Царь нигилистов — 3

Глава 28

— Нет, — ответил Бабст. — Еще Александр Павлович разрешил дворянам записываться в две первые гильдии. А с 1827-го — можно и в третью. Никакие права вы при этом не теряете.

— Отлично! Хотя папа́ не поймет.

— Вы не сможете записаться в гильдию без его разрешения.

— Как несовершеннолетний?

— Да.

— Как бы его убедить, что это дело государственное повышать престиж малого предпринимательства. Ведь только малый бизнес может создать действительно конкурентную среду. Как бы это вообще отвязать от сословий? Судя по отношению отца, дворянину может быть некомфортно платить купеческий налог. Решитесь такое напечатать?

— Думаю, да. Посмотрю, что получится.

Саша напечатал все про права дворянства, и Бабст поморщился от грохота машинки.

— Лучше было записывать лекцию от руки? — прямо спросил Саша.

— Ничего, — улыбнулся профессор. — Прогресс того стоит.

Лекцию про акционерные общества Бабст прочитал через неделю. К этому времени Саша успел набросать свою заметку про налоги: заменить гильдейский сбор патентным, независимым от сословий. Назначить разные цены на патенты по родам деятельности, примерно в пять процентов с примерного годового дохода, платежи для мелких предприятий снизить, для крупных перейти к подоходному налогу.

Бабст прочитал и пообещал дополнить.

Для акционерных обществ существовал налог в 0,15 % с капитала и процентный сбор в 3 % от прибыли. Вроде бы немного, но, по словам Бабста, правительство, утверждая уставы акционерных обществ, устанавливало минимальный размер акционерного капитала в 100 тысяч рублей.

Минимальный номинал акций закон устанавливал в 50 рублей, а максимальный — в 1000. То есть надо было продать 100 акций во втором случае и 2000 — в первом. Точнее 50 и 1000, потому что необходимо собрать хотя бы половину капитала, иначе компанию могли ликвидировать.

Саша не был уверен, что найдет столько вкладчиков, но попробовать стоило.

Акционерных обществ он собирался учредить четыре: «Санкт-Петербургскую телефонную компанию», «Санкт-Петербургский велозавод», «Российские пишущие машинки» и «Первый российский шинный завод». К лету надо было подготовить уставы (к чему он собирался припахать Бабста), подать их на рассмотрение в министерства, получить утверждение уставов правительством. А потом опубликовать их в «Санкт-Петербургских ведомостях» и объявить подписку на акции на следующие полгода.

По Сашиным прикидкам к лету будут готовы привилегии на изобретения, а из путешествия в Италию и Святую землю вернётся дядя Костя, которого Саша надеялся привлечь в качестве одного из учредителей, инвестора и лоббиста.

Так что раньше января 1860-го эмиссии акций не будет. За год бы успели повернуться бюрократические колеса.

Приват-доцент Императорского Санкт-Петербургского университета Дмитрий Иванович Менделеев дочитывал студентам последние лекции и собирался в апреле в Гейдельбергский университет для усовершенствования в науках. А посему обещал Саше только одну лекцию. То есть он, конечно, передавал через Якоби, что прочитает, сколько будет угодно великому князю, но тогда ему придется пожертвовать зарубежной командировкой.

«Ни в коем случае! — отвечал Саша. — Гейдельберг важнее. Одной лекции мне пока хватит. Будет замечательно, если вы ответите мне на несколько вопросов».

Тем временем Соболевский согласился дочитать Саша физику «Весомых». И отдать Якоби вторую часть физики под названием «Невесомые».

«Весомые» включали в себя Механику во всех её проявлениях: от блоков и рычагов до гидростатики и звука. К «Невесомым» относилась оптика и все, что связано с электричеством и магнетизмом, а также Термодинамика: теплород же невесом.

Однако «прочитать» был не совсем подходящий термин для той методики преподавания, на которую Саша уговорил Соболевского.

— Давайте вы мне будете задавать очередную тему из Ленца, а я вам писать всё, что я об этом думаю, — предложил Саша. — А потом вы мне дадите листок с задачами.

— Вы первый мой ученик, который предлагает методику преподавания, — заметил Соболевский.

Методика была фантазией на тему метода Константинова, широко применявшегося в 179-й школе. Если можно сделать листочки по математике, почему их не сделать по физике?

Флигель, пожертвованный Еленой Павловной на лицей имени Магницкого, находился в стадии перестройки, но к сентябрю первая в мире физмат школа обещала быть открытой. Так что Саша хотел заранее обкатать методику. Тем более, что учебник Ленца для сего прогрессивного заведения был явно неприменим.

— Хорошо, — сказал Соболевский. — Тогда посмотрите тему «Свободное падение».

И плотоядно улыбнулся.

Смысл этой улыбки Саша постиг, когда начал читать Ленца.

Глава начиналась с того, что силу тяжести уважаемый академик называл «внутренней». Саша слегка подвис. Ну, какая же она внутренняя, если со стороны Земли?

Вчитавшись, Саша понял, что под внутренней силой автор понимает ту, что действует на тело постоянно, в силу его свойств, например, обладания массой. А внешняя сила — это кратковременная: подействовала и прекратилась. Первая, по словам Ленца, должна приводить к постоянному разгону тела, а вторая к равномерному движению.

Терминология была непривычной, но почему бы и нет.

Равноускоренное движение Ленц называл «ускорительным», а равнозамедленное «укоснительным», что хотелось перевести, как «отлынивающее».

Понятие «ускорение» автор не вводил вовсе. Просто некоторая константа, обозначаемая латинской g. Скорость при этом он обозначал буквой «c», что совершенно сбивало с толку. Ну, скорость света же!

И это самое g у Ленца было равно 32-м футам. Саша перевел в привычные единицы. Получилось примерно 9,75. Не поспоришь. Близко.

С размерностями у академика был полный бардак: в футах он измерял и расстояние, и скорость, и ускорение.

Саша вздохнул, взял листочек и начал переводить Ленца на нормальный язык.

Слава Богу, кое-что он помнил.

Ввел понятие системы отсчета, нарисовал координатную ось, написал, что скорость это производная координаты, а ускорение — производная скорости. Предложил новые размерности.

Причина улыбочки Соболевского обнаружилась в конце главы, когда Ленц выводил формулу для пройденного расстояния, стараясь оградить от высшей математики неокрепшие гимназические мозги. Интегрируя на пальцах, и при этом тщательно скрывая, что интегрирует. В результате вывод простейшего уравнения занимал три с лишним страницы. Видимо, это была местная неберучка. Вроде основного уравнения МКТ.

Саша поморщился и проинтегрировал скорость. Заняло меньше строки.

На всякий случай нарисовал произвольный график со столбиками под ним, в доказательство того, что понимает, что такое интеграл.

На очередном уроке Саша протянул свои листочки Соболевскому.

— Я немного по-другому вывел, чем в учебнике, — прокомментировал он. — Ничего, что скорость «v»? Просто «c» мне кажется обычной константой.

— Ничего, — проговорил учитель. — Вы умеете интегрировать?

— Многочлены, — скромно уточнил Саша. — Что-то сложнее — уже не факт.

— Ладно, — вздохнул Соболевский. — Я сделал для вас подборку задач, как вы просили.

И вручил листочек с рукописными задачками.

В учебнике Ленца присутствовала парочка задач на параграф, но совсем простых, на формулы. Соболевский постарался, но до Гольдфарба и ему было далеко, не говоря про олимпиаду «Физтех». Так что Саша всё решил за полчаса.

Всё-таки такого издевательства над физикой, как ускорение свободного падения в футах, он не вынес и везде писал футы на секунду в квадрате. Зато очень легко запомнилось число 32 вместо 9,8.

Учитель посмотрел решения.

— С вашего позволения, я возьму это с собой, — сказал он. — Собираюсь показать одному человеку.

— Конечно, — беспечно согласился Саша.

Интересно, кому?

Лекция Дмитрия Ивановича состоялась 26 марта. Из-под почерневших сугробов во дворе текли ручьи, и сияла на солнце брусчатка, отражая небесную лазурь.

Менделеев оказался ещё очень молодым человеком с пухлыми губами, высоким лбом и волной зачесанных на бок волос. Будущая окладистая борода была представлена сантиметровым пухом под подбородком и над верхней губой, а черный лавальер напоминал скорее бант гимназистки.

Был четверг, так что учёный доехал до Зимнего только во второй половине дня, после лекций в Университете.

Знакомство с рукопожатием прошло кратко и по-деловому. И гость тут же перешел к сути.

— Я читал ваш вывод и ваши вопросы, Ваше Императорское Высочество, — начал он.

И достал листочки с его выводом основного уравнения. Закон Авогадро был обведен широкой красной окружностью.

— Мне тоже неизвестен учёный по фамилии Авогадро, — сказал Дмитрий Иванович. — Хотя гипотеза интересная.

— Мне казалось, что это век восемнадцатый, — заметил Саша. — Он итальянец. Возможно, поэтому мало известен в наших широтах.

— Опыт Торричелли все знают, — возразил Менделеев.

— За два века слава дошла.

— Вам известен опыт Торричелли?

— Конечно, ртутный барометр.

— Похвально. Но пока я бы не рекомендовал вам это публиковать.

— А если поставить эксперимент по проверке гипотезы? Атомные массы основных газов известны?

— Массы?

— Веса.

— Разумеется: водород, кислород, азот, хлор.

— С хлором бы я не связывался, — заметил Саша.

— Это не так уж опасно.

— Как знаете, но я бы предпочел живого Менделеева в российской академии наук.

— Вы мне льстите.

— Зависит от вас. Газы взвешивать мы умеем?

— Конечно.

— Тогда в чём проблема? Вес газа делим на атомный вес и получаем число частиц. С давлением и объёмом проблем, видимо, ещё меньше.

— Проблема в том, что в лаборатории профессора Бунзена в Гейдельберге я планирую заниматься капиллярными явлениями.

— А газы его совсем не интересуют?

— Интересуют, — обнадёжил Дмитрий Иванович. — Растворимость газов в зависимости от давления.

— Я думаю, что константу, которая в моём выводе, вполне возможно посчитать, и тогда это будет открытие мирового уровня. Как начет совместной публикации? Если конечно гипотеза подтвердится.

— Хорошо, если будет время. А где вы читали про Авогадро, Александр Александрович?

— Честно говоря, я видел его закон во сне, но мои сны обычно сбываются.

— Наслышан, — сказал Менделеев.

— Может и Авогадро найдётся? Сообщество ученых ведь довольно тесное, может слышал кто-нибудь? Он, кажется, из Турина.

— Поспрашиваю, — пообещал Менделеев. — Теперь о ваших вопросах.

— На один вы уже ответили. То есть в настоящее время считается, что воздух состоит из кислорода и азота?

— Да. Вы видели во сне ещё что-то?

— Видел, не смейтесь, — улыбнулся Саша. — Тяжёлый газ, который светиться красивым фиолетовым светом, если пропустить через него электрический ток. И лёгкий газ, который светится красным.

— Любопытно, — проговорил Дмитрий Иванович.

— И оба газа не окисляются. И вообще ни с чем не реагируют, кроме фтора. Фтор известен?

— Да, но не в свободном виде. Только в составе других веществ. Например, плавиковой кислоты.