Князь из будущего ч.2

Глава 26

Май 625 года. Паннонская степь, земли племени кочагир. Неподалеку от руин г. Виндобона (совр. г. Вена).

Степь, которая стала для Добряты родным домом, покрылась изумрудным ковром свежей зелени. Отощавшие за долгую зиму кони веселели на глазах. Уже не видны были ребра, а шкура на боках залоснилась сытым блеском. Первая зелень — праздник в степи. Буйное разнотравье украсилось луговыми цветами, а шелест крыльев хрущей, вылетевших в несметном количестве, перекликался с шорохом ковыля, тянущего к весеннему солнышку свои метелки. Вскрывшиеся речушки уже вошли в свои берега, как и великий Дунай, который утащил грязно-серые льдины куда-то вниз по течению, где разбил их о зубья Железных Ворот[12]. Топкие берега, которые жадно впитывали воду после разлива рек, уже давно просохли, но вода в тех реках всё еще была студеной, словно напитанной зимним холодом, что неохотно сдавался лету.

Хорошо в степи весной. Ветер бьет в лицо, когда скачешь на коне. Да только он не режет больше глаза острыми злыми снежинками, как в лютую зимнюю стужу, а наоборот, дарит всаднику приятную прохладу. Добрята любил это время, и степь он полюбил тоже. Он все еще был мальчишкой, которому шел пятнадцатый год, а потому частенько играл с такими же ребятами из аула в их немудреные игры. К нему тут уже привыкли, поверив, что он и, правда, сын Онура от словенской наложницы из-за Дуная. Откровенно говоря, поверили потому, что всем было наплевать, здесь такое было в порядке вещей. А если бы не умение обращаться с луком, то на него и вовсе не обращали бы ни малейшего внимания. Подумаешь, еще один пацан бегает, да их тут в каждой юрте по шесть, а то и восемь ртов. Вон они, носятся по улице, сверкая белозубыми улыбками на чумазых лицах. Они тоже радовались весне. Радовались тому, что смогли пережить зиму, похоронив одного, а то и двух братьев или сестер. Суровые боги брали свое каждый год. Слабые погибали, оставляя степь сильным. Это здесь принималось, как должное, ведь смерть была непременным спутником жизни. А еще непременным спутником местной жизни были вши и блохи, а к этому Добрята привыкнуть никак не мог. Он еще в Сиротской сотне приучился к водным процедурам, и слегка шокировал соседей, регулярно обмываясь и прожаривая одежду на костре. Впрочем, степнякам и на это было плевать. Хочет мыться мальчишка, пусть моется. Даже судачить об этой странности вскоре перестали, списывая на то, что полукровка он, а не урожденный всадник. Такие тут были люди, простые и понятные.

Спокойная, размеренная жизнь кочевого рода прерывалась только войнами, мелкими и крупными. Крупных пока не было, а вот мелкие набеги соседних племен, которые пытались выдавить ослабевших кочагиров с их пастбищ, случались частенько. Но тут сыграли свою роль те подарки, которые так и не принял великий каган. Онур понемногу одаривал нового тудуна, и тот стал его лучшим другом, защищая своими всадниками земли этого племени. Тудун Эрнак тоже был на редкость простым парнем, у которого мир делился на две половины — белую и черную. И точно так же он делил людей, на хороших и плохих. И, как можно догадаться, те люди, что дарили ему дорогие подарки, были хорошими людьми. А те, что не дарили, были куда хуже. Так старый Онур, понемногу залезая в казну рода, изрядно пополненную князем Самославом, купил себе немного спокойной жизни. Но, сколько веревочке не виться, а конец всегда близок. Такие вот простые прямолинейные парни могли быть крайне опасны, если понимали, что их водят за нос. Они не прощали тех, кто предавал их доверие. И вот прямо сейчас в юрте Онура шел очень неприятный разговор, исход которого мог оказаться непредсказуем.

— Великий хан! Как я рад! — старый Онур раскинул руки в приветствии, но осекся, увидев перекошенное от злобы лицо тудуна, который едва сдерживался.

— Как это понимать, старик? — бросил он, даже не произнеся положенных приветствий. По степным обычаям переход сразу к делу считался почти оскорблением.

— О чем ты, великий хан? — спокойно спросил его Онур.

— Где твоя младшая дочь? — резко спросил тудун. — Где дочь твоего брата? Где дочери других старейшин?

— Моя младшая дочь далеко отсюда, хан, — с каменным лицом ответил Онур. — Она там же, где и сотня других девушек нашего племени. Она стала наложницей у одного из полукровок.

Он понемногу начал повышать голос, и даже сделал шаг в сторону Эрнака, воинственно выставив вперед жидкую седую бороденку. Его губы тряслись, а в глазах стояли слезы.

— Ну? Что еще ты хочешь знать о моем позоре? Два моих младших сына были убиты словенами, а их тела плыли по Дунаю среди тысяч других. Так, словно они не воины, а последняя падаль! Я даже похоронить их не смог так, как велит обычай! Моя дочь поехала за Дунай, связанная, как овца! Я видел слезы моей девочки, когда ее увозили отсюда, и мое сердце разрывалось от горя. Я должен был похвалиться тебе, рассказав о ее удачном замужестве?

— Мне рассказали совсем другое, — растерялся тудун.

— Что тебе рассказали, хан? — насмешливо бросил Онур. — Что я подружился с теми, кто почти истребил мой народ? Боги помутили твой разум?

— Но… да… именно это мне и рассказали…, — промямлил простой, как топор, Эрнак. — Сказали, что ты породнился с полукровками, и теперь у вас мир. Сказали, что ты предал великого кагана.

— Я купил жизнь своему племени! — почти выкрикнул Онур. — Моя дочь, и еще сотня девушек была той платой. И не только она. Может, тебе похвастаться моими стадами, которые уменьшились вполовину от того, что было раньше. Где был ты, когда полукровки вырезали несколько аулов до последнего младенца? Пил ромейское вино и спал со своими наложницами? Разве племя Уар пришло к нам на помощь?

— Это была ваша война, — поморщился тудун. — Вы нас не звали, и мы не пришли. Да и что нам делать в нищих словенских землях? Великий каган прав, мы должны примерно наказать их, но главная цель — не здесь. Константинополь, набитый сокровищами, вот настоящая цель! На востоке на нас смотрят тюрки, которые только и ждут, как бы ударить в спину. Зачем кагану лезть в эту глухомань? Я бился с германцами, но добычу от того похода не сравнить с той, что мы взяли в землях ромеев.

— Хорошо! Теперь ты знаешь правду! — Онур сложил руки на груди и вызывающе посмотрел на Эрнака. — Да, моя дочь будет рожать сыновей врагу, а у меня теперь с ними мир. Что дальше, хан? Зарубишь меня, как предателя? Руби! Мне не стыдно за то, что я сделал, ведь я спас людей, которых вверил моим заботам сам бог Тэнгри! Только подумай сначала, как ты сам поступил бы на моем месте? Тебе хватило бы мужества отдать врагу любимую дочь, чтобы спасти чужих детей?

— Да…, — смутился тудун. — Не знаю даже… Такого еще не бывало… Хотя и таких поражений от словен мы не несли никогда. Мы должны наказать их! Мы отомстим за твоих сыновей!

— Мне некого повести за Дунай, — горько сказал Онур. — Если я потеряю еще кого-нибудь, то мои пастбища просто некому будет защищать. В моих аулах почти не осталось тех, кто может натянуть лук. Мой род не пойдет в этот поход, хан.

Эрнак глубоко задумался. Вроде бы все было так, как ему донесли, и Онур ничего не отрицал. Дочь вождя этого племени и его старейшин уехали за Дунай и живут с полукровками. И да, полукровки и кочагиры заключили мир. Точнее, кочагиры подчинились силе, не желая пойти под нож. Предательство ли это? Как посмотреть. С другой стороны, а почему не признался сразу? Понятно почему, кто бы хвастался этим! Такой позор! Дочь степного хана, пусть и мелкого племени, стала наложницей презренного ублюдка. Да! Дела!

— Ты боишься за дочь, — понимающе кивнул Эрнак. — Она же заложница там, за рекой. Ведь это так, Онур?

— Так, — горько сказал старик. — Мир держат на своих плечах наши дочери. Когда такое было? Чем мы прогневали Великое Небо, заслужив подобное унижение? А у меня и так почти никого не осталось. Кто позаботится обо мне, когда я стану совсем стар? Пятеро моих сыновей погибли в походах, старшую дочь забрала горячка прошлой зимой. Есть еще сын от наложницы, совсем мальчишка, и восемь внуков. И так почти у всех здесь, мой хан! Нам нужно лет десять-пятнадцать, чтобы выросли младшие сыновья, и родили своих сыновей. Только тогда мое племя обретет нужную силу! Только сын Ирхан радует меня. Такого лучника больше нет в наших землях. Сам бог Тенгри дал ему глаза орла.

— Мальчишка? — удивился Эрнак. — Он что, стреляет лучше, чем твои воины? Я был о мужчинах твоего племени лучшего мнения.

— Он стреляет лучше, чем мои воины, и лучше, чем твои воины, хан! — гордо ответил Онур. — Я горжусь им!

— Я хочу это увидеть, — загорелся Эрнак. — Пусть покажет.

Жители кочевья бросили все заботы и собрались в кучу, обсуждая свежую новость. Мальчишка Ирхан будет показывать свою стрельбу из лука самому тудуну. Степняки посмеивались, ведь они уже привыкли к этому зрелищу, а вот хан еще этого не видел. В ауле было немного развлечений и, чем бы ни закончилась эта потеха, это все равно лучше, чем перемывать кости соседке, или чесать шерсть.

— Этот, что ли? — с легким презрением спросил Эрнак. — Да он же ребенок совсем! Ваши воины стреляют хуже, чем он?

— Даже твои воины стреляют хуже, чем я, великий хан, — спокойно ответил Добрята, смело глядя в глаза, глубоко утопленные в изуродованный череп.

— Наглый щенок! — побагровел Эрнак. — Покажи мне свое мастерство, и если ты мне соврал, тебе дадут плетей!

— А если не соврал? — также спокойно спросил Добрята. — Если я стреляю лучше, чем те воины, что сейчас скалятся за твоей спиной. Что будет тогда?

— Тогда ты получишь отличного скакуна, — азартно ответил Эрнак. — Твоя поротая спина против хорошего жеребца! Ну, мальчик, ты готов? Или уже обмочил штанишки?

— Стреляем с пятидесяти шагов, — бросил Добрята, резко повернулся и пошел за луком. — Пять выстрелов. Больше не понадобится.

— Я спущу с него шкуру, — скрипнул зубами Эрнак, который от гнева весь пошел багровыми пятнами. — Каков нахал! Бури, проучи его!

— Да, мой хан!

Немолодой воин достал лук и натянул тетиву. Он полез в колчан, откуда вытащил стрелы, тщательно осмотрев каждую. Он не был горяч, и он мастерски стрелял из лука. Он был уверен в своей победе, но во всем этом его смущало только одно — мальчишка был поразительно спокоен. А раз он так уверен в своих силах, то и Бури не допустит ошибки, недооценив соперника.

А кочагиры, весело галдя, уже привязали к столбу тушу барана, в предвкушении будущего развлечения. Этому барану все равно предстоит отправиться в котел для дорогих гостей, так пусть будет веселее. Все лучше, чем дырявить мешок с сеном. Почти все из мужчин уже соревновались с мальчишкой Ирханом, и все они проиграли. Что же будет теперь?

— Стреляй первым, уважаемый батыр! — коротко поклонился Добрята всаднику, который кивнул с достоинством и вышел на позицию.

Бури никуда не спешил. Он немного постоял, слегка успокоив дыхание, а потом, наложив стрелу на лук, выпустил ее по мишени. Стрела рванула бок барана, обнажив мясо, и улетела куда-то вдаль. Воины Уар восторженно заорали. Выстрел был хорош. Но Бури поморщился, он не учел ветер. Следующие выстрелы он положил в цель одну за одной, неторопливо и аккуратно. Он и воевал точно так же, сохраняя голову холодной всегда, чтобы не случилось.