Скандинавский король

— Все должны работать, — мягко говорит Аврора. — Если бы у меня были свои дети, я уверена, что они бы обиделись на меня за то, что я провожу все дни с вами.

— Почему у тебя нет детей? — спрашивает Клара.

— Клара, — шиплю я на неё. — Это неуместный вопрос.

— Почему?

— Всё в порядке, — говорит Аврора, одаривая меня милой улыбкой. Она смотрит на Клару добрыми глазами. — Ты заводишь детей только с теми, кого любишь. Или, по крайней мере, ты надеешься, что всё так и закончится. Но, как вы знаете и часто напоминаете мне, у меня нет ни парня, ни мужа. Так что пока вы — всё, что у меня есть.

Я знаю, что она говорит это как бы невзначай, просто пытаясь уйти от разговора и вернуться к еде, но я определённо уловил напряжение в её голосе.

— Пока, — повторила Клара. — В какую семью ты собираешься пойти после?

— Куда ты идёшь? — Фрея практически кричит от ужаса.

— Никуда, — быстро говорит Аврора, вытирая губы салфеткой. — Абсолютно никуда.

Клара пристально смотрит на меня, как будто я собираюсь солгать. — Аврора останется с нами навсегда, верно?

Я встречаю взгляд Авроры. — Надеюсь, что да, — серьёзно говорю я.

Аврора кивает. — Я тоже на это надеюсь.

К счастью, после этого тема закрывается, девочки начинают болтать о Minecraft, в который они любят играть, что обычно надоедает мне до слёз, но я просто благодарен, что они больше не донимают Аврору сложными вопросами.

Если одним из преимуществ пребывания на яхте является то, что вы можете выбраться из дворца и отправиться в своеобразный отпуск, то недостатком является то, что здесь действительно нет уединения.

Даже с яхтой такого размера, есть не так много кают, чтобы спать.

Йохану досталась одна на корме, а Авроре — другая. Девочкам досталась двухъярусная каюта вдоль борта, прямо над салоном, а мне — V-образная каюта в носовой части.

Мы с Авророй никак не можем пробраться в комнаты друг друга, нам придётся каждый раз проходить мимо девочек, а я точно знаю, что они плохо спят на яхте, потому что одной из них почему-то постоянно снятся кошмары о русалках.

Но это не мешает мне подняться в кокпит после того, как с десертом закончили, бутылка вина выпита, а девочки уложены спать. Я закутываюсь в свою куртку Helly Hansen с бокалом виски и сигарой и сажусь рядом со штурвалом, вглядываясь в ночь.

Небо над головой прояснилось, и звезды лежат на нём, как мерцающее бархатное покрывало. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь зажечь сигару.

— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — мягко спрашивает Аврора, поднимаясь. На ней одна из моих флисовых курток с одной из гонок, которые я проводил, и она на ней просто огромная. Выглядит как самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

Я похлопываю по месту рядом с собой и возвращаюсь к прикуриванию сигары, пока не убеждаюсь, что она зажжена.

Она садится рядом со мной, её бедра прижимаются к моим, может быть, немного слишком близко для некоторых, но всё же ничего такого, из-за чего люди могли бы возмутиться.

Не то чтобы нас кто-то видел. Катер королевских слуг тёмный и тихий, и, хотя я знаю, что на палубе всю ночь кто-то есть, он не обращает на меня внимания.

Тем не менее, я напоминаю себе, что не стоит увлекаться, когда в моих жилах течёт вино и виски, а также бодрящий морской воздух.

— Девочки заснули без проблем? — спрашиваю я её.

Она наклоняет голову вперёд-назад, раздумывая. — Может быть. Ты был прав, Клара действительно почему-то боится русалок.

— Ну, было бы чертовски приятно увидеть одну из них. — Я затягиваюсь сигарой и выпускаю дым изо рта, прежде чем предложить её ей. — Сигару?

Я не ожидал, что она возьмёт её, но она берет, легко засовывая её между губами.

Черт, это сексуально.

Но опять же, что в ней не сексуально?

— Здесь хорошо, — говорит она, откидывая голову назад, чтобы посмотреть на бесконечное звёздное небо, когда дым выходит из её рта. — Это напоминает мне о доме. — Она делает паузу, а затем тихо говорит: — Ха. Я так редко называю это домом.

— Полагаю, у тебя должно быть совершенно другое небо.

— Это был совершенно другой мир. Я была совершенно другим человеком. — Она возвращает мне сигару.

Я хочу знать больше. Она так осторожна в отношении своего прошлого, даже сейчас. Я знаю, что это потому, что у неё было ужасное детство, когда её игнорировали, и ей трудно говорить об этом. Но я хочу, чтобы она поделилась со мной всем, хорошим и плохим. Я хочу знать, какие у неё сны, также как её кошмары.

— Значит, ты бросила школу, когда была подростком, — упоминаю я.

Она вздыхает. — Да. Когда мне было шестнадцать. Я была глупой. Я имею в виду, я совершила несколько действительно глупых ошибок.

— Почему ты бросила школу?

Она смотрит вдаль. Вода в этом заливе немного успокоилась, достаточно, чтобы отражать некоторые звезды. — Потому что я встретила мужчину и влюбилась.

Это сюрприз. — В шестнадцать лет?

— Щенячья любовь, — говорит она, пожимая плечами. — Щенячья любовь, которая переросла в нечто звериное. — Её голос теперь более едкий.

— Что случилось? Кем он был?

— Он был преступником, — говорит она.

Я смотрю на неё. — Ты серьёзно? Я имею в виду, я знаю, что среди австралийцев есть такая шутка, но…

— Нет, он действительно был. Он приехал в город с кучей денег, и ему нужно было надёжное место, куда их можно было бы положить. Он купил устаревший паб и открыл его. Но это было прикрытие. А потом он увидел меня, идущей мимо паба, когда я возвращалась из школы, и всё. Мой велосипед был сломан, а идти было несколько часов, и он предложил мне выпить бесплатно, и я вошла. Его звали Дэн. Он пообещал мне весь мир. Они всегда так делают, не так ли. Только у меня ничего и никого не было, и я застряла с ним, как сойка к своей матери.

— Где он сейчас?

— В тюрьме, — говорит она, смахивая волосы с лица, которое в свете звёзд кажется ещё более светлым и бледным. — По крайней мере, я надеюсь, что он там. Он убил кого-то во время неудачной сделки с наркотиками… — она замолчала.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось быть с таким человеком, — тихо говорю я ей. Когда я хотел, чтобы она открылась, я не думал, что это будет так. Но в то же время я рад, что больше не нахожусь в неведении.

— Иногда я думаю о том, что он — злодей, а я — жертва. В других случаях я думаю, что я злодей, а он жертва. Потом оказывается, что в истории у каждого есть обе эти роли. — Она испустила долгий вздох. — Мы просто люди, делающие глупости, потому что так поступают люди.

Сейчас так тихо. Я слышу, как внизу храпит Йохан. Я бросаю взгляд на лодку королевской охраны и вижу парня на заднем сиденье с айфоном, освещающим его лицо. Здесь есть свобода, место, где признание может освободить тебя.

Мне нужно освободиться.

Особенно с ней.

Мы не можем двигаться вперёд в этих отношениях, как бы вы ни хотели определить нас, пока мы не будем полностью честны и открыты друг с другом.

Я прочищаю горло и успокаиваю себя.

Это всего лишь последний шаг в моём спасении, и каждый раз она была моим костылём.

Каждая грязная вещь, которую я делаю с ней, заставляет меня чувствовать себя чистым внутри.

Каждый раз, когда я глубоко вхожу в неё, я рождаюсь новым человеком.

Она — воплощение милосердия, моё отпущение грехов.

— Я убил свою жену, — говорю я. Мои слова тихие, мягкие и предназначены для неё, но они всё равно оказывают воздействие тысячи бурь.

Аврора медленно поворачивается и смотрит на меня, её большие глаза ещё больше увеличиваются, её лицо бледнеет передо мной. Она даже не может говорить.

— Это был несчастный случай, — продолжаю я, тщательно подбирая слова, надеясь, что она поймёт меня. — В ту ночь я вёл машину. Это был не Никлас. Я был зол, дорога была мокрой, в машине была драка, и я… я потерял управление. Я так редко теряю контроль, но тогда я его потерял. Мы выехали на обочину и полетели вниз. Перевернулись. Я никогда не думал, что машина перестанет переворачиваться. Она не была пристёгнута ремнём безопасности и вылетела через лобовое стекло. Я видел, как она умерла.

Воздух между нами такой неподвижный, натянутый от напряжения. Аврора пытается дышать, я пытаюсь успокоить своё лихорадочное сердцебиение. Я не знаю, чего я ожидал, я просто знаю, что это должно было быть сказано. И если она должна оставить меня сейчас… я не могу её винить.

— Где был Никлас? — наконец спросила она.

— Он был в машине. Я забрал и его, и Хелену с аэродрома. Я хотел, чтобы они остались вдвоём наедине. Только так я мог противостоять им наедине.

— Почему?

— Потому что у Хелены и Никласа был роман. Возможно, с тех пор, как мы поженились, а может, и раньше. Я знал, и я хотел, чтобы они знали. Это было глупо. Я должен был держать рот на замке, это то, чего от меня ждали. Закрывать глаза на интрижки. Но я не мог. Мне было так больно, и более того, была задета моя гордость. Драгоценная, драгоценная гордость.

— Значит, Никлас не был за рулём?

— Нет. Он взял вину на себя, потому что я трус. Я знал, что признание в том, что произошло, разрушит мою семью и девочек. А он взял это на себя, потому что я обещал ему работу и обещал, что мир никогда не узнает о нём и Хелене.

— Господи, — ругается она, качая головой. — Аксель… я не знаю, что сказать.

Это становится трудно проглотить. Внезапно страх настолько реален, что я потеряю её. Что она наконец-то видит, кто я, человек под короной и за маской.

Затем она сдвигается и кладёт руку мне на бедро, сжимая его. — Спасибо, что сказал мне это. Должно быть, это так тяжело для тебя. Хотела бы я иметь такое мужество.

— Мужество, — горько усмехаюсь я. — Это не мужество. Просто я не могу ничего от тебя скрывать. Если ты собираешься быть со мной, ты должна точно знать, кто я. Трус.

— Хороший, выдающийся мужчина, — говорит она. — Это то, кто ты есть. Умный, весёлый, сексуальный и такой хороший отец. Ты так многогранен, Аксель, и ты через многое прошёл, и быть трусом — не одно из них.

— Я чувствую себя ужасно. Всё время. Живя в этой лжи.

— Но это была не твоя вина, ты сам так сказал.

— Нет, но это я их подобрал, злой, я их подвёз. Я должен был просто… найти другой путь.

— Но ты не хотел её убивать. Ты сам чуть не умер.

— Я знаю. Но факты не освобождают от вины. Правда иногда похожа на ложь.

— Это из-за Никласа, — говорит она. — Он постоянно напоминает тебе о том, что произошло. Боже, как ты можешь с ним работать? Он трахал твою жену!

Я прикладываю палец к губам, чтобы напомнить ей, чтобы она говорила тише. К счастью, я не думаю, что нас кто-то слышит. — Он трахал, и я ненавижу его за это. Я ненавижу его по миллиону причин. Но если я его уволю, он расскажет правду всему миру. И даже если меня бросят под автобус, чего я действительно заслуживаю, мои дети — нет. Более того, правда о его романе с Хеленой выйдет наружу, а это единственное, что я поклялся сделать — защитить её репутацию до самого конца. Никто никогда не должен узнать о ней и Никласе. Она должна оставаться ангелом в их глазах.

— И что ты собираешься делать? У него каждый день что-то на уме. Что мешает ему написать книгу или дать интервью?

— То, что люди ему не поверят.

— Это не останавливало других людей раньше.