Скандинавский король

И пока я размышляю об этом, я понимаю, что Аксель сдерживает слезы.

О, Боже, сейчас я заплачу.

В последний момент ему удаётся сдержаться. — Спасибо, tante Майя, — говорит он, его голос дрожит от эмоций, слова едва ли выше шёпота. — Спасибо.

Она подходит к нему, выглядя так, будто тоже собирается заплакать, и обнимает короля. Она что-то шепчет ему, а он кивает, крепко обнимая её.

И теперь я действительно плачу, большие жирные счастливые слёзы текут по моему лицу.

Он нашёл своё завершение.

Он исцелится.

Он собирается двигаться дальше.

Пока происходит эта трогательная сцена, королевские слуги уводят Никласа.

Хорошее избавление для этого парня. Не отказалась бы скормить его Снаф-снафу.

В этот момент в дверях появляются Клара и Фрея и видят, как обнимаются Майя и Аксель.

Они тут же подбегают и присоединяются к объятиям, превращая их в групповые, обхватывая ноги Майи и Акселя.

Фрея замечает меня и машет рукой. — Давай, Аврора, теперь ты член семьи.

Я не могу удержаться от того, чтобы не улыбнуться.

Семья.

Моя семья.

Наконец-то она у меня есть.

Я поднимаюсь на ноги и присоединяюсь к ним.

* * *

На следующее утро я впервые просыпаюсь в постели Акселя.

Солнце струится в окна.

Больше не надо прятаться.

Не нужно больше прокрадываться.

Просто два человека вместе, так, как они всегда должны были быть.

— Привет, — говорю я ему, когда он медленно просыпается, моргая глазами от света.

— Доброе утро, — простонал он, нахмурившись.

— Ух ты, какой ты ворчливый, когда просыпаешься. Что случилось с Карибским Акселем?

— Он был временным.

— Эй, подними руку и дай мне пообниматься.

Теперь он улыбается. — Хорошо.

Он поднимает руку, и я сворачиваюсь калачиком рядом с ним, упираясь головой в его тёплую грудь. — Так что, теперь я получу прибавку?

Он откидывает подбородок назад и смотрит на меня. — Ты думаешь, что заслуживаешь прибавки?

— Мы много занимались зачатием ребёнка той ночью. Думаю, у меня неплохо получалось.

Он хихикает. — Ты много сосала член, вот что ты делала. Вряд ли это хорошо для зачатия ребёнка.

— Сосание члена заслуживает повышения, я думаю.

Он качает головой. — Что мне с тобой делать?

— Я не знаю. Теперь, когда мы вместе, я буду действовать тебе на нервы целыми днями.

Он прижимает меня к себе и целует в макушку. — Ну, давай пока не будем слишком расслабляться. Сегодня у нас пресс-конференция.

Я застонала, зажмурив глаза, как бы отгораживаясь от всего мира. — Я забыла. Я проснулась и подумала, что это было вчера.

— Тебе не нужно идти. Ты это знаешь.

— Но я должна. Это моя жизнь, моя репутация.

— Ты никому ничего не должна.

Я вздохнула. — Может, и нет. Но я должна это себе.

И именно эта мысль заставляет меня встать с постели и собраться. Я действительно обязана признаться миру в том, кем я была. И перед Акселем я тоже в долгу.

Пресс-конференция недалеко. На самом деле, она прямо перед дворцом, там, где проходили мероприятия по случаю Дня Конституции.

Я отказываюсь от мини-юбки и блузки и решаю надеть брюки и пиджак.

Аксель говорит, что я больше не похожа на себя, но я не согласна. Откуда мне знать, кто я, если я не пробовала себя в этом?

Кроме того, этот наряд придаёт мне уверенность, которая мне необходима, чтобы стоять рядом с Акселем и встречаться с прессой. Я высоко поднимаю голову, когда мы выходим из парадных дверей и направляемся к подиуму. Он не держит меня за руку, но он ведёт меня за локоть, утешая и поддерживая.

— Я собрал вас всех здесь сегодня, — говорит Аксель в микрофон, пока камеры щелкают перед нашими лицами, — потому что моей сотруднице, Авроре Джеймс, нужно кое в чём признаться. Правду. Видите ли, то, о чём писали в газетах, было лишь голыми костями, как фактами, так и взятыми из украденного дневника. Её мысли, её чувства никогда не должны были быть показаны, как и её фоторобот, её прошлое. Аврора совершила несколько ошибок и заплатила за них, но она никогда не обвинялась ни в каких преступлениях, и поэтому не является преступницей. Но прежде чем настаивать на её осуждении, вы должны услышать всё это из её собственных уст. Это единственное, о чём вы должны сообщать.

Он смотрит на меня и кивает.

По его глазам я знаю, что он верит в меня.

По его глазам я понимаю, что это правильный поступок.

Я подхожу к микрофону.

— Меня зовут Аврора Джеймс, урождённая Рори Джеймсон, и это наша история.

Я начинаю. Смело, храбро, готовая закрыть дверь для всего, что я когда-либо пыталась похоронить. Я подняла свою правду на поверхность, как свежие кости, и показала миру то, что скрывала. Я рассказала им весь свой опыт, всё, что я рассказала Акселю, может быть, даже немного больше.

В общем, это было хорошее пятнадцатиминутное разоблачение моей жизни, всех мелких деталей, всех вещей, которые я никогда не считала важными, но теперь поняла, что это так.

Это было очищение.

Это было освобождение.

Это был мой шанс двигаться дальше.

Ирония в том, что эта публичная роль позволила пролить свет на мою жизнь. Если бы я осталась во Франции, с теми же старыми семьями, мне бы никогда не пришлось ни с чем столкнуться.

Я бы никогда не начала жить заново.

Когда я заканчиваю, по моему лицу текут слезы, но я сохраняю спокойствие. Я уверена, что некоторые скажут, что это всё напускное, но к чёрту их. Это не судебное заседание. Я не умоляю их простить меня. Я просто рассказываю миру очень правдивую историю, все плохие и уродливые моменты.

Я отхожу от микрофона и жду, пока Аксель скажет несколько слов в завершение пресс-конференции, а потом мы вернёмся в дом, и я драматично рухну.

— Большое спасибо, что пришли сюда и нашли время послушать её, — говорит Аксель в микрофон. — Но прежде чем вы все уйдёте, у меня у самого есть объявление.

Боже мой.

Я думала, мы уже сделали это.

Я не думала, что он был серьёзен, когда сказал, что мы объявим о нашей любви всему миру, и всё же, вот мы здесь, репортёры и камеры у нас перед глазами, и мы следим за каждым его словом.

— К настоящему времени вы все знаете Аврору Джеймс и историю её жизни. Но вы не знаете нашу историю. — Аксель улыбается им, затем смотрит на меня, смягчаясь на глазах. — Аврору наняли в прошлом году в качестве няни для детей, и она была замечательной. Воистину. Она добрая, бескорыстная и не терпит никакого дерьма, даже моего, если вы можете в это поверить. — Он смеётся, и толпа вежливо смеётся, как по команде. — Более того, девочки очень её любят. Но они не единственные, кто влюбились.

Больше слышных вздохов. Последние двадцать четыре часа люди вокруг меня только и делали, что вздыхали.

Я облизываю губы, застенчиво улыбаюсь ему, стараясь не обращать внимания на остальных. То, что он это делает, более неловко, чем романтично, но это важно для него, так что, думаю, мне придётся смириться.

— Я влюблён в Аврору, а она, по милости Божьей, влюблена в меня. Мы скрывали это так долго, как только могли, и я уверен, что мы могли бы скрывать это и дальше. Но сегодня речь пойдёт о правде, и пока она делится своей правдой, я делюсь своей. Сначала я поделился ею с вами, публикой, прессой, народом. А теперь я делюсь ею с ней.

Он тянется вниз и берет мою руку, сжимает её между своими, поворачиваясь ко мне лицом.

— Аврора, я знаю, что смущаю тебя сейчас, и готов поспорить, что, когда ты впервые встретила меня, ты и представить себе не могла, что я сделаю что-то подобное. Но мне нравится держать тебя в тонусе, так же, как и тебе нравится держать меня. И, возможно, любовь меняет человека. Я верю в это. Я верю, что нам нужны люди в нашей жизни и что это не вина, что они нам нужны. Если человек хороший, если он делает тебя лучше, значит, он нужен. Мы все хотим стать лучше, чем те, кем мы были вчера, и нет более благородного дела, чем это.

Затем он медленно, очень медленно опускается на одно колено.

О.

Мой.

Бог.

Ещё больше слышных вздохов.

Пресса начинает тесниться вокруг канатов и подиума, пытаясь получить лучший вид.

На нас.

Акселя, делающего мне предложение.

Чёрт возьми, я знаю, что он упоминал об этом той ночью, но я думала, что это были просто провокационные слова.

О, Боже, и я была идиоткой, которая сказала ему, что не вышла бы за него замуж!

Чёрт. Дерьмо. И он делает это сейчас, не зная, что я скажу?

Я пытаюсь сглотнуть, я хочу прервать его и сказать ему: "ДА", но я не хочу прерывать его. Я не могу насытиться его словами, и я думаю, что общественность тоже должна их услышать. Они должны знать, как он двигается дальше.

— Аврора, мы построили свой собственный мир, ты и я, — говорит он, глядя на меня своими синими глазами. — Мир, где мы помогали друг другу, мир, где мы поняли, как чертовски хороша может быть эта жизнь. Возможность для милосердия и благодати, возможность переродиться с любовью на твоей стороне. Ты, ты сделала меня лучшим человеком. Ты исцелила раны. И я не смог бы сделать ничего из этого без тебя. Я не мог бы расти без тебя. Я не смог бы стать этим королём без тебя. И я понял, что не смогу оставаться королём, если у меня не будет королевы.

Он тянется в карман пиджака и достаёт сверкающее кольцо.

Я ошеломлена.

Ошеломлена.

Оно прекрасно, он прекрасен, о, Боже, это происходит.

— Всё, чего я хочу на этой земле, это чтобы ты разделила мою жизнь, моих детей и мой трон, — говорит он, голос дрожит, руки дрожат. Теперь он не такой уравновешенный. — Всё, чего я хочу, это чтобы ты была моей королевой. И я думаю, что ты будешь очень, очень замечательной в этом. Аврора, будешь ли ты мне ровней, моей королевой? Выйдешь ли ты за меня замуж?

Да.

Да.

Да.

Теперь больше нет секретов.

Теперь нас больше не держит прошлое.

Теперь мы оба свободны.

Все сомнения и страхи, которые у меня были, были стёрты, пройдя через огонь.

И на другом конце я выбираю его.

Навсегда.

— Да, — кричу я. — Ja! Ja!

Он улыбается мне, прекрасный, совершенный Аксель, и слеза катится из его глаза.

Он надевает кольцо на мой палец, и оно сверкает и сияет.

Затем он встаёт и притягивает меня к себе, целуя перед камерами, хотя мы оба вернулись в этот мир, созданный для двоих.

Этот мужчина — мой король.

И, читатель, я выйду за него замуж.