Рубеж веков

- Что за собачье дерьмо подняла руку на моего человека? – басовито раздалось у увлёкшихся расправой парней. Обернувшись, они увидели Анджело Кальколо, одного из главарей итальянцев, а конкретнее - неаполитанцев. Если ещё конкретнее, то по слухам, он со своей бандой промышлял на границе Кампании и Лацио, скрываясь то в одной, то в другой области, пока их не зажали в западню, где предоставили выбор – помереть в бою, а выжившим – каторгу на рудниках или галерах вице-короля, или поучаствовать в богоугодном деле войны против врагов истинной веры. И, конечно же, если они выберут второй вариант, то все их грехи, совершённые до сей поры, будут отмолены. Ну и никто не будет возражать, если доблестные защитники веры привезут частичку богатств проклятых исмаилитов и еретиков на родину. Перед таким выбором не нашлось отказавшихся отправиться в небольшой крестовый поход. А так как отправились они, можно сказать, добровольно, то и была возможность захватить с собой кое-какие вещички. Сейчас этот здоровяк, ростом не ниже шести футов, был больше похож на какого-нибудь аристократа в своём коричневом дублете с пышными плечами, короткими штанами и светлыми чулками, подвешанным кошельком и небольшим кинжалом на поясе. Шпагу, набивные штаны – плундры, и воротник по моде – и не отличить от средней руки дворянина.

- Твой человек - вор! И за деяния свои он был наказан. Каждому да воздастся по делам его. – встрял тут же Евх.

- Это мой человек, и руку на него могу поднимать только я! А не каждый, кто о себе тут что-то возомнил! – берет на кудрявых волосах здоровяка закачался, грозя упасть. – Бей их!

Взявшие обворованных в полукольцо неаполитанцы ринулись с кулаками в бой. Сид кинулся на Анджело. Лемк сцепился с одним из его подручных, по имени Бальдо. Бальдо был мельче и оказался заметно слабее, а потому сперва поймав его пальцы, он постарался выгнуть их до хруста в другую сторону, а затем пнул в пах, переключившись на помощь парням, которые отбивались от гораздо большего числа соперников. Четверо молотили Петра и Илию, и именно на помощь к ним бросился Лемк. Удар кулаком в затылок одному и вот они уже уровнены в числе, если бы сзади Теодора не пнули под колено, а потом в спину. Слетев с ног и покатившись кубарем, он откатился под ноги нападавшим на Петра, дав тому возможность провести чёткий удар в висок одному из противников, отправив его в беспамятство. Пока вставал, увидел как Месал, кривя в усмешке окровавленный рот и больше похожий на какого-нибудь кровососа, с маху бьёт головой своего противника в каменную стену. Михаил размахивал непонятно откуда взявшейся сучковатой палкой, нанося удары перед собой куда придётся.

Драка разгоралась, входящие в бараки тут же подключались к одной или другой стороне, смотря откуда они были и с кем до этого уже успели поссорится. Первый натиск, находясь в меньшинстве, с трудом, но удалось остановить. Банда Анджело не пользовалась большой популярностью, и хоть их и был не один десяток, остальных было гораздо больше, а потому итальянцев постепенно начали теснить. Из-под ног дерущихся достали Юхима, находящегося в полубессознательном состоянии. Кто первым достал ножи было непонятно, но вот уже в разных местах появился блеск стали, крики и стоны раненых. Лемк тоже достал свой нож, истончившийся от долгого использования. Он несколько лет назад забрал его в одной драке с одним подростком, и это была его первая ценная добыча в жизни. И сейчас он ему сильно пригодился, когда крича, его пытался заколоть очередной противник. Тот, сделав выпад, попытался воткнуть свой кинжал ему в живот. Отпрыгнув в сторону и пропустив его руку мимо, Теодор, держа нож обратным хватом, ударил его сперва в плечо, а затем ударил в шею. Кто-то толкнул раненного врага и тот упал на пол, под ноги Лемку.

В какой-то момент всё резко прекратилось – враги, тяжело дыша, вытирая кровь и пот, откатились в разные стороны, выставив руки с кинжалами и ножами, и держа друг друга на расстоянии. Те, у кого не было острого, из-за их спин посылали страшные проклятья на головы противоположного лагеря.

Но, кто-то видно сообщил главным, и через широкие двери стали врываться солдаты, раздавая удары направо и налево, отчего вновь начался хаос. Предвидя опасность, Лемк скинул окровавленный нож под ноги. Ветераны, как волна мусор, заставили всех выместись во двор. Те, кто мог идти, заковыляли вслед за всеми. В их казарме остались лишь десяток тел, половина которых ещё тряслась. Несколько десятков одоспешенных солдат построили их на площади в несколько шеренг, прошлись, обыскивая по рядам. Нескольких человек, у которых были найдены ножи и сами они имели следы крови на одежде, вытолкали в группу отдельно.

Пока это всё происходило, прибыл хартуларий, местный главный начальник, Пётр Гарид, которого за неполный месяц они видели несколько раз и мельком. Он считался главным над всеми новобранцами, так как формирующийся лагерь находился на территории города. Вместе с ним прибыл Хорхе Мартинес де Лара, четырнадцатилетний парень, сын вице-короля Неаполя, считающийся вторым человеком, главный над всеми иностранными «добровольцами». За его правым плечом возвышался Никколо да Мартони, человек его отца, молодой, но уже ветеран Фландрской кампании. Вот он и являлся фактическим главой лагеря. Зная итальянский и испанский языки, ему их было достаточно для того, чтобы отдать необходимые приказы как своим, так и чужим сержантам, младшим офицерам, а также присутствующим комитам ромеев.

Хартуларий Гарид, разительно отличавшийся по внешнему виду от строгих костюмов испанцев, блестя золотой вышивкой на солнце, прошёлся вдоль строя замерших новобранцев, сопровождаемый несколькими разнаряженными молодыми людьми и не торопясь подошёл к Мартинесу де Лара и да Мартони, обратившись ко второму на староимперском:

- Мой любезный друг, я вижу, что здесь произошло ужасное преступление. Хвала Господу Богу, что я оказался рядом и успел приказать пресечь творившееся убийство. Но также я вижу, что тут замешаны и ваши соотечественники. Поэтому я доверяю разбирательство этого дела в ваши руки, будучи абсолютно уверенным, что вы наведёте должный порядок, который будет соблюдаться и впредь.

Может оно сказано было и не совсем так, но Теодор, замерший в первом ряду, в силу своих куцых нахватавшихся знаний уложивший в своей голове эту речь как-то так.

Раскланявшись с хартуларием и уверив, что всё непременно будет сделано в лучшем виде, испанцы обменялись ещё фразами на итальянском:

- Никколо, этот ромей хочет чтобы мы сами тут разобрались, да? Что мы будем делать?

- Да, мой господин. Начальник лагеря хочет, чтобы как и до этого, он не касался никаких вопросов. А делать мы будем самую полезную вещь для восстановления дисциплины – вешать!

Услыхав последнее слово, «аппендере», пара сотен слегка заволновалась, выйдя из лёгкого ступора, возникшим при виде такого количества знатных людей. Но да Мартони, к которому младшие чины обращались «мой капитан» вышел вперёд и начал медленно выговаривать:

- Я раньше не представлялся вам, поэтому сделаю это сейчас. Я капитан Никколо да Мартони, офицер великой и непобедимой армии Его Величества короля Испании Филиппа Третьего. Вы все явились сюда, так или иначе добровольно, чтобы стать воинами, солдатами, которые будут защитниками нашей святой веры. Отрадно видеть, что вы не боитесь вида крови и вы жаждете её проливать. Печально, что это кровь ваших товарищей, которые в будущем могли бы прикрыть вас от меча сарацин. Поверьте, у вас будет ещё немало способов отдать свою жизнь. Вы должны понимать, что тех, кто убивает моих солдат и вас, которые этими солдатами только готовятся стать, я считаю своими врагами. А к своим врагам я отношусь без всякого снисхождения.

По его команде солдаты вытащили тела из казармы. Шестерых испустивших дух и четверых ещё живых. Своего заколотого противника Теодор среди тел тоже признал. Пока того тащили, за ним оставался широкий след почти чёрной крови. Капитан продолжил:

- Я буду считать этих неудачников, - он ткнул в стоявших отдельной группой новобранцев – пойманными на мете преступления. И отнесусь к ним так, как следует относиться к преступникам. Надеюсь, вы перестанете убивать друг друга. Если нет, то я буду вешать оставшихся до тех пор, пока вы все не кончитесь. Возможно сейчас кто-то меня не понимает, но по вашим лицам я вижу, что хватает знающих людей, вы доведёте до своих товарищей то, что я сказал.

После чего развернулся, отдал ещё несколько команд и ушёл.

Ветераны, матерясь, начали раздавать команды. Трупы, взяв за руки-ноги, потащили на кладбище. Раненых – к врачам. А шестёрку несчастных, озирающихся и зовущих на помощь товарищей – на виселицу, где без всяких построений и присутствия высокого начальства, только под взгляды их друзей, не решившихся вмешаться, они и были повешены под команды одного из ветеранов.

Все друзья Лемка выжили в этот день. Если у них и было оружие, то они догадались его сбросить. Но пережил этот день и Анджело, с большинством своей банды. И то, какие они бросали взгляды на ромеев, не оставляла никаких надежд, что рано или поздно они продолжат прерванные выяснения отношений.

И таких банд, как у Анджело, которым дали возможность искупить свои грехи на родине и подзаработать, было немало. Корсиканцы Джованни Фонтона, генуэзцы Неро Тафура, кастильцы (или как их порой продолжали называть по старым источникам ромеи – кельтиберы) Пабло Магро, Рикардо Маннай, ломбардец Маттео Андреоли. От калабрийцев –Роберто Бевилаква, от сицилийцев – Джузеппе Кольтелло и Антонио Маттоне. Это те, про кого услышали в своей и в ходе общения с новобранцами соседних казарм. А были и арагонцы, баски, португальцы и другие. Многие из той алчной толпы бродяг, азартных игроков, скрывающихся от кредиторов должников, авантюристов, попрошаек, воров, нищих дворян, отставных солдат, наивных мечтателей, слышавшие, какую добычу когда-то взяли латиняне во время четвёртого крестового похода в землях схизматиков и надеявшиеся, что и в этот раз уже им будет чем поживиться. И они, чтобы противостоять в пути уже сложившимся группам бандитов, также сбивались в свои стаи, уже не столько защищаясь, но и грабя тех, кто оказался в меньшинстве или слабее. Нищие ромеи, массово записывающиеся в войска в поисках лучшей доли, тоже не надеялись только на самих себя.