Оябун. Том 1

* * *

В ангаре царил полумрак. На часах восемь вечера, сумерки снаружи — и тьма по углам внутри.

За большим столом собрались люди, кто считался независимым криминальным авторитетом и не входил в местные структуры. Те, кто противопоставлял себя и свои банды борекудан и босодзоку. Это были и корейские ккангпэ — «уличные хулиганы». И банкара или янки — ночные варвары из тех, кого не взяли даже в хангурэ или сукебан за звериную жестокость и неумение хоть как-то договариваться с остальными. И пиньинь, ответвление китайских триад в Ниппон. Всего в ангаре сидело шестнадцать разнокалиберных боссов, кто представлял интересы тех или иных этнических и территориальных группировок, воюющих с крупным криминалом за свой кусок пирога. Наркотики, проституция, работорговля, поставки нелегалов для черной работы — все, где хоть как-то можно было зацепиться за возможность заработать.

Главное отличие собравшихся от устоявшихся структур борекудан — эти шакалы жили одним днем. Как презрительно говорил о подобных «бизнесменах» оябун района Исого от клана Инагава-кай:

— Мы живем настоящим и будущим, мы дорожим данным словом и стараемся заботиться о соседях. Шваль под ногами понимает другой закон: деньги здесь и сейчас. Ради этого они готовы на все, включая предательство. С ними невозможно договариваться. Их надо только уничтожать.

Поэтому, когда молодой вакагасира начал аккуратно сливать полиции и отделу борьбы с ОПГ информацию по конкурентам — никто не возражал. Это было абсолютно в духе принятых отношений между бандами в Токио и других городах. Вот только новая реальность совершенно не понравилась лидерам диаспор, кому пришлось срочно перестраиваться под новые реалии.

Чен Кон внимательно слушал громкие выкрики, одновременно отмечая про себя наиболее рассерженных. Потому что — наверняка именно они больше всего пострадали от действий властей. И, значит, стали слабее. А у более слабого можно отнять часть территории. Можно заставить уступить кусок теневого рынка. Можно просто сожрать. Особенно, если это не китаец, а какой-нибудь дурак кореец. Или местный, с кем другой японец даже здороваться побрезгует, несмотря на веками вдолбленную лживую вежливость.

Больше всего разорялся Юкэ Тари, дальний потомок айнов. Жалкая помесь монголов и японцев, с точки зрения хань.

— За прошлую неделю по округе прошли четыре налета полиции! Они ломают все отлаженные связи, забирают товар и мешают вести дела! Вчера в Гонконг депортировали трех уважаемых людей, а я через них получал «дурь» больше года. Как дальше работать, если гокудо нагадили везде, где можно⁈ Их — не трогают, а я теперь должен днем и ночью смотреть за спину, нет ли за ближайшим столбом фараона.

И в том же духе верещала треть присутствующих. В основном — молодежь. Самые нетерпеливые, самые жадные, самые проблемные. Более крупные банды и диаспоры так или иначе все равно пытались найти баланс в сосуществовании с крупными криминальными организациями. Особенно — если ты «понаехавший». Потому что даже полиция так или иначе взаимодействует с борекудан и делит зоны влияния. Гангстеры давят беспредельщиков, о-мавари-сан сажают в тюрьму потерявших бдительность головорезов. Странно ожидать, что веками сложившийся уклад поменяют для удобства триад или прочей шелупони.

Но устать от жалоб на жизнь Чен Кон не успел. Потому что в ангаре появился человек, которого китаец совершенно не ожидал увидеть.

Атлетически сложенный парень. Черноволосый, с тронутыми сединой висками. В темно-синем дорогом костюме, на левом лацкане которого был приколот значок-герб Инагава-кай, на правом же хмурилась черная круглая рожица с крохотными белоснежными глазками.

Воат-сао [ вот дерьмо]! Да это же тот самый любимчик богини смерти собственной персоной! И четверо боевиков у него за спиной в абслютно черных костюмах и масках с прорезями. У первой пары автоматы в руках, остальные почти скрыты в тени и непонятно — с какими «подарками» пожаловали.

Тэкешии Исии встал рядом со столом, презрительно огляделся и ткнул кончиком ножен катаны в замершего Юкэ Тари:

— На улицах шепчутся. Люди говорят, что в Токио появился слишком смелый кусок грязи, кто объявил цену за мою голову. Правда, деньги пообещал наемникам. Побоялся выйти лицом к лицу и бросить вызов, как это делают мужчины… Ничего не хочешь добавить? Нет?.. Так я и думал… Хорошо. Значит, раз ты мечтал о моей голове, мне придется забрать твою.

Одна из черных теней успела неслышно переместиться за спину приговоренного, набросила на шею стальную удавку и резко затянула гарроту. Через тридцать секунд тело бывшего главы уличных вымогателей бросили у стены. Молчавший вакагасира продолжил, безмятежно разглядывая насупленные лица вокруг.

— Кто имеет уши — услышит. Повторять сто раз не стану… Семье нет дела до ваших проблем, пока эти самые проблемы не мешают нам жить. Нам — это Инагава-кай и простым японцам… Если есть желание — можете кромсать глотки друг другу сколько угодно. Но не забывайте, на чьей территории вы находитесь… Это — наша земля. Это — наш город. И здесь действуют наши правила… С первого июня мы будем прикрывать только тех, кто принесет вассальную клятву и станет работать на Семью. Кто захочет продолжать плыть в бурном море самостоятельно — заставлять не будем. Но не жалуйтесь, если конкуренты обижают. Не рыдайте, что полиция зарабатывает премию за внеочередной рейд или таможня выпотрошила тайники на сейнере. Взрослые мальчики и девочки выгрызают право на существование без слез. Игры в песочнице давно закончились… Однако, знайте главное. Мой оябун занят важными делами и ему не интересно разглядывать тараканов, вроде вас, кто собирает крошки и мельтешит под ногами. Пока вы не попадаетесь на глаза и знаете свое место — вас не тронут… А вот если кто-то решит, что он не таракан, а превратился в японского шершня, вроде подохшего Юкэ Тари, того вынужден разочаровать. Потому что здесь шершень — я. И за любое проявление неуважения к Семье оторву голову без разговоров. Если же кто-то вздумает тявкнуть на моих близких и клан, пришлю яма-буси и разрешу вырезать весь род до седьмого колена. Это всем понятно?..

Отправиться следом за убитым никому не хотелось. Поэтому даже самые наглые буравили злыми взглядами стол и не решались посмотреть в лицо молодому японцу. Убедившись, что послание доставлено и понято, Тэкешии Исии ушел из ангара, словно черная тень. Вот он с пренебрежительной улыбкой разглядывает сгорбленных мужчин за столом. А вот уже хлопнула дверь на улицу.

Самые смелые решились пошевелиться только через минуту. Прислушиваясь к злым шепоткам, Чен Кон поднял руку и начал говорить. Не для идиотов, которых еще много рядом с ним, нет. Больше для себя и двух помощников за спиной:

— Погибший Тари-джу-тоу [ -дурак] дал нам понять, что на улицах Токио поднялся ветер перемен. Теперь мне и родне или уходить из Йокогамы на чужие территории, где правят другие кланы борекудан. Или… Или договариваться с этим бешеным.

— Он просто человек! — заорал худой мужчина с перекошенным лицом. Старик помнил, что эта свинья бахвалилась успехами на поприще сутенерства. — Всегда можно найти специалиста…

— Ты ничего не понял… Совсем… Сядь и не позорь отца с матерью… Сегодня к нам приходил не человек, нет. Сюда приходил Взгляд Синигами. Его даже император не трогает. Микадо поступает хитрее. Он натравливает это чудовище на тех, кто не понимает намеков… Вы тут по большей части молодые и глупые. Резкие без меры. А я застал времена хунвейбинов… Ничего не меняется. Большие люди откармливают псов-людоедов и спускают их на чужаков. Времена сильных сегунов прошли. Теперь в Ниппон всем правит Сын Неба. Проблема в том, что власть в заоблачном дворце может меняться. А вот убийцы на службе императора никуда не исчезли. Они остались в тени. И сегодня нам сделали последнее предупреждение… Кто не понял с первого взгляда — того выловят в проливе с перерезанной глоткой. Этот молодой человек с мертвыми глазами режет своих за малейшие проступки. Нас он тем более жалеть не станет. Попытайтесь это уяснить до того момента, как улицы зальют кровью…