Скандинавский король

Глава 21

А В Р О Р А

Одним из преимуществ работы королевской няней является то, что ты работаешь на такого человека, как Аксель. Я знаю, что спать с королевской семьёй, которую ты обслуживаешь, не входит в должностные обязанности, но у нас это неплохо получалось.

Ещё один плюс, который я только что обнаружила, это то, что, когда короли уезжают в отпуск, ты тоже получаешь отпуск. И я не имею в виду скалистое путешествие под парусом вдоль холодного побережья Дании.

Я имею в виду солнечный свет, пляжи с белым песком и лазурные воды. Кокосы и музыка. Попугаи и дельфины. Всё замечательно.

Сейчас мы находимся на острове Санта-Крус в Карибском море. Когда-то этот остров принадлежал Дании, а потом стал частью Виргинских островов США. Однако, несмотря на то, что Дания его потеряла (эй, у них всё ещё есть Гренландия), все города сохранили свои датские названия.

Мы находимся на чрезвычайно уединённой вилле к северу от красочного городка Фредерикстед. Здесь только я, Аксель и девочки. Ни Майи, ни Никласа, ни Хенрика.

Ладно, там было несколько королевских сопровождающих, которые обязаны ходить с ним повсюду, но ему удалось заставить их остаться в сторожке перед комплексом, обеспечив нам абсолютное уединение от всех.

Только мы.

Как будто мы действительно семья.

После бала на прошлой неделе, после того, как нас чуть не поймал Никлас, Аксель решил, что хочет, чтобы мы уехали, куда-нибудь подальше, где жарко и влажно. Туда, где мы могли бы спать в одной постели и быть вместе, не беспокоясь, что за нами наблюдают другие. Туда, где нам не нужно было бы скрывать наши чувства друг к другу, где мы могли бы просто быть вместе, быть свободными.

И хотя ради девочек у меня по-прежнему есть своя комната, она находится рядом с комнатой Акселя и соединена просторной площадкой, что даёт нам полный и открытый доступ друг к другу. Поверьте, за последние шесть дней мы многое наверстали.

В данный момент мы отдыхаем на нашем частном пляже, который находится прямо перед виллой. Он небольшой, но великолепный, и девочки стоят перед нами у воды, создавая песчаные "дворцы". Песок белый и мелкий, как детская присыпка, а море такое синее, что почти больно смотреть.

Мы оба лежим на животе на полотенцах, между нами несколько бутылок пива. Аксель зарылся головой в свои руки, и я позволяю своим глазам блуждать по его телу. Он уже такой загорелый, его тело худое, длинное и покрыто мускулами. Его маленькая упругая попка обтянута черными плавками, которые я люблю хватать за пояс. Это справедливо, поскольку он иногда делает это с моей юбкой, обычно перед тем, как задрать её на бёдрах и заняться мной.

— Я не хочу уезжать, — говорю я ему со вздохом. — Разве мы не можем остаться здесь навсегда? Просто так.

Он поворачивает голову, прижимается щекой к полотенцу и щурится на меня, солнце в его глазах. — Я бы хотел, чтобы мы могли. Но думаю, Стелла меня убьёт.

Когда Акселю приходится уезжать за границу на длительный срок, его сестра, Стелла, должна исполнять обязанности регента вместо него. В Дании это называется Rigsforstander, и сейчас она находится во дворце, принимая на себя все его официальные обязанности. Я знаю, что она ненавидит это, потому что она говорила мне об этом, но так уж сложилось.

— Да, — говорю я. — Она может, — говорю я. — Мне просто… мне нравится быть с тобой вот так. Только мы. Просто…

— Я знаю, — говорит он, и его глаза становятся мягкими. — Мне тоже это нравится. На самом деле…, - он смотрит на девочек, которые хихикают, пока волны дразнят песчаный дворец, — я хочу рассказать им о нас.

Я моргаю на него. — Что?

— Девочкам, — тихо говорит он. — Я хочу, чтобы они знали, что я люблю тебя, и что ты любишь меня, и что мы вместе. Что ты для меня больше, чем просто их няня.

Я качаю головой, приступ страха поражает моё сердце. — Ты не можешь этого сделать. Они не поймут. Не говори им. Серьёзно.

Он хмурится на меня, опираясь на локти. — В какой-то момент они должны узнать, если уже не узнали. Аврора, я не хочу скрывать это от них. То, что я чувствую к тебе, никуда не денется. Оно только растёт со временем. Неправильно держать их в неведении. Они заслуживают того, чтобы знать.

— Что, если они возненавидят меня за это? — шепчу я. От этой мысли мне становится плохо. — Что, если они возненавидят тебя?

— Они любят тебя, — говорит он категорично. — Неважно, что ты не их настоящая мать, они любят тебя за тебя и то, какая ты есть. Они никогда не захотят отпустить тебя, так же, как и я.

Но я не гожусь. Я недостаточно хороша для чего-то настоящего. Я хороша только в тайне.

— Почему ты так боишься? — говорит он, поворачиваясь на бок и протягивая руку, чтобы коснуться моего лица. — Это хорошо. Это всё.

Я не могу ему этого объяснить. — Я просто… я та, кто прячется в темноте. Разве ты не понимаешь?

— Нет. Не понимаю. Ты постоянно говоришь о том, что ты няня и поэтому мы не можем быть вместе, но для меня это не имеет значения.

— Это имеет значение. Хорошо, это важно. Я не могу сравниться с Хеленой.

— Никто не говорит, что ты должна.

— Таблоиды говорят.

— Таблоиды могут идти в жопу. Они не имеют значения.

Но они имеют значение. Я качаю головой. — Если ты расскажешь девочкам… и ничего не получится…

Его взгляд заостряется, челюсть становится жёсткой. — Почему бы это не получилось? Почему ты вообще так говоришь?

— Потому что ты король и…

Его пальцы возвращаются в мои волосы, и он держит мою голову ровно, глядя мне в глаза. — Я король. И я принадлежу тебе так, как никогда не думал, что это возможно. Больше, чем я принадлежу своей стране, больше, чем я принадлежу народу, я принадлежу тебе.

Я не заслуживаю этого мужчину.

Я.

Не.

Заслуживаю.

Его.

Я облизываю губы, во рту пересохло, сердце заколотилось. — Аксель, — шепчу я.

— Я не хочу больше жить во лжи. Я хочу рассказать девочкам, а потом рассказать всему миру. Но я не сделаю ничего из этого, пока ты не согласишься. Это чертовски убивает меня — не иметь возможности прикасаться к тебе на людях, не иметь возможности петь тебе дифирамбы, не дать всем знать, что я нашёл любовь, любовь, которую я буду носить лучше любой короны. — Он грустно улыбается мне. — Но я не сделаю этого, пока ты не будешь готова.

Он носит мою любовь как корону.

Я просто хочу быть достаточно достойной, чтобы сделать то же самое.

— Просто подумай об этом, — говорит он, вставая на ноги и протягивая свою руку к моей. — Давай. Пойдём поплаваем.

Я даю ему свою руку, и он не отпускает её, пока мы бежим вниз к бирюзовым волнам. Если девочки и считают, что держаться за руки странно, они этого не показывают. Может быть, это потому, что мы стали настолько близки друг с другом, что они считают это естественным. Может быть, потому что то, что есть у нас с Акселем, естественно, так же естественно, как соль в море и солнце в небе.

Он прав. Девочки заслуживают того, чтобы знать правду о нас.

Я могу только надеяться, что моё сердце будет готово к этому.

* * *

Позже тем же вечером мы с Акселем стоим на нашей площадке с видом на океан. Он прислонился к перилам, на нем только пара шорт для плавания, без рубашки. Тёплый ветерок ерошит его волосы, полупустое пиво болтается в его пальцах. Его взгляд устремлён на горизонт, он доволен, но я могу сказать, что в его голове проносится миллион мыслей.

Я смотрю на него и надеюсь, что он отпечатается в моей голове, как на негативной плёнке, и я смогу достать и смотреть на него, когда захочу. Для меня это настоящий Аксель. Великолепный, властный и ищущий покоя.

Я чувствую, что он наконец-то нашёл свой покой.

Он во мне.

— Хороший вид? — спрашивает он с лукавой улыбкой, глядя на меня и делая глоток пива.

— Всегда, — говорю я ему.

— Ты больше не думала о том, что я сказал? — спрашивает он после долгой паузы.

— Мне понравилась часть "носить лучше любой короны". Это было очень поэтично, как обычно.

Он слабо улыбается. — Это не то, что я имел в виду.

— Я знаю.

Он протягивает руку, обхватывает мою талию и притягивает меня к себе. Девочки крепко спят в своей комнате, и мы здесь только вдвоём. Такое ощущение, что мы вдвоём против всего мира.

Его рука исчезает в моих волосах, и он наклоняется, нежно целуя меня в губы. Я провожу пальцами по его спине, ощущая его гладкую, упругую кожу. В такие моменты кажется, что нас невозможно остановить, что мы бессмертны, что мы в центре кружащейся вселенной, бог и богиня, и все миры у наших ног. Ничто не может нас коснуться.

Он отстраняется настолько, что его губы касаются моих. Я слышу, как он сглатывает, а когда открываю глаза, он смотрит прямо в мою душу, в моё сердце. — Я хочу ребёнка, — бормочет он так грубо и так тихо, что я едва его слышу.

Я хмурюсь, мой живот делает сальто назад. — Что?

Ребёнка?

Ребёнка!?

— Я хочу ребёнка от тебя, — говорит он мне в губы. — Я хочу, чтобы мы сделали его. Чтобы мы создали новую жизнь, мою и твою.

Черт возьми.

Это было не то, что я ожидала от него услышать.

На самом деле, я никогда не слышала от него упоминаний о детях, я полагала, что Клара и Фрея — это всё, чего он хотел.

Но теперь он хочет ребёнка от меня.

Меня.

— Я хочу снова стать отцом, — продолжает он. Он выпрямляется, проводит рукой по моей шее. — Я хочу, чтобы ты была матерью моего ребёнка. Моих детей. Черт, я хочу много детей. Целый дворец, полный братьев и сестёр для Клары и Фреи.

Много детей?! Целый дворец!?

Я не знаю, что сказать, что подумать.

Правда в том, что мои яичники сейчас разрываются на миллион кусочков, и я бы солгала, если бы его слова не были самой романтичной, удивительной, радостной вещью, которую я когда-либо слышала (и это говорит он, у которого ужасно романтичное сердце).

И я бы точно солгала, если бы сказала, что не думала об этом.

О, я думала об этом.

Очень много.

Моя матка была бомбой замедленного действия на протяжении почти всех моих двадцати лет, и я думаю, что единственная причина, по которой мне удавалось игнорировать это, заключается в том, что я была няней для чужих детей. А работая няней, я не только получаю семью и безопасность, которых у меня не было в детстве, но и забочусь о младенцах и детях. Они не мои, но это позволяет мне избавиться от этого.

Но с тех пор как я начала работать на Акселя, эта бомба замедленного действия стала звучать всё громче и громче, заставляя меня обратить на неё внимание. Сначала я думала, что это потому, что я так полюбила Клару и Фрею, а потом поняла, что это потому, что я полюбила их отца.

Я бы родила детей от этого человека в любой день.

Что потом? — Говорит голос в моей голове. — Ты думаешь, это действительно сработает?

Я игнорирую его. Вместо этого я выбираю экстаз.

— Мне нравится, когда ты теряешь дар речи, — говорит он с ухмылкой, заправляя мои волосы за ухо. — Это даёт мне мир и покой.

Я разражаюсь смехом. Это даже не смешно, что он сказал, просто я не могу сдержаться. Радость проникает в меня из всех уголков моего сердца.

— Что? — спрашивает он, нахмурившись.

— Ничего, — говорю я, и если я не перестану улыбаться, то думаю, что моё лицо навсегда останется таким. — Совсем ничего. — Я хватаю его за руку и начинаю тянуть его к французским дверям.