Крымская война. Попутчики

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

I

Черное море

Пароход «Улисс»

24сентября

капитан-лейтенант Игорь Белых,

позывной «Снарк»

Колесные пароходы усыпляют, подумал Белых. Действуют, как старые добрые плацкартные вагоны; там размеренный, ни на миг не прерывающийся стук на рельсовых стыках, здесь - мерное «умпф-умпф-умф» дедовского паровика и шлепки плиц о воду. Интересно, как они тут ухитряются не засыпать, особенно в собачью вахту?

Наверняка у греков и «собачка» называется по другому... На «Улиссе», как и на старушке-«Клитемнэстре», в ходу черноморское рыбацкое арго. С поправкой на терминологию Кайзермарине - Лютйоганн нипочем не желает осваивать местный сленг, но упорно требует от подчиненных понимания. Получается пока не очень; впрочем, с тех пор, как было решено расстаться с парусной оснасткой (сохранили, по настоянию дяди Спиро, только стаксели), работы у палубной команды поубавилось.

Пароход приобрел, мягко говоря, необычный вид. Нет стеньг; главное украшение, длинный бушприт, пришлось безжалостно обкорнать, оставив несерьезный обрубок. Нижние реи на своих местах - к ним крепятся канаты, на которых тюрморезовские бойцы наловчились перелетать на чужую палубу. Кургузые мачты увенчаны громоздкими бочонками боевых марсов. Этот термин ввел сам Белых - не называть же их «вороньими гнездами», на манер тех плетеных корзин, где с трудом мог поместиться человек нормального телосложения?

Новые сооружения вмещали троих, и еще оставалось место для корзинки с нехитрой снедью и анкерка с водой. Как и для другого, не столь безобидного имущества. Например, пулемет или любимая игрушка отрядного снайпера Гринго, тяжелая винтовка 6С8.

Напоследок, припомнив старые военные фотографии, Белых приказал обвешать «боевые марсы» тугими связками канатов - мантелетами. От ядер, конечно, не спасет, а вот осколки - другое дело. Да и пуля Минье увязнет, если на излете.

На боевой марс грот-мачты воткнули мощный переносной прожектор. Питание он получал от компактного бензинового генератора, предусмотрительно взятого с «Адаманта». Выше, над головами марсовых, торчала щетина антенн, радом с ними - темно-серая кастрюля локатора. Его позаимствовали с «Саб-Скиммера»; радар, как и прожектор, входил в комплект съемного оборудования катера.

Конечно, этой фитюльке далеко даже до приличного яхтенного радара, шкала дальности - всего ничего, два с половиной десятка морских миль. Но выбирать не приходится: ночью, во враждебных водах, где в любую минуту можно наткнуться на неприятельский дозор, даже такая аппаратура - особенно, в связке с ПНВ и прожектором - станет серьезным подспорьем.

Кабель от антенны протянули на мостик; в специально сколоченную тумбу вставили блок дисплея, и Ганс Лютйоганн проводил долгие часы, осваивая технику двадцать первого века. Он буквально «заболел» новинкой, и теперь мечтал поскорее выйти в море, опробовать хитроумное устройство в деле. Как-то раз он настолько увлекся, что принялся рассуждать, как пригодилось бы ему такая аппаратура для ночных атак на русские транспорта - и запнулся, поймав иронический взгляд Карела.

***

С полуюта открывался великолепный вид - таяла в рассветной дымке Одесса, серебрилось море до самого горизонта, и жирные чайки пронзительно кричали за кормой, провожая «Улисс» в его авантюрное плавание. Колеса оставляли широкую, взбаламученную полосу пены, и в этой кильватерной струе на длинном буксирном канате, переваливалась с боку на бок «Клитемнэстра». Когда дядя Спиро предложил взять в крейсерство и свою старую шхуну, Белых воспротивился - на кой черт им сдалась эта обуза? Но потом изменил решение: скорость «Улисса» при буксировки падала всего-то на узел, а вот пользы контрабандистская скорлупка обещала немало. Шхуна, с ее ничтожной осадкой, может подойти к берегу там, куда не сунешься на колесной махине. Да и внимание не так привлекает - мало ли всякой мелочи снует вдоль турецкого берега? А пароходы все наперечет, тем более, в разгар войны.

***

На оснащение «Улисса» ушла лишняя неделя. Как ни оборотист Капитанаки, а подготовить и оснастить для серьезного похода судно с сотней без малого душ на борту - задачка не из рядовых. Вчера вечером пили отвальную; в кают-компании собрались, кроме боевых пловцов, казачки и кое-кто из греков. Пришел и Лютйоганн; немец занял приличествующее его должности место во главе стола, но когда появились здоровенные бутыли с мутной греческой виноградной самогонкой «цикудья» - перебрался на обшарпанный диванчик, под иллюминатор и взирал оттуда на веселье круглыми, слегка выпученными глазами.

Появилась гитара - ее приобрел в Одессе главный отрядный бард, Вий. Пели про Чечню, про Афган. Казачки поначалу удивлялись, но услыхав знакомые слова - «аул», «басмач», «караван», - стали подтягивать, а потом взяли инициативу в свои руки.

Белых ожидал сугубо казачьего репертуара, что-нибудь вроде «Ой, да не вечер, да не вечер...», и был изрядно удивлен, когда Тюрморезов затянул песню, вполне подходящую к их положению:

***

Не слышно на палубах песен;

Эгейские волны шумят…

Нам берег и душен и тесен;

Суровые стражи не спят.

***

Раскинулось небо широко,

Теряются волны вдали.

Отсюда уйдем мы далеко,

Подальше от грешной земли.

***

Не правда ль, ты много страдала?

Минуту свиданья лови…

Ты долго меня ожидала,

Приплыл я на голос любви.

***

Спалив бригантину султана,

Я в море врагов утопил,

И к милой с турецкою раной,

Как с лучшим подарком приплыл...

***

Тут уж смолчать было никак нельзя: капитан-лейтенант отобрал у Вия гитару и порадовал публику «пиратскими» песнями старого, еще советского КСП. Пошли они на ура - даже Фро, появившаяся в кают-компании под занавес веселья, поаплодировала бравому каплею: «Я знала, что вы - романтик, мон шер. Но откуда эти стихи, никогда их не слышала? Есть в них что-то от сэра Вальтера Скотта...»

***

«...Закончен срок береговых работ,

Встает рассвет у края волнолома.

Спешит от борта к берегу вельбот,

Увозит тех, кто остается дома.» [28]

***

Засиделись за полночь, а уже в пол-пятого дребезжащий колокол на шканцах «Улисса» подал сигнал к отплытию. Вельбот - вообще-то, обычная шаланда с меланхоличным греком на веслах - высадил провожающих у подножия Ришельевской лестницы. На кормовом флагштоке заполоскал знакомый триколор, флаг русского торгового флота, к которому отныне принадлежал и «партикулярный корсер «Улисс». Одиссея капитана Белых - как пошутил кто-то из его бойцов, - началась.

II

Из дневника Велесова С.Б.

«24 сентября. Ну вот я и получил свое первое боевое ранение. Дай Бог, чтобы и последнее, хотя что-то не верится. Не та жизнь светит нам в обозримом будущем. Шутки шутками, а не вспомни я вовремя об индивидуальной аптечке (в первый день «попаданства» я позаимствовал ее из аварийного контейнера, да так и таскал с собой), - дело могло бы обернуться куда печальнее. Эссен говорит - я уже хрипел, даже глаза закатывались, он уж и отходную стал припоминать...

Что ж, все хорошо, что хорошо кончается. Грех жаловаться, не всякий раненый удостаивается чести быть осмотренным самим Пироговым. А мне свезло. Патриарх военно-полевой медицины побывал в медпункте «Адаманта», и над было видеть, какими глазами смотрел он на нашего доктора-старлея! Внимал ему, словно Моисей горящему терновому кусту. Полтора с лишним века развития медицины и биологии - это серьезно.

А вот в случае с Груздевым блеснуть не удалось, профессор до сих пор в коме. Из беседы медиков (по большей части, на латыни), я понял одно: медицина, что двадцать первого, что девятнадцатого веков в этом случае бессильна. Корабельный врач в растерянности, уверяет, что клиническая картина какая-то неправильная и, если верить приборам, профессор давно должен оставить этот мир. Однако - он жив, и обходится без помощи всяческих искусственных легких и прочих хитроумных устройств...

Зря все-таки Дрон отмахивается от тех «лиловых молний», зря. Это я о том, что случилось с профом в момент переноса. Чуйка мне вещует: не просто это все, ох как не просто...

А пока - приходится смириться с тем, что мы все - и пришельцы из 2016-го года и наши невольные попутчики - застряли здесь надолго. Валя Рогачев, навестивший меня вместе с Дроном, признался, что оставил попытки обойти профессорские пароли. Не его уровень - а раз так, возвращение нам не светит. Во всяком случае - пока, а там, как говорится, будем посмотреть...

Вчера Кременецкий и Фомченко представлялись севастопольскому начальству. Сопровождал их Зарин - не прощу себе, что пропустил такое событие!

Сегодня адмиралы посетили «Адамант». Поговорили и со мной, как с героем первого в местной истории воздушного боя. Нахимов, по словам Эссена, стал ярым сторонником воздухоплавания и намерен всячески его развивать. Пока это прожекты, но надо с чего-то начинать?

Ввели в строй «Херсонес». Он остался без мачт, зато приобрел широкие пандусы на полубаке и полуюте. На них помещаются три гидроплана - вся наша наличная авиация. Фибих лишил нас сразу двух боевых единиц: аппарат Эссена, хоть и удалось выловить из воды, но теперь он годится, разве что, на запчасти. Несколько пуль, угодившие в мотор, привели несчастный «Гном» в неремонтопригодное состояние.

Качу пришлось эвакуировать. Союзники все же решились - сбили казачьи заслоны и выдвигаются с плацдарма. Эскадра медленно ползет вслед за ними, прикрывая приморский фланг, но к Севастополю пока не суются. Ей навстречу вышел объединенный «ночной отряд» - «Алмаз», «Заветный», «Морской бык» и пароходофрегаты. Так что ближайшие двое суток будут у союзного флота весьма насыщенными.

Готовятся к бою и севастопольцы. На этот раз Корнилову не пришлось долго убеждать командиров кораблей - решение, насколько мне известно, было единогласным.

Дрона откомандировали для связи на корниловский флагман. Повезло нечего сказать: побывает на настоящем парусном линкоре, да еще и при особе самого Корнилова! Вернется домой - от историков отбоя не будет... если допустить что информацию о наших подвигах рассекретят в ближайшие полвека.

На «Адаманте» герои дня - Бабенко с Рогачевым. Наши гении радиоэлектроники привели в порядок резервный передатчик и собрали еще две довольно мощных радиостанции - «из г...а и пыли», как выразился Валентин. Заодно выгребли все наличные УКВ-шки и раздали по кораблям.

Теперь мы вполне обеспечены связью: один комплект поставили на «Алмаз», второй отправили вместе с главстаршиной-радистом к штабу Меншикова, третий - на «Императрицу Марию». Рогачев наладил радиоканал для передачи данных на андрюхин ноут - недалеко, в пределах видимости. И на том спасибо: теперь адмирал будет получать картинку в реальном времени. «Адамант» пойдет с эскадрой для обеспечения связи, компанию ему составит «Херсонес». На его «эмки» и наш последний «Горизонт» ложится вся разведка.

***

Вот он, бредовый сон историка-альтернативщика: в одном строю парусные линкоры, ПСКР 2016-го года постройки и колесный гидроавианосец с этажерками времен Первой мировой. Одно слово - когнитивный диссонанс, а то и вовсе шизофрения.