Тмутараканский лекарь

* * *

Князь Роман с удовольствием принял предложение аланского царя, и уже через неделю тьмутараканское войско в тысячу всадников, возглавляемое самим князем, выдвинулось в поход. Маршрут пролегал по живописным туристическим местам — предгорьям Кавказа. Ни разу не бывавшему на Кавказе Матвееву теперь впервые открылся этот сказочный мир высоких гор и стремительных рек. Кроме того, теперь он каждый день мог общаться со своим закадычным другом возле вечернего походного костра. За время похода они наверстали в общении все 5 лет, которые не виделись. На десятый день тмутараканцы прибыли к аланской столице — Магасу. Это был большой красивый город, насчитывавший около пятнадцати тысяч населения — в полтора раза больше, чем в Тмутаракани. Он располагался в живописной долине, окруженной горами вдоль реки Большой Зеленчук. Стены Магаса были сложены из дикого камня, каменными были и православные храмы, и дома местных жителей. Помимо величественных храмов, построенных в византийском крестово-купольном стиле, Сергея поразил большой четырехметровый каменный круг, около восьмидесяти метров в диаметре, расположенный в самом центре города. Алан объяснил, что это было святилище солнца, используемое сейчас и для поклонения культу огня и для наблюдения за солнцем и звездами. Что-то типа обсерватории. Матвеев удивился, как языческое святилище может совмещаться с православными храмами, но оказалось, что для аланов это было типично.

Хозяева встречали тмутараканцев очень гостеприимно. По случаю прибытия русской делегации устроили пир, на котором сам царь Дургулель поднял немало кубков в честь молодого тьмутараканского князя и его воинов. Царь был высоким крепким мужчиной лет пятидесяти с могучими плечами и широкой спиной. На его синем бархатном плаще золотом был вышит горный барс на фоне Кавказских вершин. Одет царь был в шелковый дорогой кафтан с золотыми пуговицами и атласные красные шаровары. По сравнению с ним Роман Святославич в своей походной одежде выглядел гораздо беднее. Дургулель казался великаном даже среди рослых аланов, которые боготворили своего царя. На столах было немало угощений, но среди них особо выделялись знаменитые осетинские пироги — символ солнца. К образу светила было добавлено мясо, зелень и сыр, как прошение к небесному божеству послать плодородие скоту и травам и обеспечить обильные надои молока. Царь первым преломил пирог, угостил князя Романа, и пир начался.

Аланы много пели и плясали, причем танцевали как молодые девушки, так и взрослые воины. Русичи тоже не ударили в грязь лицом, и даже Сергею довелось исполнить несколько песен из своего репертуара. Теперь ему с радостью подпевал Алан песни из их общего прошлого. Царила атмосфера всеобщего праздника. Все желали процветания и мира обоим государствам. Казалось, все совсем забыли, по какой причине они здесь собрались.

Весь следующий день хозяева и гости отдыхали после шумного пира, а на третье утро наконец-то продолжили поход. Ускорил их выступление запыхавшийся гонец, сообщивший, что хазары осадили аланскую крепость Алхан-Кала на востоке владений Дургулеля. Пришлось немедленно выдвигаться и быстрым маршем идти к осажденной крепости.

Через пять дней пути они увидели первую группу беженцев. Старики, женщины и дети тащили на повозках свои пожитки. В их глазах читалось отчаяние и ужас людей, внезапно утративших не только свое имущество, но и привычный уклад жизни. Мужчин среди них не было. Как истинные воины, они остались оборонять родную землю от захватчиков. Беженцы благословляли союзное войско и желали им скорейшей победы.

По мере приближения к крепости таких обездоленных стало попадаться все больше. Вскоре это была уже целая колонна повозок, занимавшая равнинный тракт почти до горизонта. Однако, беженцам вместе с вещами приходилось спешно перестраиваться на обочину, дабы обеспечить быстрый проход армии тмутараканцев и аланов.

Союзники успели как раз вовремя. Гарнизон Алхан-Калы, насчитывавший всего около пяти сотен воинов, не смог бы долго сопротивляться пятикратно превосходящему хазарскому отряду, сказывались и начинающаяся нехватка питьевой воды и продовольствия. Союзное войско теперь включало тысячу тмутараканцев и две тысячи аланских всадников и лучников. Если осажденные смогут устроить вылазку, то преимущество в живой силе будет на стороне аланов и их союзников. Это придавало уверенности в победе. Однако, в битву вступать никто не спешил. Царь Дургулель через своих разведчиков выяснил, что хазарского предводителя зовут Беньямин-тархан и вызвал его на переговоры.

Парламентеры встретились в поле на расстоянии трех полетов стрелы от стен крепости и пяти — от хазарского лагеря. Аланского царя представлял его воевода Ахсарат с двумя вельможами. Роман Святославич для устрашения противника взял с собой свирепых Сигурда и Ергара в тяжелой варяжской броне. Тархан Беньямин оказался низкорослым хазарином с длинной курчавой бородой и надменным взглядом. Одет он был в стеганный синий халат с желтыми полосами. Его сопровождали закованные в броню тяжелые всадники-ларисии, державшие стяг с изображением желтой волчьей головы.

— Что делают доблестные хазарские воины во владениях аланского царя? — начал переговоры воевода Ахсарат. — Неужто вам своей земли мало? Ежели вы в гости пришли, так уберите осадные орудия от наших стен?

— Так мы и находимся на своей земле, — прищурившись, отвечал Беньямин. — Эта земля еще нашим дедам и прадедам принадлежала. И крепость тоже ими была построена. Так что это вам, а не нам пора отсюда убираться. Видит Бог, я человек не кровожадный, даю вам шанс уйти живыми. И ваших воинов в крепости пощажу, если они сложат оружие. Видите, какой я добрый?

— Да ты наглец! Вместе с нашими тьмутараканскими друзьями мы раздавим твое войско!

— Ааа, и Тмутаракань тоже здесь? — осклабился хазарин. — Вернее, Самкерц, один из важных торговых городов нашего каганата в прошлом. Скоро придет пора и ему вернуться в родную гавань. Насчет этого и дарственная грамотка от великого киевского князя Всеслава Брячиславича у нас имеется.

— Ты потерял разум, тархан, — вмешался князь Роман. — Никогда Тмутаракань больше не будет вашей. Да и князь Всеслав давно уж изгнан из Киева, так что все грамотки его недействительны. Я и не думал, что мы сможем с тобой договориться миром. Готовься встретиться со смертью.

— Жаль, что вы выбрали войну. Потом не говорите, что я не предупреждал, — ехидно бросил Беньямин, и хазарская делегация отправилась в свой лагерь. Русичи и аланы поступили так же.

Вскоре раздался призывный рев труб, и бой начался. Как и полагается, он начался с перестрелки легкой конницы. Коротко пропели тетивы с обеих сторон, и стрелы полетели смертоносным градом в противников. Хазары стреляли неплохо, но аланские лучники издавна славились своей меткостью и вдобавок имели более сбалансированные луки. Потеряв несколько десятков убитыми, хазарские всадники довольно быстро ретировались, а у аланов хватило ума не отправиться за ними вдогонку. Дальше в дело вступила пехота, а на флангах в жарком бою схлестнулась тяжелая конница тмутараканцев и хазар.

Бой шел на равных около часа. Как вдруг со стороны хазарского лагеря раздался троекратный рев труб. Ларисии немедленно стали покидать поле боя. Хазарская пехота тоже дрогнула и стала организованно отступать, сохраняя боевой порядок. За ними вдогонку скакали и бежали аланы и русичи. В то же время ворота крепости распахнулись, и на подмогу своим выехало три сотни воинов из гарнизона во главе с воином в белом плаще.

— Смотри, царь! Еще немного и мы раздавим супостатов! — радостно вскрикнул аланский воевода.

Царь радостно усмехнулся ему в ответ.

А Роман Святославич был в этот момент на острие атаки. Во главе своей конницы он быстрым наметом шел к хазарскому лагерю. Уже видны были вблизи степные телеги с высокими колесами, ограждающие лагерь. Молодой князь хотел сам поймать дерзкого тархана и привести его в цепях в Тмутаракань. И вдруг случилось невероятное…

Внезапно накидки на телегах откинулись, и стали видны установленные на них баллисты, которые стали посылать стрелы в русско-аланскую конницу. Баллисты стреляли так быстро, как стреляют пулеметы в нашем времени, и стремительно сеяли смерть по рядам конницы. Еще с нескольких повозок прицельный огонь открыли по приближающимся гарнизонным воинам. Всадники сыпались в разные стороны, перелетали через своих коней и падали под копыта коням своих собратьев по оружию. Упал изрешеченный стрелами командир гарнизона, и их атака захлебнулась. Роман Святославич круто развернул коня и стремглав помчал наутек. Его примеру последовали лишь пару десятков всадников.

Но на этом ужасы той битвы не закончились. Вдруг из-за повозок послышался страшный гул, и из-за них вышли пятеро великанов. В их ручищах были огромные топоры с двумя лезвиями. При ярком свете солнца было видно, что эти чудовища сделаны из железа. Они двигались очень быстро и, хоть и не могли догнать остатки союзной конницы, зато смогли достать убегающую пехоту. Воины разлетались как плюшевые игрушки под ударами массивных топоров и стальных кулаков. Один из бесстрашных варягов попытался сразиться с великаном. Он ударил своим острым двуручным топором по ноге громилы, но топор лишь выбил искры. Великан же схватил ошеломленного варяга мощным хватом и так сжал стальным кулаком, что далеко было слышно, как хрустят кости бедолаги.

«Неужели у них на вооружении есть роботы?» — подумал Матвеев. — «Глазам своим не верю». Вокруг его палатки медицинской помощи проносились всадники с обезумевшими взглядами, пробегали ошалевшие пехотинцы. Сергей второй раз присутствовал при разгроме армии, но снова попадать в плен ему не хотелось. Поэтому он не стал долго отказываться, когда к палатке подъехал Мстислав и предложил «уносить ноги отсюда, как можно поскорее». Парень прыгнул в седло и понесся в обратный путь.

Трезво оценив сложившуюся обстановку, оставшийся в живых гарнизон крепости сдался на милость победителя. Тархан Беньямин был милостив — казнили только каждого десятого аланского воина. Остальных, и в том числе царского гвардейца Алана Мамаева, взяли в плен — каганату нужны сильные крепкие воины. Еще до казни Беньямин поднялся на самую высокую башню городка и с нее смотрел на отступающее союзное войско. За его спиной развевалось знамя кагана Исхака, его повелителя. Человека, которому была обязана вся Хазария своим нынешним возрождением.