Скандинавский король

— Так кто бы это мог быть? Амели?

— Нет, не она. Я не позволяю людям подходить ко мне настолько близко.

— Расскажи мне об этом.

Она подталкивает меня в бок. — Это серьёзно. Таблоиды сообщают не только о фактах, но и о чувствах. Моё чувство вины за прошлое, моё желание стать кем-то новым. Я была бездомной, жила под мостом в Брисбене. Никто никогда об этом не знал. Я рассказывала об этом только в своём дневнике.

Мой подбородок дёргается от удивления. — У тебя есть дневник?

— Да, — шипит она. — Ты видел его.

— Нет.

— Да, помнишь, как ты просматривал его в начале моей работы? Чёртов шпион.

— Та штука, в которой были все нянины записки? Это был блокнот.

— Это также был мой дневник. Почему ты решил, что я так расстроена?

— Потому что ты такая?

Она ворчит. — Нет, Аксель. Ты случайно увидел только записи, которые я сделала о справочнике. Если бы ты продолжал читать дальше, ты бы увидел мои мысли и чувства. Я не записываю их каждый день, только когда мне плохо, или грустно, или злюсь, или вижу странный сон. Я часто пишу о прошлом, чтобы оставить его в прошлом. Что? — Она смотрит на меня, потому что я хмурюсь как сумасшедший.

— Никлас, — выплюнул я. Я смотрю на неё широко раскрытыми глазами. — Это был Никлас. Он украл твой дневник.

Она выглядит обескураженной. — Почему ты думаешь, что это был он?

— Кроме того, что у него на меня зуб? Кроме того, что он знает, что это сойдёт ему с рук? Он сказал мне однажды, что был в твоей комнате.

— Что!? — восклицает она так громко, что девочки смотрят в эту сторону.

— Ничего страшного, возвращайтесь к своим играм, — говорю я им.

Аврора хватает меня за воротник, крепко. — Что значит, он был в моей комнате?

Точно. Что ж, полагаю, я действительно облажался. — Он сказал, что искал тебя. Не знаю, верить ему или нет, но он увидел твою вазу и решил прокомментировать, какая она дорогая.

— О, Боже. О, Боже. Что, если он украл моё нижнее белье?

— Пожалуйста, не говори так.

— Почему ты мне не сказал?

— Это было сразу после Рождества, — объясняю я. — Я немного нагрубил ему.

— Не могу поверить, что тебе приходится грубить своим сотрудникам.

— Ты знаешь, какой он, и не было смысла тебе говорить. Ты бы расстроилась, а потом захотела бы его увольнения, а я не мог сказать тебе, почему я не могу его уволить.

— Мы с тобой — гребаный бардак, — говорит она, отпуская меня и складывая руки на груди.

— Ну и где теперь твой дневник?

— Он в грузовом отсеке самолёта. Я взяла его с собой. И первое, что я собираюсь в нём написать, это то, какой ты большой, жирный придурок.

Я разразился смехом. Я не мог сдержаться.

— Что? Ты такой. Дорогой дневник, Король Засранец снова оказался засранцем.

— Надеюсь, ты включишь туда все те разы, когда я заставлял тебя кончить.

У неё отвисает челюсть, и она смотрит на девочек, чтобы проверить, слышали ли они, но они уже надели наушники. Умные девочки.

— Как ты можешь быть таким обыденным во всём этом? — кричит она. — Мы попадём в бурю дерьма, и, скорее всего, это сделал твой шантажирующий сотрудник, бросивший меня под гребаный автобус. Как ты собираешься с ним разбираться?

Я пожимаю плечами и как будто отстраняюсь от мира. Это трудно объяснить.

Я думаю, это потому, что завтра будет пресс-конференция, и я наконец-то смогу рассказать нашу правду.

И ещё: — Если это был он, то он уволен.

— Но ты не можешь его уволить.

— Конечно, могу.

— Он отомстит тебе.

— Он уже отомстил мне. Как ты думаешь, почему это произошло? Он знает, что я чувствую к тебе, что ты чувствуешь ко мне. Он точно знал это во время бала. Он не дурак. Он нашёл твой дневник в один из тех дней, когда тебя не было в комнате, и держал это при себе в течение долгого времени, выкапывая на тебя всю грязь, какую только мог, чтобы разрушить то, что у нас есть вместе. Но это не сработает.

— Но ты не можешь его уволить. Он расскажет правду о… той ночи.

— Тогда пусть.

Пусть. Пусть скажет всё, что нужно, а мы посмотрим, что будет потом.

— Это риск, Аксель.

— Жизнь — это риск. — Я смотрю на девочек, сосредоточенных на своих играх. Но я не буду рисковать с ними.

Я отстёгиваю ремень безопасности и встаю с сиденья, делая паузу, чтобы размяться, прежде чем приседаю в проходе рядом с ними и смотрю на них, пока они не приостановят свои игры и не снимут наушники.

— В чем дело, папа? — спрашивает Клара, бросая взгляд на меня, а затем на Аврору, сидящую позади меня, в раздражении от того, что я её прервал.

— Девочки, — говорю я своим строгим отцовским голосом. — Я должен сказать вам что-то очень важное, поэтому мне нужно ваше полное внимание. Это разговор для больших девочек, взрослых, и мне нужно, чтобы вы слушали.

Они охотно кивают. Наверное, думают, что я собираюсь подарить им пони или что-то в этом роде. У них была бы целая ферма, если бы они могли.

— Вы знаете, что я очень, очень сильно люблю вас обоих, — говорю я им. — И вы знаете, что Аврора тоже очень, очень сильно любит вас. Но мы также очень, очень сильно любим друг друга.

Девочки всё ещё кивают. Я не уверен, что они поняли.

Я тянусь к руке Авроры назад и прижимаю её к своему плечу. — Я знаю, что никто и никогда не заменит вам маму. Я знаю это. Но… — Я даже не знаю, как правильно это сформулировать, когда всё ещё много неопределённости: — Я хочу быть с ней так же, как я был с вашей мамой.

Клара качает головой. — Она собирается стать королевой?

— Jaaaaaa, — шипит Фрея. — Королева богинь.

Я смеюсь. — Это то, на что я надеюсь. — И это всё, что я могу сказать, потому что это всё, на что я надеюсь.

— Она собирается жить во дворце вечно? — спрашивает Клара.

— Я тоже на это надеюсь.

— Она всё ещё будет нашей няней? — спрашивает Фрея.

Я оглядываюсь через плечо на Аврору, брови приподняты. Небольшая помощь?

Аврора наклоняется вперёд, улыбаясь. — Я всегда буду вашей няней. Но я также буду чем-то большим. Помнишь, ты спрашивала, есть ли у меня парень? Сейчас им является твой отец. И я люблю его чертовски сильно.

— Но ты всё равно будешь жить с нами, — говорит Клара.

— Я никуда не уеду. На самом деле, это может означать, что я буду жить с вами всегда.

— Подожди, — говорит Фрея, сморщив нос. — Значит ли это, что вы будете целовать друг друга?

Я ухмыляюсь и протягиваю руку, чтобы потрепать её светлые волосы. — Мы постараемся не делать этого при вас.

Она с отвращением высовывает язык.

— Но послушай, — продолжаю я. — Есть ещё одна вещь. Вы можете услышать об этом от других людей, поэтому мы хотели сначала рассказать вам.

— Когда я была молодой, — объясняет Аврора, — старше вас, но всё ещё молодой, у меня было много неприятностей.

— Это было потому, что твой отец умер? — спрашивает Клара.

— И да, и нет. Это потому, что в моей жизни не было много любви, не то что у вас двоих. Я делала плохие вещи. Я крала вещи.

— Игрушки? — Фрейя уже выглядит так, как будто она планирует свой следующий шаг в магазине игрушек.

— Ну, типа того. В общем, я была плохой, и это было неправильно, но я также была больна в то время. Так что меня посадили в тюрьму на ночь или две, чтобы преподать урок.

Обе девочки ахают.

— И, — продолжает она, — я усвоила урок. Я больше никогда этого не делала. Я просто хотела рассказать вам, чтобы вы знали правду.

— Она не всегда была идеальной, — добавляю я, на что Аврора смеётся.

— Нет, я не была идеальной, и я всё ещё не идеальна, и это нормально. Я совершала ошибки и училась на них, как и все. Но мы хотели рассказать вам, потому что люди могут говорить об этом.

— Хорошо, — просто сказала Клара. — Теперь мы можем вернуться к нашим играм?

Черт, как бы я хотел, чтобы взрослые были такими же простыми, как дети, когда дело касается осуждения и прощения.

Что-то подсказывает мне, что нас ждут неприятности, когда мы приземлимся.

Я могу только надеяться, что после того, как мы расскажем девочкам правду, нам будет меньше что скрывать. Я знаю, что люди будут безжалостны, и я знаю, что наша любовь одновременно хрупкая, новая и сильная, но после событий прошлой ночи я всё ещё сомневаюсь, что Аврора на 100 % на борту.

Но это риск, как она и сказала. Я должен рискнуть с Никласом, рискнуть с прессой и рискнуть, что её сердце всё ещё моё, что она не бросится бежать, когда станет трудно.

Хотя, я знаю, даже если она сбежит, я не перестану бежать за ней.

Эта женщина — моя королева.

И у неё уже есть моя любовь в качестве короны.