Целитель-12

На дряблые щеки Колмогорова вернулся румянец, его глаза заблестели.

— Я… попробую, Миша, — выдохнул он. — Только… — академик бросил на меня быстрый озорной взгляд. — Мне нужны детали!

— О-о! — воскликнул я, аккуратно шлепая по монитору микроЭВМ, экран которого изрядно запылился. — Материалов у нас — вагон и маленькая тележка! Скачаю всё на диски, и привезу! Нет, лучше я… — моя рука потянулась к затылку. — Позвоню Киврину, он привезет, а я помогу разобраться, где там что.

— Ну-у… За почин надо выпить! — Андрей Николаевич шлепнул в ладоши. — Чаю, да под ягодный пирог!

Со звоном он выставил на стол два граненых стакана. На подстаканниках были выгравированы пес и гусь.

— Анечка-а! — дребезжащим голосом воззвал Колмогоров. — Чаю дашь нам?

— Несу-у! — послышалось из кухни.

Я успокоенно оседлал стул, весьма гордый собой. Исцелить тело — это я умею с детства. А вот реанимировать душу… Но получилось же! За это не грех и выпить. Чаю. С пирогом.

Там же, позже

Володьке удалось побить мой давнишний рекорд — от Щелково-40 до Комаровки он доехал меньше, чем за полчаса. Видимо, привлеченный моими рассказами о тутошнем квасе. Шутка.

Киврин уже не раз набивался мне в попутчики, чтобы хоть издали глянуть на светило математики. А тут — за одним столом…

Ну, пока Володя накачивался квасом, я зарядил дисковод новенького «Коминтерна-7». У меня на работе стоял такой же, как Старос хвастался — с процом четвертого поколения. Техпроцесс шестьсот нанометров, полтора миллиона транзисторов — и прочая, и прочая, и прочая.

— Миша, — Колмогоров, не в силах усидеть, вил круги по гостиной. — А совмещенные пространства — это чисто теоретическое построение? Или вы уже нащупали хоть какие-то физические проявления?

Киврин, отдуваясь, глянул на меня.

— Каппа-пространство нащупали, — бодро сказал я. — Довольно странный мир — его материя еще не квантована, и находится в доатомном состоянии. А вот бета-пространство… Оно сопредельно нашему, и там проживает точная реплика человечества. Ну, тайной больше, тайной меньше! Открою еще одну — я лично знаком со своим двойником из «Беты»! Так уж случилось…

— Ах, как интересно… — взволнованно прошептал академик, потирая руки в старческих веснушках. — До чего же интересно! А тут жизнь на исходе…

— Андрей Николаевич! — фыркнул Володька, малость освоившись. — Мне бы до ваших лет дожить! И, я слыхал, у вас хватает долгожителей в роду?..

— На них вся надежда! — тихонько засмеялся Колмогоров.

— Загружается, — бойко объявил я, покидая гостиную. — А мне надо… м-м… помедитировать.

Приспичило мне.

— Мы с Гришей Перельманом в одной школе учились, — глухо донесся окрепший голос Киврина. — Только он стал математиком, а я как-то отстал, в физики подался…

Усмехнувшись, я закрылся в уборной. Опыт пользования здешней сантехникой у меня был — какую кружку брать, откуда черпать… А для несведущих висела подробная инструкция.

Меня, помнится, всегда смешил ее главный пункт: «По завершению соответствующих процедур воду спускать независимо от грандиозности поставленных целей и величия достигнутых результатов».

Очень стилёво, как выражается Гайдай. В голове мелькнул и пропал образ счастливой Риты, вторично нашедшей себя в этой жизни. Я, помнится, переживал из-за нее. Жене, на мой взгляд, не доставало увлечения, будившего спящие таланты.

У меня скоро должна выйти первая книга, научно-популярное издание «для среднего и старшего школьного возраста», и писанина захватывала целиком. А у Ритки одна работа.

Может, финансовая аналитика и впрямь любопытна, но этого мало. Нашему уму подавай новые впечатления, новые умения — узкая специализация сушит мозги, загоняя их в тесные рамки. А эмоции куда девать? Душе ведь тоже хочется трудов!

И кино для моей красавицы — просто находка. Свежий воздух, впущенный в душную комнатку! Неизведанная дорога, вымощенная желтым кирпичом!

Вот только богема эта… Т-творческая интеллигенция…

Я поежился, вспомнив далекий декабрь, мерзлый, мерзкий — и круглую Инкину грудь, оголенную не для меня…

«Долой негатив!» — подумал я, и недрогнувшей рукой спустил воду.

За маленьким окошком синело небо, рдея закатным румянцем. В лиловеющем прогале затеплилась звезда, укалывая зрачок иглистым высверком. Или это станция «Салют-8» отразила тающий свет Солнца?

Четверг, 16 февраля. Раннее утро

Байконур, площадка № 110

Почтарь лег пораньше, но все равно не выспался. Ворочался, ворочался… А подъем-то ночью, считай! В шесть утра — старт.

У гостиницы «Космонавт» было темно и безлюдно — какие провожающие в четвертом часу? Однако спокойно подремать в автобусе Пахе не дали — неугомонные телевизионщики набились в салон, и галдели, что было сил.

Бойкий ведущий в лаково блестевшей курточке присел и ухватился за поручень, чтобы не качаться в кадре.

— Космонавты летят на работу, — начал он сочным баритоном, и сбился. — Эдик!

— Вырежем, шеф, — скучным голосом сказал телеоператор с уголовной внешностью. — Начали.

— Космонавты летят на работу. Мы провожаем тех, кто поведет на орбиту многоразовый корабль «Байкал»…[1]

Оператор, растопырившись в проходе, навел камеру на экипаж.

—…Командир корабля — Игорь Волк, 2-й пилот — Римантас Станкавичюс. Нашим зрителям не нужно напоминать, что именно они двадцать девятого марта прошлого года вывели в космос орбитальный корабль «Буран». Но и третий член экипажа известен всем — это Павел Почтарь, командир ТМК «Заря-1», первого советского пилотируемого корабля, достигшего Луны! Сейчас товарищ Почтарь стажируется в качестве бортинженера «Байкала»…

Изображая хмурую приветливость, Паха помахал рукою в перчатке куда-то в сторону фиолетового объектива.

— Каждый старт «Рассвета» обходится в копеечку, но понемногу окупается — дважды в месяц «челноки» привозят со станции гостинцы — магниевые сплавы для медицинских имплантатов, сверхчистые лекарства, «вечные» подшипники из монокристаллической стали, катушки с абсолютно прозрачным оптоволокном, и кучу прочего добра, — задушевно журчал ведущий. — Игорь Петрович, скажите, утратила ли работа космонавта ореол героизма?

Почтарь поморщился, а Волк ответил вежливо и твердо:

— Героизм мешает работе.

— А что и кого вы должны доставить на станцию «Салют-8»?

— Смену из семи человек на технологические модули — семерых молодых специалистов, победивших в конкурсе и прошедших полную предполетную подготовку. Ну, и груз — приборы, запас воды, кислорода и продуктов, удобрения для оранжереи…

Руководитель полетов привстал и скрестил руки.

— Фу-у! — весело выдохнул ведущий. — Запись?

Оператор молча показал большой палец — во!

Почтарь тоже повеселел. Свет в салоне наконец-то выключили, и за окнами потянулась ровная степь. Снега не покрывали пространство сплошной белизной — наметы чередовались с пятнами бурой травы и черными проплешинами голой земли.

Ехать долго — сто двадцать кэмэ, и Павел задремал. Очнулся он будто по наитию — вдали, высвеченная прожекторами, дыбилась ракета «Рассвет».

Стройная красавица Н-1 была чуть ли не вдвое выше этой «толстушки», чьи бока раздулись от двух пар ускорителей. А сбоку к «Рассвету» прицепился «Байкал», оседлав базовый блок ракеты.

Почтарь заелозил. Н-1 «Раскат»[2], конечно, куда эстетичней, но в «Рассвете» дремлет нераскрытая мощь — цепляй боковые блоки, от четырех до восьми, и ракета поднимет за атмосферу хоть сто, хоть двести тонн. Силища!

Автобус остановился неподалеку от башен обслуживания. В ярком свете отливали чисто-белым и ракета-носитель, и «Байкал».

— Внимание! — гулко разнеслось по космодрому. — Объявляется получасовая готовность!