. Ближайший сеанс обещал музыкальную комедию "Птенчик из Клиши, или Красавица под зонтиком" — на него и взяли билеты.

В зал Жакетта и Кирпичников вошли почти первыми: кроме них, там был единственный мосье, храпевший под одной из скамеек последнего ряда. "Да это же Арно с Торговой улицы! — с готовностью прокомментировала девушка. — Ну, брат отца второй снохи мадам Луизы! У него сына в прошлом году в шахте завалило, а дочка в заведении работает. Ну, в заведении, понимаешь?".

Вскоре зал стал наполняться зрителями: в основном, молодежью, рабочей, мелкобуржуазной и деклассированной. Явились и девицы из названного Жакеттой "заведения": безвкусно накрашенные и дурно одетые, они прошествовали цепочкой со своей "мамашей" во главе и заняли места в одном из первых рядов. "Эй, девчонки, гостей принимаете?" — крикнули сзади. "Приходите завтра, мальчики, мы нынче выходные, в профсоюзе состоим!" — гордо ответила мадам, не обращая внимания на насмешки. "Сегодня вместо них — Зизи Мартен!" — схохмил белокурый парнишка в соломенной шляпе. "Что!? — с места вскочила девушка в грязном свитере и с густо подведенными глазами в стиле "вамп". — Да как ты смеешь оскорблять меня, червяк!? Признайся всем, что я тебя бросила! Я пошла с Шарло, а не с тобой, вот ты и злишься! Посмотрите-ка на него, каков выискался!". "На себя погляди! — отозвалась с другого конца зала пышная особа средних лет. — Уж молчала бы, шалава! Про твои прогулки все наслышаны!". "Язык попридержи! — разозлилась Зизи Мартен. — Я, в отличие от некоторых, не строю шашни со свекром!" "Потому что у тебя его никогда не было и не будет!" — ответила, не моргнув глазом, оппонентка. Из-за пианино вскочил тапер. "Это правда?! — истошно заорал он, общаясь к пышной особе. — Это правда, Софи?! Правда то, что я только что услышал!?". "Что за шум? Раскричались… Поспать не дадут… Сволочи! Негодяи! Чтобы вам всем провалиться!" — зарычал из-под скамейки Арно.

— Прошу внимания! — объявил появившийся перед экраном человек к пачкой листовок. — Минуточку внимания, товарищи! Все, вы, наверное, знаете о жестокой захватнической войне, развязанной фашистским диктатором Шпицрутеном против молодых республик Шпляндии и Фратрии! Всем вам известно о братоубийственной бойне в Котвасице! Все вы слышали о бесстыдной аннексии вячеславских земель! Шармантийское правительство трусливо потворствует распускающей свои щупальцы фашисткой гидре! Кто может остановить грабежи и убийства? Кто может защитить мир от надвигающейся катастрофы? Кто должен схватить за руку зарвавшегося брюннского шакала? Есть такая партия, товарищи! Вступайте в…

— Пошел вон! — вскричал Арно, высунувшись из-под лавки.

— Пошел вон!!! — хором заорали зрители. — Кому ты нужен со своей чертовой болтовней!?

— Дай хоть здесь отдохнуть! — заворчали "девочки" из "заведения".

— Убирайся с глаз долой, безбожник! — взвизгнула какая-то старушонка.

Тапер и еще один тип, выбежавший из подсобки, схватили пропагандиста, пытавшегося раскидать свои листовки, и выволокли из зала.

Наконец, погас свет. Жакетта нежно прижалась к Красленову плечу. Кинопроэктор застрекотал, на экране появились белые закорючки…

— А я не буду играть! — раздался в темноте голос тапера. — Я отказываюсь играть до тех пор, пока Софи мне все не объяснит!

Белые закорючки исчезли, кинопроектор замолк, снова включился свет. Зал засвистел, завозмущался.

— Играй уже, дома разберешься! — кричали зрители.

— Играй, собака, иначе я тебе шею сверну! — заплетающимся языком проговорил обитатель Торговой улицы и грохнулся обратно под лавку.

— Я верна тебе, пупсик! — вскричала Софи. — Клянусь Богом!

Вышел хозяин кинотеатра и начал ругаться с тапером. Зизи Мартен продолжила перепалку с бывшим поклонником в канотье. Те, кто не болел ни за него, ни за нее, принялись задирать девиц из "заведения".

"Кажется, совершить революцию в этой стране будет труднее, чем где бы то ни было, — удрученно подумал Кирпичников. — Шармантийский обыватель — главное препятствие на пути построения коммунизма. Так, пожалуй, и назову свою статью об этом. "Красные зори", наверное, напечатают".

Наконец, тапер с Софи пошли решать свои проблемы, хозяин театра более-менее успокоился, свет снова погас, и пустили кинохронику.

Сначала, естественно, шли новости первостепенной важности: замужество какой-то киноактрисы, хождение акробата по канату, натянутому между небоскребами, слон в зоопарке, игра в теннис на крыльях аэроплана… Затем долго демонстрировали нового премьера и его рукопожатия с каждым членом кабинета. Мельком показали бастующих горняков и почтальонов. Наконец, дошла очередь и до событий в мире. Кадры бегущих солдат на фоне вздымающихся столбов пыли и летящих во все стороны шматков земли вперемешку с осколками сопровождались текстом о том, что "в Шпляндии и Фратрии продолжается вооруженный конфликт". Вслед за этим появилась довольная, откормленная и здорово отретушированная физиономия брюннского канцлера. Несмотря на щегольской черный фрак и розу в петлице, вид у него был, как обычно, слегка придурковатый, вернее сказать, безумный: лихорадочно блестящие глаза, налипшая на лоб редкая челка, измятый, словно его жевали, галстук. "Премьер-министр Брюнеции демонстрирует способности к предвидению" — последовал текст на экране. "Что-о-о???" — изумился про себя Кирпичников. "Вся страна в восторге от того, как господин Шпицрутен верно предсказал динамику курсов акций и развитие событий в Маняне. Его считают настоящим пророком!" "То ли я рехнулся, то ли он", — подумал пролетарий. Не успел он сообразить, кто же все-таки лишился разума, как хроника сообщила еще более сногсшибательное известие: Гласскугель освобожден и снова приближен к Шпицрутену. На черно-белых кадрах канцлер обнимал наряженного в парадный мундир с аксельбантами похитителя ученых и позировал фотографам.