Цесаревич

Мы же не просто жгли текстильные мануфактуры Шуваловых, а сперва обчищали их до голых стен. Пусть примитивное, но оборудование, материалы, готовую продукцию, все нужно было изъять. То же самое было и с сахарными заводами, строительство которых на моих землях идет полным ходом, но те приспособления, которые уже внедрены в производственный процесс, не успевают производиться, или же успевают, но скверная логистика не позволяет приспособам вовремя пребывать на строящиеся заводы. Разграбление Шуваловых решало эти задачи, хоть как-то компенсируя беспрецедентные расходы на охрану собственных предприятий.

Практически все верные мне казаки отправились охранять имущество цесаревича, а это не много не мало, а почти тысяча мужиков, лошади, подводы. В какой-то момент я даже почувствовал себя незащищенным — казаки на войне либо на предприятиях, гольштинцы в Магнитной либо на войне, егеря так же добивают османов.

Между тем, прибыль с первого этапа «мести» образовывается. Кроме того, исчезла необходимость траты собственных средств на армию. Чудесным образом пришло финансирование Военной коллегии на год, до копейки. Поэтому нагрузка на Фонд Вспомоществования, как и на мой собственный бюджет, была снижена до минимума. Получилось забрать ранее потраченное из своих. Копились деньги, которые можно вкладывать в самые масштабные проекты.

В этих сложных условиях, когда, казалось, в стране имеет место быть серьезная свара, Елизавета решила дать прием по случаю своих именин, ну и выздоровления, которое, впрочем, было весьма условным. Там, при дворе, где соберутся все власть имущие, и Шуваловы, и Воронцовы, и Бестужев-Рюмин, часть Голицыных, главным «экспонатом» будет Екатерина Алексеевна, ну, и частью я собственной персоной. Наверняка, тетушка стремится показать всему двору, что беспокоится нечего, все под контролем, свары в доме нету.

Шешковский уже успел доложить все слухи в высшем свете. Говорят, что у меня проснулся характер, что я оттер Шуваловых от их капиталов, практически сделал их нищими. Особенно смакуют поражение, казалось всесильного, Александра Ивановича — главы Тайной Канцелярии. Екатерина уже представляется не падшей женщиной, а жертвой коварных Шуваловых. Я же некий рыцарь, спасший свою возлюбленную от дракона и покаравшего его. Ни слова нет о том, что моя жена находится под домашним арестом, и наше общение… да нет его вовсе.

Идти на мероприятие придется, как и придется больше и крайне дружелюбно общаться на приеме с Петром и Александром Шуваловыми, чтобы отвести часть общественного презрения с них. Это у меня железобетонный и разнообразный компромат, титул и мощь спецслужбы с силовым блоком. Что у других, которые решат потягаться со знатным кланом? Так и до беспредела недалеко с неминуемыми карами. Необходимо показать, что свары никакой нету, что это они, Шуваловы эти, зарвались, получили удар и откатились. Я же удовлетворен таким стечением обстоятельств. После, когда я увижу окно возможностей, уничтожу клан, но сейчас, как в мультфильме того времени, что я покинул: «улыбаемся и машем ластами».

Однако, моя победа не казалась уж такой сокрушительной. Что не удалось некогда Лестоку — расстроить мой брак с немецкой принцессой, оказалось по силам Шуваловым. И понимаю это прекрасно и, казалось бы, наоборот, должен быть в обществе любящим мужем, демонстрировать, что у недоброжелателей ничего не вышло, но невозможно мне натянуть настолько лицемерную маску. Тем более, что двор, так или иначе, но скоро узнает о проблемах в нашей, для меня уже бывшей, семье.

*…………*……….*

10 июля 1750 года

Петергоф

За буквально полтора часа до нашего отправления на очередные празднества при дворе, в Ораниенбаум прибыл вестовой от Румянцева. Это было настолько вовремя, что и придумать сложно. Хорошие новости — лучший подарок ко Дню Рождения тетушки.

Войска султана были измотаны в постоянных боях, осада Измаила не была таковой, по сути, так как сами осаждающие страдали от набегов русских иррегуляров — степняков, башкир, калмыков, даже некогда подданные крымского хана, решили порезвиться и пограбить бывших хозяев.

Пока все это происходило, Петр Салтыков организовал контрудар на Бухарест, обойдя практически вдоль австро-турецкой границы укрепления османов. В это время бригада Капниста уже переправилась выше по течению Дуная в километрах сорока северо-западнее Измаила, и так же лихим набегом устремилась к Бухаресту. Город был взят кавалерией Капниста, Румянцев, после удачного контрудара от Аккермана, отправил к Бухаресту соединения арнаутов — валахов и молдован. Сам же Петр Александрович сходу взял Журжу. Турки стали организовываться для сдерживания дальнейшего наступления Румянцева на Сербию, о данном направлении трубили во всех селениях, чтобы ввести противника в замешательство, но Петр Александрович резко изменил направление и стал пробираться к Болгарии. Перевалы удалось взять быстро, пусть и получились атаки кровавыми и в сторону уже взятого Бухареста поплелись телеги с раненными русскими солдатами.

Петр Семенович Салтыков, вновь ставший командующим всех русских войск, прознав про стремительность Румянцева, приказал оставшимся своим войскам ударить по туркам, все еще пытавшимся концентрироваться у Измаила. Создалась ситуация, которую в будущем назвали бы «котел». Больше тридцати тысяч турок сдались, кому удалось вырваться из окружения, рассеялись. Командующий османской армией героически, или бессмысленно, как посмотреть, погиб, пытаясь прорваться через русские укрепления.

Как станет ясно позже, в Черногории началось новое восстание и уже часть Сербии и Хорватии освобождены от османских войск и администрации. Такая резко начавшаяся неразбериха с постоянными поражениями, а у страха глаза велики, вынудили Махмуда I искать мира и концентрироваться на национально-освободительном движении.

Османская империя стала трещать по швам. Курды попытались воспользоваться ситуацией и подняли восстание. Оно было достаточно быстро подавлено, но необходимость тушить пожары восстаний не позволили вовремя прибыть новым пополнениям на фронт. Подняли восстание и армяне, даже выбили из малых городов и селений турок, взволновались и их соплеменники в Персии, но были быстро разгромлены в обоих государствах.

Русская армия под командованием родственничка — двоюродного моего и родного дяди Екатерины Алексеевны — Георга Людвига Гольштейн-Готорбского, которая была дислоцирована на границе Северного Кавказа, не успела прийти на помощь армянам. А вероятнее всего, Георг Людвиг даже и не предполагал такого стечения обстоятельств. Ему-то было приказано держать оборону и только демонстрировать намерения вторгнуться вглубь Османской империи. Армяне же рассчитывали на помощь, но, увы.

Что касается моего двоюродного дядюшки, то это был еще тот фрукт. Предан Фридриху Прусскому до мозга костей, его фанат, видимо, не меньший, чем в иной истории, должен быть я. Он уже писал прусскому королю, на службе которого находился, чтобы тот отпустил подполковника в Россию. Но Фридрих отказал [эпизод чуть изменен, на самом деле Георг Людвиг трижды просился на службу в Россию, но Фридрих отпустил тогда уже генерал-майора только в 1761 году и скорее потому, чтобы уже скоро ставший императором Петр не растерял своей любви к Пруссии]. Георг Людвиг прибыл в Россию только полгода назад и был более приветливо встречен императрицей, нежели мной. Нет, я включил актерский талант и выказал сверх нужного приветливость, настоял даже, чтобы дядя получил сразу генерал-майора, то есть с повышением на два чина, рассказывал ему и своей любви к дядюшке Фридриху.

Но я уже понимал, что моя игра в фаната прусского короля все больше становится в глазах общественности фальшивой. Послали новоиспеченного генерал-майора с двумя дивизиями и сворой ногайцев и калмыков на границу Северного Кавказа, он и согласно приказу там он и стоял, «не пущал турку». Это не инициативный Румянцев, который уже привык принимать решения. Шпион Фридриха в моем стане, а ничем большим дядя не был, исполнял приказ безукоризненно. А жаль, насколько я уже понимаю, окно возможностей потрепать нервы османам в том регионе было. Можно прислать вестового, получить указания, если сам не видишь перспективность активных действий, но нет.

Между тем, Бестужев-Рюмин, как канцлер, уже был готов отправиться на переговоры, что планировалось провести в Бухаресте. Скорее всего, будущую столицу Румынии придется отдать султану, но вот то, что он не отвертится от признания и Крыма российским, и иных территорий — факт. Будет русский дипломат еще и биться за то, чтобы проливы стали свободны для торговых кораблей, как и за репарации. Позиции России сильны, армия, хоть и потеряла до пятнадцати процентов личного состава, но полна сил, даже ротация происходит. Румянцев стоит неподалеку от Софии и может идти на Константинополь. Даже в Петербурге слышится бой копыт его коня, нетерпеливого, в предвкушении исполнения извечной русской мечты. Но, нет. Нельзя съесть слона целиком, только по частям. Этот бы кусок проглотить. Тем более, что, несмотря на неразбериху, турки все более ожесточенно сопротивляются и на территории Болгарии, как оказалось, за столетия ига образовалось немало султанских почитателей.

Однако, для русской общественности отсутствие поражения от Блистательной Порты уже победа, а тут и закрепление территорий. И эти новости я везу императрице. По русской традиции за такие вести полагается награда и то, что именно мне первому сообщили о запросе султана к переговорам, проявление признательности со стороны командующих. Да и я в накладе не останусь, пусть и считаю вредным раздавать имения, но деньгами отблагодарю, да подумаю, может, кому и какую мануфактуру отписать, пусть занимаются производством.

Я не мог не взять с собой Екатерину, в письме была четко указана воля императрицы на это обстоятельство. Пусть идет со мной, но мы уйдем при первой же возможности, а потом вновь попадёт под домострой. Таких обязательных приемов и за год не много, до заседания Синода так и вовсе может уже и не быть, так что успеет прочувствовать традиционный семейный быт царского семейства.

Императрица выглядела довольной, пыталась улыбаться, но для тех, кто хоть немного знал Елизавету не как императрицу, а человека, было видно — чувствовала себя не очень, и присутствие давалось сложно. Искренняя улыбка появилась на лице государыни только тогда, как она первая в России попробовала шоколадные конфеты с начинкой из молотых орехов. Пока такие конфеты планировалось поставлять только Елизавете, ну и за немыслимые деньги по специальному заказу. Производство было еще кустарным, каждая конфета отличалась от иной и была отдельным шедевром, но фабрика строилась, а запасы какао накапливались.

— Петр Федорович, государь-цесаревич! — сквозь звонкий смех какой-то из фрейлин, увидела нас императрица и призвала к себе.

Мы пришли уже как полчаса назад, но сперва сразу не нашли государыню, чтобы вручить ей подарок, а после были втянуты в круговорот великосветского общения. Все, кто мало-мальски что-то из себя представлял при дворе, стремились выразить свое почтение и восхититься нарядом Екатерины. Свое раздражение этими словоблудиями я старался не показывать. Екатерина Алексеевна не жаловалась, а с неким вызовом говорила с каждым, стараясь демонстрировать свой статус Великой княгини.