Скандинавский король

Пролог

А К С Е Л Ь

ДВА ГОДА НАЗАД — МАДЕЙРА

Все помнят тот момент, когда они влюбились.

Этот момент, когда секунды словно замедляют свой ход, и впервые ты понимаешь, что не просто живёшь, а чувствуешь жизнь самым большим, самым грандиозным образом. Как будто тебе открыли секрет, о котором знал весь мир, кроме тебя.

Может быть, это взгляд, кокетливое опускание глаз и лукавая улыбка после того, как ты рассказал ужасно плохую шутку.

Это может быть момент, когда ты, наконец, становишься уязвимым, зияющей раной человеческого существа, а они принимают тебя с распростёртыми объятиями и без вопросов.

Возможно, это происходит после нескольких оргазмов, когда весь этот секс и удовольствие превращаются в нечто большее, чем просто физическая разрядка, а в полное поглощение твоей души.

Не существует единого способа влюбиться.

Она может нанести вам шрам, оставить свой след, но это падение, это воздействие, у всех разное.

И всё же, несмотря на всевозможные способы влюблённости, есть особое, неповторимое чувство в тот самый момент, когда ты понимаешь, что тот, кого ты любишь, больше не любит тебя в ответ.

В тот момент, когда ты понимаешь, что любовь, которая у тебя была, ушла, ускользнув от тебя, когда ты не смотрел.

Это не приходит к тебе быстро, с ударом по чувствам. Это не молния, поразившая тебя, не приливная волна, обрушившаяся на тебя, и не ковёр, вырванный из-под ног.

Вместо этого она медленная и коварная, пробирается сквозь тебя, как чернила сквозь воду, пока не проникнет в каждый сантиметр твоей души.

Это неглубокая рана в кишечнике, такая, когда боль не торопится приходить, и в конце концов ты встаёшь на колени, удивляясь, почему ты не заметил её раньше.

Потому что ты думал, что всё пройдёт само собой.

К тому времени твоё разорванное сердце будет медленно истекать кровью.

Есть только одно чувство, когда ты понимаешь, что потерял любовь.

Я бы не пожелал этого своему злейшему врагу.

Только вот сейчас, когда я сижу в кресле в гостиной и смотрю на огонь, я желаю этого им.

Мой враг сейчас — это моя жена.

Та самая женщина, в которую я так неохотно влюбился много лет назад.

Женщина, которая охотилась и преследовала меня, пока я не согласился стать её. Женщина, которая обещала мне, что она будет идеальной королевой, что мы вырастим идеальных детей, и у меня будет та жизнь, которую, как я думал, я упустил в молодости.

Жизнь, где тебя любят.

Я ошибался.

Я знаю своё место в этом мире. Я знаю, что стал королём слишком рано, намного раньше, чем был готов. И я знаю, как всё это работает, что брак по любви редко существует для таких королевских особ, как мы. Но это не остановило разочарование, когда я узнал о… неосмотрительности Хелены.

Но гнев усилился. Разгорелся огонь.

Разочарование, подпитывающее огонь.

Я больше не могу игнорировать это.

Я не могу быть таким человеком, таким королём.

Я должен вести эту страну, а я даже не могу взглянуть в лицо суровой правде.

Моя жена не любит меня.

И я не думаю, что она когда-либо любила.

Всё это было лишь частью игры, игры в то, чтобы поставить такого мужчину, как я, на колени, головой в гильотину¹. Она хотела славы. Она хотела победить.

Я думаю о Кларе и Фрее и задаюсь вопросом, когда они поймут, что всё, что было между их матерью и мной, — ложь. Я думаю о том, сколько мне было лет, когда я узнал, что мои собственные родители ненавидят друг друга. Я бы сказал, довольно молодым. Это было нетрудно не заметить. Вы знаете, когда в доме не хватает любви, когда в семье трещина. Я не знаю, каково это — вырасти, когда всё это осталось нетронутым, но я знаю, что сделаю всё возможное, чтобы у моих девочек не было такого воспитания, как у меня.

Вот почему я здесь, в королевском поместье на острове Мадейра.

Жду её.

Сейчас апрель, сразу после Пасхи, когда мы вдвоём обычно приезжали сюда, чтобы начать летний сезон. В Дании слишком сыро, чтобы заниматься парусным спортом, но Мадейра только-только прогревается. Там, где находится поместье, высоко на склонах центральной горной цепи, ночи бывают холодными, поэтому здесь пылает огонь. Хелена всегда жаловалась, что мы слишком далеко от пляжей, но поскольку большинство жителей Скандинавии проводят зиму здесь, это место было выбрано для абсолютной защиты и уединения.

Она не знает, что я здесь.

Можно подумать, что да, но для этого нужно, чтобы она действительно разговаривала со мной ежедневно. Мы можем жить в одном дворце, но мы даже не живём в одной спальне.

Она летит сюда, приземлится примерно через час.

Уже темно, восемь вечера.

Если она вообще думает обо мне, то, наверное, думает, что я всё ещё в Норвегии, на встрече с королём Арвидом, где я и был сегодня утром. Но в воздухе, на обратном пути в Копенгаген, я сказал своему советнику Людвигу и пилоту, что не хочу возвращаться домой.

Я хотел приехать на Мадейру, чтобы сделать сюрприз своей жене.

Я давно не был с ней в отпуске, поэтому, естественно, все решили, что это романтический жест.

— Сэр, — прорывается сквозь мои мысли голос Людвига. — Уже почти время. Мне попросить Эдварда забрать её?

Эдвард — единственный смотритель здешнего поместья, что означает, что он вдвойне выполняет функции водителя.

Я поворачиваюсь на своём месте и вижу Людвига, стоящего у двери, его осанка, как всегда, жёсткая. Людвиг был советником моего отца, пока тот не скончался, а теперь он мой. Мне нравится этот старик, даже если иногда он кажется слишком формальным. Меня всегда учили не относиться к своим сотрудникам как к друзьям, но иногда было бы неплохо иметь друга.

— Не беспокойся об этом, — говорю я ему. — Я поведу.

— Сэр? — говорит Людвиг, каким-то образом становясь ещё выше.

Я поднимаюсь со стула. — Это будет лучшим сюрпризом, не думаешь ли ты, когда она увидит меня на взлётной полосе?

— Ваше Величество, там темно и дорога ужасная, вы же знаете.

— И ты знаешь, что я более чем способный водитель.

Я не скромничаю. В дни дикой юности, когда мне было 20 лет, я был одним из лучших раллийных гонщиков в Дании. Потом я попал в ужасную аварию и по требованиям моих родителей и общественности, я пересел с автомобилей на лодки. Меньше столкновений на воде, меньше шансов потерять наследника престола.

— Это действительно неправильно — разрешать вам водить машину. Риски…

— Но я же король, — говорю я, направляясь к нему.

Он вздыхает, глядя себе под ноги. — Именно.

— Ты не можешь остановить меня, Ладди.

— Не остановлю, сэр, — говорит он. Он бросает на меня настороженный взгляд. — Просто… вы — единственный король, который у нас есть. Обещайте мне, что вы позволите Никласу вести машину обратно.

Никлас.

Я не могу сдержать кислой улыбки на своём лице. Я похлопываю Людвига по спине и прохожу мимо него.

Никто не догадывается, не так ли?

А если и догадываются, то невероятно хорошо умеют хранить секреты Хелены.

Когда-нибудь и у меня должен быть свой секрет, который будет лучше, чем симулировать брак без любви.

Потому что сейчас это правда. Может, она и разлюбила меня, но вскоре я последовал за ней. Как можно позволить своему сердцу биться для кого-то, когда оно уже разорвано на две части?

Я беру в прихожей лёгкую куртку и направляюсь к чёрному внедорожнику.

Обычно Хелена настаивает на поездке в «Роллс-Ройсе» или «Таун Кар», но с учётом пересечённой местности здесь, на острове, «Лэнд Ровер» лучше.

Я сажусь в него и начинаю спускаться по длинной извилистой подъездной дорожке мимо неработающих рядов нашей собственной винодельни и выезжаю за ворота.

Я сажусь в машину и начинаю спускаться по длинной извилистой подъездной дорожке мимо неработающих рядов нашей собственной винодельни и выезжаю за ворота.

На меня нахлынули смутные воспоминания о детстве, когда мы приезжали сюда всей семьёй. Бегали по виноградникам с моей сестрой Стеллой, прятались от няни, когда пора было ложиться спать. Я был так молод и так свободен, только потому, что не знал ничего лучшего. Я не понимал ловушку королевской власти, что за деньги и привилегии приходится платить страшную цену, которую никогда нельзя игнорировать.

Меня готовили к тому, чтобы я стал королём с самого рождения.

Я просто никогда не знал, что это значит.

Я никогда не знал, чего это от меня потребует.

Мои руки крепко сжимают руль, пока я еду в темноте под старыми дубами. Дорога извивается и поворачивает, как артерия.

Я пытаюсь продумать, что я им скажу.

Но всякий раз, когда я формирую слова в своей голове, ярость берет верх.

Так что я позволил своему разуму оставаться пустым на протяжении всей оставшейся части пути, пока не остановился прямо перед взлётно-посадочной полосой, тридцать минут спустя. Обычно я никуда не езжу без Людвига или королевского сопровождающего, такого как Эдвард, но как король, я могу устанавливать свои собственные правила, и сегодня мне нужно было побыть одному. Кроме того, никто даже не заподозрит, что это я за рулём на этом крошечном частном аэродроме у подножия гор.

Я не глушу машину, заглядываю через руль, чтобы увидеть один из наших небольших частных самолётов. Хелена и Никлас отходят от самолёта. Она немного опережает его, поддерживая видимость. Пока что.

Они проходят через ворота в ограде из цепей, Хелена замечает машину.

Но по мере того, как они приближаются, её походка замедляется, брови нахмурены настолько, насколько позволяет ботокс. Начался дождь, размывая её изображение через лобовое стекло. Она знает, что это я.

Я выхожу из машины и киваю ей и Никласу.

Выражение её лица бесценно. Я хотел бы быть более достойным человеком, чем смаковать такие мелкие желания, но это правда. Она смотрит на меня с чистым разочарованием, понимая, что теперь она не сможет провести свою поездку, трахая Никласа. За этим следует страх. Страх, что о ней узнают, страх, что я что-то знаю — иначе зачем бы я был здесь?

— У вас был хороший перелёт? — спрашиваю я их, сохраняя голос ровным и лёгким. Удивительно, как хорошо мне это удаётся. Мои черты лица редко выдают пламя внутри.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Хелена, её голос вырывается с шипением.

Я сохраняю фальшивую улыбку на губах и жестом показываю на машину. — Я хотел, чтобы это был сюрприз. Мы так редко проводим время вместе. Я не могу вспомнить, когда мы были здесь в последний раз. Обычно здесь только ты и Никлас, только вы двое, не так ли?

Когда я произношу его имя, мои глаза устремлены на него, и мне приходится изо всех сил сдерживать ярость внутри себя. Даже взгляд на него заставляет мою кровь кипеть. Он намного моложе меня, лет тридцати, с этими пустыми глазами и вечной усмешкой на губах. На первый взгляд, он мало говорит и кажется, что он здесь только для того, чтобы подчиняться. Но я знаю лучше. Он может вести себя как послушный дворецкий, но первым бросит вас на съедение акулам. For helvede (прим. пер. — чёрт возьми) он и есть акула.

Хелена только кивает. Она даже не может улыбнуться. Она садится на заднее сиденье и говорит Никласу вести машину.

— Я поведу, — говорю я ей. — Никлас устал от путешествия, я уверен.