Скандинавский король

— Я честен. Как и всегда. Я не приукрашиваю слова, и ты сама всё это знаешь на данный момент. Ты видела признаки.

Он прав, но как няня я пыталась приучить себя никогда не подрывать мать, живую или мёртвую. Правда в том, что иногда, когда Клара говорит об их матери, Фрея выглядит совершенно растерянной. Фрее было всего три года, когда умерла её мать. Она не помнит её так, как Клара.

— Не грех осознавать, какое влияние ты оказала на них, знать, что ты изменила их к лучшему. В этом нет ничего постыдного. Хелена старалась изо всех сил, но её внимание было сосредоточено на другом, на других вещах, на других… людях, даже. Она хотела детей по неправильным причинам, в основном потому, что этого ждали, в основном потому, что это закрепило её место в моей семье. В наше время можно сказать, что она хотела стать матерью для таких, как она.

Я морщу нос.

— Но это не делает её плохим человеком. Она была хорошей в других отношениях. И я не виню её за то, что она хотела Клару и Фрею, независимо от её причин, потому что без этих причин у меня бы их не было. И они — мой мир. — Он кладёт пальцы мне под подбородок и поднимает мою челюсть, чтобы я встретила его взгляд. — Так же, как ты сейчас мой мир.

Я слегка сдвигаюсь, чтобы поцеловать его, нежно в губы, и наступает момент, когда я знаю, что если я отстранюсь и снова положу голову ему на грудь, то засну, и всё на этом закончится.

Но никогда никто не смотрел на меня так, как он сейчас, никогда никто не обнимал меня с такой уверенностью и надёжностью. Никогда никто не говорил мне, что я — его мир.

Я чертовски люблю этого человека.

Мой король.

Поэтому я целую его сильнее, мои ногти впиваются в его грудь. Его рот раскрывается навстречу моему, сначала медленно, неуверенно, потом всё более и более жадно.

— Аврора, — шепчет он мне в губы. — Как я могу удержать тебя навсегда?

И я таю.

— Просто будь со мной, — говорю я ему шёпотом, прежде чем добавить: — И заставь меня кончить. Много раз.

Он наполовину смеётся, наполовину рычит, и его улыбка становится совершенно волчьей, прежде чем он хватает меня и переворачивает так, что он оказывается сверху.

Сначала я думаю, что буду раздавлена, а затем мгновенно поглощена, но он отстраняется и двигается медленно, целенаправленно. Он располагается так, что лежит на мне, его тёплая грудь прижата к моей, его локти расположены по обе стороны от моей головы. Он смотрит на меня сверху вниз так, что это нервирует меня, пробирает до мозга костей. Его глаза одновременно мутные от вожделения и поразительно ясные, наполненные глубокой тоской, которую я чувствую, как тянет ко мне.

Но в них есть что-то новое, чего я никогда раньше не видела. Вспышка страха.

— Что такое? — шепчу я, пока он проводит пальцем по боковой стороне моего лица, по скуле, вниз к губам.

Затем слабая улыбка пересекает его губы, и хотя страх в его глазах не исчезает, он смягчается. — Богиня. — Его голос грубый, низкий, сиплый. От него по моей коже пробегают мурашки.

Он больше ничего не говорит.

И поскольку его взгляд так обезоруживает, я тоже не могу придумать, что сказать. Мы просто смотрим друг на друга, связанные на всех уровнях. Это чувство больше, чем мы оба.

И тогда я понимаю его.

Страх.

Он только что открыл мне своё сердце.

Он открыл свои секреты.

Он на мгновение сбросил маску, чтобы я увидела его душу.

Он впустил меня внутрь.

Аксель не сводит глаз с моих, горящих вожделением, и я уже так возбуждена, что между бёдер у меня мокро.

Мужчине достаточно взглянуть на меня, и я уже в полном беспорядке.

— Аврора, — простонал он, когда его пальцы нашли мой клитор, дразня его, его глаза не отрываются от моих. — Ты такая мокрая для меня.

Я широко улыбаюсь ему. — И только для вас, сэр.

— Мне нравится, когда ты говоришь со мной как няня, — хрипло говорит он, хватая меня за бёдра и притягивая ближе. — Ждёшь и готова выполнить мою просьбу. — Я поднимаю ногу и обхватываю его за талию, прижимая его к своим бёдрам, в то время как я стягиваю через голову свою ночную рубашку и отбрасываю её в сторону. Я начинаю терять терпение, боль внутри меня усиливается с каждым скользящим движением его пальца.

— Я буду выполнять твои приказы только в спальне, — напоминаю я ему, позволяя стону вырваться из моего рта.

— Я могу с этим жить, — шепчет он мне, доставая свой член и проводя его головкой вверх и вниз по моему клитору, делая паузу, чтобы ненадолго погрузить его внутрь, прежде чем вытащить обратно. В его пещерной комнате звук настолько громкий, что это непристойно.

И более чем очевидно, что сегодня он хочет сделать это мучительно медленно.

Я не возражаю.

Я закрываю глаза, отдаваясь этому интенсивному дразнению. Он не толкается внутрь, это просто ленивое скольжение, вперёд-назад, но я чувствую, что всё равно открываюсь для него, моё тело жаждет большего.

Голодное.

Всегда.

— Тебе это нравится? — бормочет он, его голос настолько густой от потребности, что я даже не могу ему ответить. Я киваю, снова расслабляясь на его подушке. Я готова к нему, отдаюсь и подстёгиваю его, когда он трётся об меня, снова и снова.

Это так чертовски богато.

По-королевски.

Я тяжело сглатываю, и с моих губ срывается умоляющий звук.

Ему это нравится. Я вижу, как напрягаются его мышцы. Моё сердце начинает колотиться в голове, моя кожа горячая и напряжённая, мои соски — затвердевшие камешки в прохладном воздухе, когда его кожа прикасается к ним.

Медленно выдохнув, он обхватывает моё бедро, проникая в меня сбоку. Он голый, толстый и длинный, когда он погружается в меня, этот медленный, декадентский толчок.

— Так хорошо, — бормочет он, его голос горловой от потребности. — Так прекрасно.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь сосредоточиться на каждой вещи, которая происходит, с головы до ног, просто позволяя всему этому погрузиться в себя.

Как и в те разы, когда мы занимались сексом раньше, меня охватывает грустное, неотложное чувство, что это может не повториться.

Потому что это правильно. Это хорошо, потом слишком сильно, потом я даже не знаю, что я чувствую, потому что всё, что я чувствую — это Аксель. Он захватил весь мой мир.

Он мой правитель.

Я — его подданная.

Я стону, растягиваясь вокруг его толстого члена, обожая то, как сильно я могу его сжимать. Ему это тоже нравится. Его дыхание становится короче, более затруднённым, что заставляет меня стискивать его ещё сильнее. Мне нравятся эти маленькие звуки, которые он издаёт; то, как он расслабляется. Он превращается из мужчины в строгом костюме в дикого волка.

— Хочешь, я буду двигаться быстрее? — спрашивает он, стонет, когда говорит.

— Нет, — говорю я, облизывая губы. Я смотрю на него. — Это хорошо.

Это лучше, чем хорошо, но другие слова сейчас ускользают от меня.

Он кивает и пристально смотрит на меня, проталкиваясь дальше. Его губы раскрываются, когда он втягивает воздух, а на лбу у него появляются складки от вожделения и благоговения, как будто он не может поверить, что это происходит, не может поверить, насколько это приятно.

— О, Боже, — стонет он, его хватка крепнет на моих бёдрах, скользит вверх по талии, к груди, где он щиплет мои соски. — Аврора. Чтоб меня. Ты так чертовски совершенна. Ты — мечта.

Я могу чувствовать себя идеальной прямо сейчас, пока его член скользит глубоко во мне, но я не мечта. Я на сто процентов реальна. Я здесь. Я живу этим, я чувствую это, я люблю это.

Это происходит.

Он наблюдает за мной, за собой, за нами, за тем, как его член погружается в меня, его ствол мокрый от моего желания. Его завораживает это зрелище, медленное введение, медленное выведение.

Посмотри, что мы делаем друг с другом.

Каждый толчок моих бёдер, каждый его толчок, толкает его глубже, заставляет нас соединиться, как магниты. То, как сжимается его пресс, когда он толкается внутрь, мелкие бисеринки пота, которые собираются на его загорелой коже, влага на его лбу. Я тянусь и притягиваю его задницу к себе, желая большего, и он входит так глубоко, что воздух покидает мои лёгкие.

Боже, да.

Моя голова снова откидывается назад, и я отдаюсь ему. Он во мне, так глубоко, и я не хочу, чтобы он выходил. Это кажется правильным.

Возможно, это затишье перед бурей. Это может быть и буря. Он может быть для меня и тем, и другим, и покоем, и хаосом. Он может быть моим всем, если захочет. Даже если не захочет.

Я не хочу, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.

Внутри меня что-то взрывается, спираль в моей сердцевине, которая медленно растёт, распространяется, нагревается. Это завладевает мной, это тянет меня под воду, и я никогда в жизни так сильно не хотела кончить.

— Почти, — шепчу я, мой голос дрожит от внезапного голода по нему. — Боже, Аксель, я почти…

Он реагирует мгновенно.

С горловым рыком он начинает двигаться быстрее, одной рукой удерживая меня на месте, а другой сжимая мои волосы в кулак. Он проникает в меня глубже, чем когда-либо, попадая туда, где моё тело умирает от желания освободиться.

Он наклоняет мою голову вперёд и целует меня, быстро и горячо, со вкусом пота. Мой рот хищно прижимается к его, грязному рту, потребность внутри меня растёт и растёт.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я хочу этого навсегда.

Это всегда было больше, чем просто секс.

Я просто не могу больше отрицать это.

А потом мы находим свой ритм, наши тела сливаются в танце. Я бы не сказала, что это без усилий, потому что он вбивается и вбивается в меня, работает со мной в лихорадочной интенсивности, потому что это труд — трахаться вот так. И всё же есть ощущение лёгкости друг с другом, с нашими телами, которое я не могу описать.

Как будто моё тело было его с самого начала.

Кровать ударяется спинкой о стену, простыни срываются, мои груди толкаются, и я надеюсь, что мы не разбудим дворец, но, чёрт возьми, мне всё равно. Не сейчас. Не сейчас, когда я так близко.

— Я кончаю, — начинаю кричать я, но он быстро накрывает моё лицо подушкой, заглушая мой хриплый голос.

Я вгрызаюсь в неё, чувствуя перья между зубами.

Затем меня скручивает и сминает, когда оргазм накрывает меня, как набегающая волна, разрывая меня на миллионы направлений звёздного света и блаженства. Взрыв плавающих перьев в моей груди.

Сэр, да, сэр.

— Блять, — ворчит Аксель, когда разрядка настигает его. Его грубые, неистовые звуки, шлепки его мокрой от пота кожи о мою, скрип кровати — всё это заполняет мои уши.

Подушка сползает с моего лица.

Он издаёт низкий, едва сдерживаемый стон, его плечи вздрагивают, когда он кончает.

Я никогда не устану от этого зрелища.

Этот король, поставленный на колени.

Толчки замедляются. Его хватка ослабевает.

Он рушится на подушку, его волосы влажные и прилипли к бровям. Его глаза смотрят на меня, его дыхание тяжёлое и жёсткое.

— Дай мне пять минут, — говорит он, задыхаясь. — А потом мы сделаем это снова.