Полуостров Сталинград

Глава 16. Пожалуй, хватит!

16 сентября, вторник, время 10:30.

Минск, штаб Западного фронта.

— Всё понятно, товарищи генералы и командиры? — Обвожу всех взглядом. Кроме Климовских и комдивов ополчения, куча моих штабных. Генералы Курдюмов, Семёнов, Клич, Григорьев. Разведки и контрразведки нет, они сейчас у Анисимова шуруют. Копца тоже нет, он с Рычаговым готовит фрицам подарки. Изо всех сил стараются, чтобы унести не смогли.

Комдивы ополчения хмурятся, но спорить уже не пытаются. Да и сложно с командующим спорить. Оно, конечно, отдавать фрицам чуть не четверть города не может понравиться. Ни военным, ни горожанам, а они и те и другие. Опять отступать? — мрачными готическими буквами написано на их лицах.

Ничего, стерпят. Фронт — огромный организм, сложнейшая система. Рука или лоб, во что прилетает удар, могут быть недовольны. Но в это время ноги перемещают тело, корпус скручивается в пружину, ударный кулак принимает стартовое положение. Всё готовится к ответному штурму, так что потерпи рука, попринимай на себя ещё болезненные удары врага. Расплата для него близка, а для нас близится миг торжества.

Утром, к удивлению своей базовой генеральской сущности, помедитировал. На пике состояния охватил разумом огромные пространства, занимаемые северной частью фронта. Мощная группировка под Швенчонисом уже изнывает от нетерпения. Нельзя сбрасывать со счёта риск её обнаружения немцами. Сутки, максимум, двое, больше испытывать энтузиазм войск не стоит. Начнут перегорать. На эти мысли скептически отзывается опыт Павлова. Ладно, трое-четверо суток, нынешнее поколение намного терпеливее и крепче. Но риск обнаружения войск немецкой разведкой всё равно не снимешь. Современное поколение немцев тоже крепче, чем в двадцать первом веке.

Северо-Западный фронт хлопочет, как огромный муравейник. Этим сколько времени ни дай, всё будет мало. Но разведгруппу Нефёдова тоже вечно наизготовку держать нельзя. Вчера вечером Блохин доложил, что они вышли в заданную точку и приступили к изучению немецких позиций. Приказал довести до них всё, что знаем мы. Данные авиаразведки и артразведки.

Ополчение неожиданно не только для немцев, но и для меня, показало зубы. Войска Гота и Гудериана обливаются кровью. В небе мы теряем в среднем по пять самолётов в сутки, но люфтваффе не меньше. Когда рискуют бомбардировщиками, то раза в два больше. В Минске сильное зенитное прикрытие и полторы сотни самолётов ПВО, усиленного дивизией полковника Туренко. Правда, сейчас уже меньше, но сто двадцать самолётов пока в строю.

Рычагов готов или почти готов. Надо предупредить его, что провожать лётчиков буду лично. Поначалу хотели стартовать из Белостока, но слишком близко к границе, фрицы могут засечь, так что авиагруппа отправится из Барановичей.

Что ещё? Голубев? Этот год назад был готов, сутки назад последние откомандированные в 13-ую армию части вернулись домой.

Так что можно начинать. Как обычно, с прелюдии. Ухмыляюсь своим мыслям.

— Товарищ генерал, — обращается комдив-1, — а минировать позиции, которые оставляем, можно?

— Не можно, а нужно, — вздёргиваю бровь в начальственном недоумении, — а вы что, не минировали?

— Раньше мы не отступали, товарищ генерал, — срезает меня полковник и прощается. Морда гадская! Седой, в возрасте, видать, за почти шестьдесят лет жизни до хрена ехидства накопил.

— А ты чего ухмыляешься? — Ещё один! Климовских, который остаётся на месте с Курдюмовым, прячет улыбочку. Курдюмов, в самой фамилии которого слышится некая угрюмость (угрюмы Курдюмов), серьёзен. Всегда серьёзен, даже когда что-то смешное рассказывает, хотя такое могу припомнить пару раз за всё время знакомства.

Склоняемся над картой втроём, через полчаса отрываемся. Климовских записывает весь план в хронологическом порядке, затем зачитывает. Мы с Курдюмовым переглядываемся.

— Всё правильно, — подтверждает Владимир Николаевич, — что задумали, всё есть.

— Всё есть… — на поверхность всплывает идея, которую пытался поймать последние несколько дней. Это уже из опыта двадцать первого века.

— Нет, не всё, — откидываюсь на спинку стула, со вздохом оглядываюсь на окно. Вид с первого этажа глаз не радует. Пасмурно сегодня, кусочек серого неба над рядами мешков с грунтом, вот и весь пейзаж. Не то, что у меня наверху.

Двадцать первый век славен, кроме всего прочего, информационными войнами. Геббельс, кстати, один из основоположников. Эта одиозная тварь нам не указ, но направление интересное. Боевой дух войск противника — невидимая глазу, но реальная вещь. Его подрыв задача стратегическая. Симметрично — подъём настроения и энтузиазма наших бойцов.

— Кое-что важное мы забыли, — излагаю свои идеи.

Победить мало, вот главная мысль. Очень важно после победы растрезвонить о ней, как можно громче. Чтобы все знали, и враги, и свои.

— Поэтому мало отбомбиться по Берлину, — подвожу к итоговой мысли, — надо рассказать об этом фрицам. Ихнее командование-то этого делать не будет. Хлёстко рассказать, с фотоиллюстрациями, с издевательскими подписями…

— А вдруг это взбесит немецких солдат, — сомневается Курдюмов, — и они начнут драться ещё злее? Палка она ведь о двух концах.

— Кого-то разозлит, — Климовских скептически улыбается, — может быть. Но большинство начнёт унывать. Поймут, что их семьи тоже под ударом и война не пощадит никого.

— Владимир Николаевич, не забывайте, что бомбёжка Берлина не единственная плохая для них новость будет. Уж мы-то постараемся.

Стараться мы начинаем тут же. После недолгого совещания решаем, что сначала бомбёжка Берлина, затем информационный удар по войскам фон Бока, и только после этого мощный удар по войскам, штурмующим Минск.

— Действия 24-ой армии Филатова? — Вопросительно глядит Климовских.

— Сразу после или одновременно с ударом по минской группировке.

После краткого обмена мнения приходим к выводу, что лучше одновременно. Синхронность ударов ограничивает возможности противника маневрировать. Ресурсов бомбардировочной авиации внатяжку, но хватает.

Однако самой первой ласточкой нашего масштабного наступления будут не авиационные и артиллерийские удары. Первое слово скажет Северо-Западный фронт. Главное, чтобы между первым и вторым (словом) пуля не успела просвистеть. Фактор времени на войне — важнейший.

Ещё один немаловажный нюанс. Задействуется политотдел. Листовки и пропаганда это по их части. Не всё им доносы слать, пора и полезным делом заняться.

17 сентября, среда, время 10:10.

Красная Роща (район Слепянки) территория авиазавода.

Обваленные крыши, стены в дырах, цеха авиазавода № 453 представляют грустное зрелище. Сильный опорный пункт минского гарнизона взят немецкими войсками. Не повезло ему оказаться за той линией на карте, которую очертила генеральская рука командующего фронтом.

Особой радости солдаты доблестного вермахта от своей победы не испытывают. Из пяти подбитых танков ремонтники забирают только один. На остальные махнули рукой. Их только в переплавку.

Лейтенант, руководящий сбором убитых, с заложенными за спину руками подходит к позициям русских. Рассматривает искорёженную 37-миллиметровую зенитку, поджимая губы. Шайсе! А вот ещё пара 25-миллиметровых. Трупов русских солдат нет, их уже унесли. Русские быстрее справились, у них потери намного меньше.

Лейтенант оглядывается на характерные звуки. Брезгливо морщится. Неопытных новобранцев выворачивает, когда им приходится куски собирать. Русские варвары не только танки в решето превратили, но и солдатам досталось.

17 сентября, среда, время 18:15.

Левый берег Даугавы напротив городка Кукейнос на правом (нашем) берегу.

Старший сержант Нефёдов.

Мы работаем, как микробы или эти, как их… вирусы во вражеском организме. Прокол защиты, вхождение, период затишья… там какое-то слово есть для этого, но не помню его. Короче, организуем нарыв, уничтожаем оборону на выбранном участке. В который потом вклиниваются остальные вирусы, то есть, ха-ха, бойцы Красной Армии.

Способов вскрыть редуты дойчей масса. Можно напрямую, на «ура». Это когда совсем времени нет, просто подкрадываемся и последовательно вырезаем посты, а затем личный состав. Однако даже для такого способа разведку хотя бы визуально, — эх, сколько новых слов узнал всего за несколько месяцев, — провести необходимо. Вот мы и сидим в ближайшей рощице и наблюдаем.

Ага! Есть сигнал. В той рощице не мы, а передовой дозор. Сигналы подаём с помощью зеркальца, если есть солнце, и нет риска, что его заметят немецко-фашисткие враги. Сейчас пасмурно и вечереет, потому фонарик. Азбука Морзе — наше всё. Сигнал «ИСВ», «Идут связисты».

Как только обнаружили телефонный кабель, тут же подключились, теперь знаем номер роты и позывной ротного обер-лейтенанта. Хотя «Кюхнер» может оказаться и фамилией. А почти час назад перерубили кабель. И вот они идут, бравые связисты вермахта. Согласно последним директивам высоких германских штабов втроём, хотя раньше ходили по двое. Добавлен автоматчик для огневого прикрытия. На всякий случай. Против таких, как мы.

Лениво, вполглаза наблюдаем. Кому рассказать из гражданских, не поверят. Многие чувствуют пристальный и напряжённый взгляд, начинают нервничать, оглядываться. Лишние сложности возникают. А вот сейчас нет. Солдат держит автомат на плече. Сбросить на руки в боевое положение опытному человеку раз плюнуть. Но всё равно какие-то доли секунды тратяться. А за эти мгновенья много чего может произойти.

— Ш-ш-л-ё-ф-ф-т! — Коротко шуршит арбалетный болт и на виске автоматчика расцветает белое оперение.

Неплохо! Хотя двадцать метров не расстояние. Дойчи в этом месте бросили провод вдоль лесочка, подвешивая его на ветки. Удобно осматривать, не заходя в лес. И нам удобно напасть на них. Оглушённых связистов и упокоенного автоматчика быстро затаскиваем за деревья. Короче, рутинная работа разведывательного диверсанта. Сейчас быстренько их колем, автоматчика — под дёрн, его амуницию на нашего, схожего комплекцией…

Через полчаса, — время специально подбираю так, чтобы возвращаться в сумерках, — запуганный вусмерть обер-ефрейтор Хенрик докладывает начальству, что повреждение найдено и ликвидировано.

Резать их мы не стали. Нет, если бы углядел в их лицах упёртую непримиримость, то положил бы их рядом с убитым камрадом. С другой стороны, даже зайчик может укусить или распороть врагу брюхо, дай только возможность. Самый распоследний трус может взбрыкнуть, когда поймёт, что вся рота его сослуживцев пойдёт под нож из-за него. Крикнет, хрюкнет и вся конспирация псу под хвост. Шум, гам, стрельба… оно мне надо?

Поэтому уточняем до последних мелочей все подробности диспозиции и вот троица моих ребят «возвращается» в родную немецко-фашисткую роту. Прокол сейчас будет. А рота дойчей улетит в Вальгаллу. О, ещё одно слово! От тех же дойчей, кстати…

Примерно в это же время. Минский госпиталь.

Борька мне радуется почти, как в детстве. Бухаю ему на тумбочку доппаёк.

— Как у тебя? Докладывай, — располагаюсь на табурете. Трое соседей, поприветствовав меня, деликатно удаляются на перекур. Вдогонку снабжаю их пачкой «Казбека».