Турнир

2. Трис

Вечер выдался на редкость спокойным, вернее, Трис сделал его таким сам. Не велика хитрость – послать вместо себя на раут к герцогу де Бофремону свою младшую сестру. И протокол соблюден, - Мишильеры представлены своим коннетаблем, - и Габи довольна. Ей такие мероприятия все еще нравятся: возможностью покрасоваться в фамильных драгоценностях и платьях от-кутюр, посвинговать, выпить немножко шампанского, к которому она как-то незаметно пристрастилась, завести какой-нибудь скоротечно никакой роман. Гулять по-настоящему, она пока не начала. Во всяком случае, Трис на это очень надеялся, исходя из предположения, что, если она с кем-нибудь и успела переспать, то все-таки однократно и мимоходом, не наделав этим большой беды и не создав ни себе, ни ему лишних проблем. Итак, у него нежданно-негаданно, - а, на самом деле, и жданно, и гаданно, поскольку сам все спланировал, - образовался свободный вечер, и после нескольких коротких, но важных встреч, Трис отправился в свой секретный архив.

Дело в том, что, как он и обещал своему новому приятелю, Трис, и в самом деле, занялся разбором архивов своего «великого отца». Причина, впрочем, была не в просьбе Зандера, - да и разбором бумаг Августа Мишильера Трис озаботился еще до знакомства с доктором фон Берлингом, - а, прежде всего, в том, что вопросы, связанные с теорией множественности миров, были ему отнюдь не безразличны ни как ученому, ни как человеку, прошедшему однажды сквозь Великий Барьер. Трис мало что помнил о своей прежней жизни, но, основываясь на случавшихся у него тут и там странных оговорках, нетривиальных ассоциациях, чуждых мыслях и необъяснимых реакциях на самые обыденные вещи, - типа собственного отражения в зеркале, - сумел в какой-то мере реконструировать образ себя прежнего. Он вычислил, к примеру, что прожил там и тогда довольно долгую жизнь, однако умер скорее всего, не стариком, а пожилым, но все еще дееспособным мужчиной. Внешность у него в том мире была, наверняка, вполне заурядная, поскольку здесь и сейчас его поначалу чрезвычайно удивлял тот недвусмысленный интерес, который проявляют к нему особы противоположного пола, даже те из них, кто не знает, что он богач, аристократ и могущественный колдун. Теперь, в этом мире, Трис явно был выше и физически крепче себя прежнего, и, разумеется, в своей прошлой жизни Трис не был знаком с магией. Однако, там, как и здесь, он, по-видимому, являлся широко образованным человеком и профессионально занимался наукой. Однако имелись и различия. Здесь и сейчас он являлся наследником, если не сказать, реципиентом знаний и умений Августа Перигор-Мишильера, во всяком случае, значительной части этих интеллектуальных сокровищ, тогда как Там он, предположительно, получил отличное формальное образование, имел научную степень и, возможно, даже преподавал в университете сам.

Разумеется, реконструкция эта существовала только в его голове, - в «ментальной виртуальности» его сознания, как он это называл, - так как доверить эту правду бумаге он попросту не мог. Слишком много бед, как он знал из истории, что того мира, что этого, случилось со многими небесталанными людьми из-за их простодушной уверенности в том, что хорошо спрятанные личные записи никто посторонний никогда не найдет, и конечно же не прочитает. Поэтому Тристан был в этом смысле крайне осторожен и ничего из того, что, попади оно в чужие руки, раскроет тайну его личности, не записывал. Память у него, слава богам, была не просто хорошая, - а исключительная по своим характеристикам, - и все, что нужно, он мог легко хранить в голове. Однако интерес ко всему, что связано с Барьером и миром «по ту сторону реальности», скрывать ни от кого было не нужно. Не было необходимости, поскольку такой интерес не должен был вызвать подозрений ни у близких, ни у дальних. Он ведь легко объяснялся простой любознательностью просвещенного дилетанта.

Другое дело, что для подобного рода изысканий у Триса, к сожалению, не находилось достаточно времени. Архив, оставленный ему в наследство Августом Перигор-Мишильером, был огромен и хранился, как минимум, в трех разных местах, в трех замках, принадлежавших ему и перешедших теперь по наследству к Трису: в долине Луары, в Арденнах и в графстве Сентонж. Курсировать между ними Трису было не с руки, да и времени пожить спокойно в любом из них, чтобы поработать в тишине и уединении, у него попросту не было. Однако за последние четыре месяца ему удалось собрать наконец все бумаги отца под одной крышей: в специально оборудованных для хранения архива, - то есть, надежно защищенных от чужого проникновения, а также от сырости, огня и грызунов, - глубоких подвалах палаццо Коро.

В этом огромном архиве работали два квалифицированных библиотекаря, составлявшие каталог всех бумаг, книг и предметов, сложенных в большие деревянные ящики еще при жизни первого тана. Раз в неделю Трис получал от этих людей краткие отчеты и, после ознакомления с подготовленными описями, распоряжался в какой раздел архива поместить ту или иную вещь, поскольку не только хотел знать, что же именно оставил ему в наследство его «великий отец», но и организовать хранение этого всего таким образом, чтобы потом можно было быстро найти то, что ему понадобится в тот или иной момент жизни. Ну а для этого нужна была научно обоснованная и логичная система хранения и, разумеется, тщательная каталогизация всех бумаг, рукописей и документов, книг и атласов, и множества самых разных, порой весьма диковинных, а порой и попросту неизвестных Трису и непонятно для чего предназначенных артефактов, приборов, минералов и прочего всего.

Разумеется, ему очень хотелось самому покопаться в этих залежах и завалах разнообразного знания, но, увы, обязательства главы клана не оставляли для этого достаточно времени и сил. Его дни были наполнены напряженной работой с финансовыми и юридическими документами, деловыми встречами, брифингами, совещаниями и разбором внутреклановых проблем. Но и это не все. Являясь одним из Высоких князей империи, Трис должен был появляться также на состязаниях, проходивших в рамках Турнира, и на светских мероприятиях, - хотя бы некоторых из них, - проводившихся в столице в связи все с тем же гребаным Турниром и не менее отвратительными капризами императора и принцессы Эвы Сабинии. Впрочем, кое-куда он ходил не только из необходимости поддерживать свое реноме. С некоторыми людьми, - с тем же князем Трентским или с герцогиней Перигор, например, - он встречался отнюдь не по одной лишь обязанности. Кое-кто был ему лично интересен и симпатичен, а кое-кто попросту необходим. Трис ведь являлся здоровым молодым мужчиной. И ему хотя бы иногда – а по правде говоря, едва ли не каждую ночь, - нужна была женщина в постели, чтобы днем работать, а не отвлекаться на глупые мысли, возникающие из-за естественных потребностей организма. Однако с проститутками и профессиональными куртизанками он этим заниматься не любил, - хотя и снисходил до них временами по крайней нужде, - а романы, даже самые скоротечные из них, отнимали слишком много драгоценного времени, да и душевных сил, порой, на них уходило немало. Поэтому на столь любимые им научные изыскания времени, увы, почти не оставалось, а жаль.

Итак, спустившись по нескольким лестницам в глубину скалы, на которой стояло палаццо Коро, Трис достиг, наконец, последней из трех заговоренных дверей, той, за которой, собственно, и находился теперь его архив. Здесь, в просторном зале с довольно низким сводчатым потолком, опиравшимся на приземистые кирпичные колонны, стояли застекленные шкафы с книгами и рукописями. Все остальное богатство: артефакты, научные приборы, забавные вещицы, чудом пережившие долгую череду веков, редкие минералы и прочие чудесные и попросту уникальные вещи хранились в другом помещении, но сегодня они были Трису без надобности. Нынешний его визит в архив был связан с подборкой документов, имеющих прямое отношение к теории множественности миров. Сейчас все эти бумаги были аккуратно и в хронологической последовательности сложены в четыре небольших архивных коробки, которые, в свою очередь, ожидали Триса на полке рядом с его рабочим столом.

Усевшись в приготовленное для него кресло, Трис открыл первую коробку и тщательно просмотрел хранящиеся в ней бумаги. Все они оказались ему знакомы, поскольку он довольно хорошо помнил их памятью Августа Мишильера, но ничего по-настоящему ценного в них не было, кроме, разве что, конспекта пятой главы небезызвестных «Трудов» Виглера, его, так называемой, «Трансцендентной физики». Само это редкое издание, тот его уцелевший по случаю экземпляр, который «великому отцу» Триса удалось вынести из огня во время пожара, случившегося в 1832 году в Падуанском университете, стоял сейчас в шкафу вместе с другими редкими книгами и инкунабулами на семи языках. Однако было очевидно, что показывать эту книгу князю Трентскому незачем. Не настолько они на данный момент были близки, чтобы делиться такого рода секретами. Другое дело сделанный в давние годы конспект, составленный рукой Августа Перигор-Мишильера. Вот его вполне можно было дать почитать своему новому знакомцу.

Князь Трентский нравился Трису, прежде всего, как человек, не говоря уже о том, что с ним можно было говорить на многие и многие темы, чуждые и непонятные большинству окружающих. Возможно, со временем, они действительно станут друзьями, но дружба - не любовь и не возникает в один день. Она вырастает медленно, - если это, разумеется, настоящая мужская дружба, - и требует усилий с обеих сторон. Зандер, по сложившемуся у Триса впечатлению, к такому подвигу был готов, поскольку испытывал симпатию и к главе клана Мишильер, и к его сестре. Но лишь время покажет, что выйдет из этих обоюдных усилий. А пока Трис был готов поделиться с князем Трентским лишь конспектом, но не самой книгой. Однако и здесь все оказалось не так просто, как полагал Трис, беря эту рукопись в руки.

Начать с того, что это оказался совсем не тот конспект, о котором он помнил памятью своего творца. Это была всего лишь копия известного Трису документа, сделанная отнюдь не рукой самого Августа Мишильера. Некий анонимный переписчик скопировал рукопись тана аккуратным округлым почерком на бумаге отличного качества. Формат in-quarto[80], плотная, пожелтевшая от времени венецианская бумага, черная ничуть не выцветшая с годами тушь. Страницы тщательно пронумерованы и сшиты в тетрадь суровыми нитками.

Перелистывая страницы рукописи, Трис обнаружил, что рукой Августа Мишильера – и совершенно другими чернилами, - в конспект внесены многочисленные схолии[81], замечания, мысли вслух и прочие маргиналии[82], которых очевидным образом не было в оригинале. В некоторых местах текст, вписанный миниатюрными буквами между строк и на широких полях, был столь плотен, что наверняка превосходил по объему то, что было изначально записано на этом листе. Обычно вставки были сделаны красными или зелеными чернилами, но иногда встречались так же фиолетовый и черный цвета. Однако и это не все. В продолжении изучения тетради Трис обнаружил два неродных листа того же размера ин-кварто, не вшитых, а просто вложенных в рукопись между тридцать седьмой и тридцать восьмой страницами, но имевших общую с другими страницами сквозную нумерацию: 37.1, 37.2, 37.3 и 37.4.