Скандинавский король

Глава 19

А К С Е Л Ь

АПРЕЛЬ

— Мне кажется, меня сейчас стошнит.

Я смотрю на Аврору, которая держится за перила и наклоняется, выглядя совершенно зелёной.

— Держись, — говорю я ей. — Если ты будешь продолжать спускаться вниз в таком состоянии, то сделаешь только хуже. Оставайся со мной на палубе.

— Но здесь холодно и мокро, — говорит она. — А внизу тепло и сухо.

Её слова прерываются шлепком воды по лицу, когда корпус судна натыкается на гребень волны.

Это первое плавание в году, что означает, что сейчас конец апреля, и воды вокруг пролива Эресунн⁸ неспокойны из-за ветров и бесконечного потока шхун⁹, паромов и круизных судов, которые курсируют по этим водам без остановки.

Мы направляемся вниз, прочь от города, в сторону Балтийского моря, где собираемся найти якорную стоянку на ночь.

Моя парусная лодка — та самая, на которой я участвую в гонках, местного производства, длиной шестьдесят футов, и она узнаваема большинством датской публики, но всё равно все дают мне широкое пространство, когда я таскаю лодку туда-сюда по проливу. Конечно, за мной также следует моторная лодка, в которой находятся мои королевские сопровождающие, и на всякий случай с нами на борту находится мой водитель Йохан.

Йохан на самом деле любит ходить под парусом, поэтому он не против время от времени брать штурвал на себя. Сейчас он находится внизу с Кларой и Фреей, которые играют в игры на своих iPad. Они тоже привыкли к парусам.

Но для Авроры это первый раз на парусной лодке, и я не думаю, что она справляется с этим так уж хорошо. Я немного насторожился, когда пригласил её, но девочки настояли на том, чтобы она отправилась в путешествие.

Я рад, что она здесь, даже если это означает, что в ближайшие двадцать четыре часа мы не сможем уединиться. У нас вошло в привычку, что мы, по крайней мере, проводим половину ночи в постели друг друга, даже если это означает, что мы должны совершить тайную позорную прогулку в четыре утра обратно в свою собственную комнату.

Я бы очень хотел, чтобы всё было не так. Она, кажется, не возражает против пряток, но меня это задевает как ничто другое. Я не хочу скрывать её. Я горжусь ею. Я хочу, чтобы мир увидел то, что вижу в ней я, то, что видят в ней все остальные. Она очаровательная и искренняя, добрая и умная, без фильтра и сострадательная, отчасти книжный ботаник, отчасти богиня, и вся она моя. Она озорница с большими глазами и большим сердцем, и каждое утро я встаю с мыслью о том, как я могу сделать её счастливой, снова и снова.

Достаточно сказать, что в данный момент у меня ничего не получается.

— Подойди сюда, — говорю я ей, протягивая руку.

— Я могу грохотнуть на тебя, — говорит она. (прим. пер. — Аврора имеет в виду, что её может вырвать на него)

— Я не знаю, что значит "грохотать", и поэтому мне всё равно. А теперь иди сюда. Это королевский приказ.

Ей удаётся вызвать слабую ухмылку. Я возьму то, что смогу получить.

— Помнишь, ты говорил, что никогда не будешь злоупотреблять своей властью. — Она обхватывает руками перила и, спотыкаясь, идёт ко мне, опираясь на канаты и лебёдки, пока не оказывается у руля.

Я обхватываю её руками, обнимая сзади. — Положи руки на руль.

Она делает это, и я кладу свои руки поверх её.

Это самое интимное, что мы делали на публике.

Для Йохана, девочек внизу или королевских слуг на другой лодке это выглядит так, будто я даю ей урок плавания.

Они не знают, что я целую её макушку, солёные брызги на моих губах.

Они не знают, что я вжимаю эрекцию в изгибы её задницы.

Они не знают, что я шепчу ей на ухо.

— Jeg elsker dig.

Я люблю тебя.

Хотя я не вижу её лица, я чувствую её улыбку. Она зацепляет большим пальцем мою руку и сжимает её.

— Jeg elsker dig, — шепчет она в ответ, но я едва слышу, её слова подхватывает ветер.

Никогда прежде я не чувствовал себя настолько в своей стихии, никогда не ощущал себя таким живым. Здесь, на яхте, с ней, защищённой между мной и штурвалом, я чувствую, как чистое счастье поднимается из меня, как феникс из пепла того человека, которым я когда-то был.

Ничто не сможет отнять у меня этот момент, — думаю я. Даже смерть не сотрёт это из моей памяти.

Я не уверен, улавливает ли Аврора мои чувства или ей просто лучше, но она не возвращается внутрь. Она остаётся у руля, даже когда я натягиваю канаты и спускаю паруса.

Она из крепких людей, это точно. Когда она только устроилась на работу, я подумал, что её "грубость" будет вредить должности. В конце концов, речь шла о самообладании, грации и воспитании двух принцесс. Но вместо самообладания и грации она принесла с собой мужество и смелость. Она принимала все вызовы, которые бросали ей девочки и я, и более того, она противостояла мне. Она делала это ради того, во что верила, и если всё шло не так, как она хотела, она спорила.

Другими словами, она — идеальная женщина для путешествия под парусом, потому что, даже чувствуя укачивание, она всё равно не сдаётся, потому что это то, что она делает.

Она идеальная женщина и точка.

И теперь мне поручено выяснить, как сделать так, чтобы она осталась.

Навсегда.

Со мной.

Естественно, пока что самая большая проблема в том, что я не был с ней до конца честен, и я знаю, что день расплаты наступит. Я просто молюсь, чтобы то, что у нас есть, было достаточно крепким, чтобы пережить его.

— Эй! — взволнованно говорит она, указывая вдаль, где открывается пролив и перед нами расстилается Балтийское море. — Радуга!

В данный момент я ввожу главный парус, чтобы приспособиться к меняющемуся ветру, и оглядываюсь вокруг, чтобы увидеть вдалеке, где облака расступаются и пробивается солнце, определённую радугу.

— Ветер должен стихнуть, как только он обойдёт Швецию, — говорю я ей. — Море должно успокоиться.

Она дарит мне счастливую улыбку. Её рот всегда был широким для её лица, её улыбка так очаровательна, но, когда она действительно, действительно счастлива, тогда вы видите её резцы. Я называю их glade tænder или "счастливые зубы". Она становится сексуальным очаровательным вампиром.

— Отныне плавание будет плавным, — начинает она напевать песню Queens of the Stone Age¹⁰, исполняя дурацкий танец за штурвалом.

Я смеюсь, желая присоединиться, но не присоединяюсь.

— О, ты слишком крут, чтобы танцевать со мной, — говорит она с насмешкой.

— Я не лучший танцор, — признаю я, быстро откидывая верёвки и подходя к ней.

— Я не верю в это, — говорит она. — Ты слишком хорош в с…., - она прерывается и громко смеётся, прикрывая рот. Боже мой, она почти не остановилась от этого признания. Ни моим дочерям, ни Йохану не нужно знать, насколько я хорош в постели.

— Я хорош в бою, да, — говорю я, прикрывая рот. — Но не в настоящих танцах.

— Ну, я уверена, что ты хорош в медленных танцах, если что. Короли должны знать всё это дерьмо, не так ли?

— Да, мы должны знать всё это дерьмо.

— Тогда, возможно, однажды ты пригласишь меня на танец.

Она всё ещё улыбается, когда говорит это, но в этом есть что-то душераздирающее. Как будто мы оба знаем, что единственные танцы, которые мы когда-либо будем танцевать, будут в наших спальнях.

Я ненавижу это. Я так люблю это и в то же время ненавижу.

Я ненавижу, что мы пытаемся подавить то, чему суждено быть.

Намордник на собаке, которой так и не дали шанса.

— Сейчас солнечно! — восклицает Клара, высовывая голову из люка и осматриваясь. — Мы можем подняться, папа?

— Конечно, — говорю я ей. — Осторожнее на палубе, она немного мокрая и скользкая, и оставайтесь внизу рядом с Авророй.

Девочки вылезли и подошли к ней, похоже, впечатлённые тем, что она управляет лодкой. Я надеваю солнцезащитные очки и сканирую воду перед нами в поисках коряги, которая иногда проплывает здесь.

— Это что, типа рентгеновского зрения? — спрашивает Аврора.

Я подхожу к штурвалу и протягиваю ей очки. — Они просто поляризованные. Они уменьшают блики, чтобы было легче смотреть в воду.

Она отпускает штурвал, когда я хватаюсь за него, и надевает солнцезащитные очки на лицо.

— Вау, — тихо говорит она, оглядываясь вокруг. Её улыбка такая яркая, и я вижу своё отражение в очках. Я тоже улыбаюсь. — Это как будто совершенно новый мир.

— Совершенно новый мир, — начинает драматично петь Клара. — Новая фантастическая точка зрения.

Я качаю головой. Она любит свои диснеевские мультфильмы, но она не унаследовала певческий голос своей матери.

Аврора всё ещё смотрит по сторонам, затем снимает и снова надевает их. — Сейчас трудно сказать, что такое реальность.

— Это всё одно и то же, просто ты видишь это через другой фильтр, — говорю я ей. — Это заставляет всё, что ты знала, снова казаться совершенно новым.

— Это как другое измерение.

Я хихикаю над тем, как она увлечена, и осторожно снимаю солнцезащитные очки с её лица, пристально глядя на неё. — Ну, это измерение, в котором ты живёшь. Оно всё равно прекрасно.

Но любовь, в этом-то и разница. Любовь — это как смотреть на мир через поляризованные очки. Каждая вещь изменилась к лучшему. Всё мутное снова становится ясным.

— Папа, — говорит Клара, дёргая меня за куртку. — Когда мы приедем на якорное место?

— Скоро, — успокаиваю я её.

Хотя некоторые из лучших якорных стоянок находятся на шведской стороне пролива, мы идём вдоль датского побережья, пока не доберёмся до маленькой бухты, обрамлённой пляжем с белым песком. Как и пляж, на который я возил Аврору до Нового года, он пустынен и не заполнится ещё месяц.

Это здорово, потому что здесь у нас полное уединение.

Мы опускаем якорь, затем лодка королевских слуг делает то же самое рядом с нами, а потом мы приступаем к ужину.

Мне неприятно это признавать, но я не очень люблю готовить. Считайте, что я избалован или вырос в семье принца с бесчисленными поварами, но мне определённо не хватает кулинарного таланта.

Аврора, с другой стороны, берёт всё на себя. Внизу, на камбузе, она готовит испанскую паэлью, которая может соперничать даже с самыми лучшими поварами в моём распоряжении. Она даже делает достаточно, чтобы раздать паэлью королевским сопровождающим, и Йохан помчался, чтобы доставить её.

— Ещё один скрытый талант, — говорю я ей после нескольких укусов. Мы все сидим за столом, копаемся в еде, между нами бутылка хорошего бордо. Йохан не может пить, потому что он официально на службе, так что это только между мной и Авророй.

— Поверь мне, это было легко, — говорит она. — Я приготовила столько еды для стольких семей, но это первый раз, когда я могу похвастаться перед вами, ребята.

— Для скольких семей ты готовила? — спрашивает Фрея.

— О, я не была поваром. Я была просто няней. Но в тех домах у них не было повара, поэтому я делала и это. Я также была водителем. Я делала всё.

— Их мать тоже умерла? — спрашивает Клара.

Я чуть не роняю вилку, но Аврора справляется со всем этим. — Нет, их матери были живы. Просто им нужна была дополнительная помощь, потому что они слишком много работали.

— Как папа, — тихо говорит Фрея.

Ауч. Ненавижу это напоминание.