Котенок. Книга 1

* * *

Со сцены я ушел следом за ВИА Рокотова: через служебный ход. Наше отступление «прикрывал» бесстрашный дружинник, ставший на пути у самых отчаянных поклонниц ансамбля. Хотя поначалу… я планировал «смешаться с толпой». Но «опытные» товарищи покрутили пальцем у виска, когда я заикнулся о том, что «только заберу куртку из гардероба». Они посоветовали мне выждать четверть часа, пока «всё успокоится». Рокотов мне пояснил, что после концерта «девчонки слегка… агрессивные». Сергей настойчиво посоветовал мне «не соваться к гардеробу», пока школьники не покинут Дворец культуры. Сказал, что между «детской» и «взрослой» частью танцевального вечера был тридцатиминутный перерыв, на это время вход в танцевальный зал оставляли открытым (проветривали помещение) – лишь перегораживали дверной проем двумя стульями и шваброй (изображавшей шлагбаум).

– Вот под конец этого антракта и совершишь марш-бросок, – посоветовал Рокотов. – Пройдёшь через зал. А старичков, что явятся трясти костями, не опасайся. Они тебя не знают. Им даже мы с парнями не интересны.

К совету Рокота я прислушался. Не в последнюю очередь по причине того, что мечтал немного посидеть: хоть на кресле, хоть на стуле, хоть на полу – чтобы расслабить непривычные к долгим пляскам ноги. Прогулялся вместе с парнями из вокально-инструментального ансамбля и Беллой до репетиционного зала. Там уселся на табурет, прижался спиной к холодной стене. Слушал, как музыканты обсуждали эпизоды сегодняшнего концерта. Но в разговоре не участвовал. Рокотов шёпотом пошутил: предложил мне спеть. Не знаю, что парни увидели на моём лице, но они хором расхохотались – Изабелла поддержала их звонким смехом. Отказался я и от «наркомовских ста грамм» – парни откупорили бутылку портвейна. Я вскинул руки, отгородился от протянутого мне наполовину заполненного красноватой жидкостью стакана. Показал на своё горло, покачал головой.

– Как хочешь, – сказал Чага. – Нам больше достанется.

В репетиционной комнате я просидел на десять минут дольше, чем планировал. Надышался табачным дымом, едва не задремал под монотонные голоса будто бы и не уставших после долгого концерта музыкантов. Нашёл в себе силы: слез с табурета. Попрощался с парнями, удостоился очередного поцелуя в щёку от Изабеллы Корж (Рокотов отреагировал на него – нахмурился). Через пустой танцевальный зал пробрался в фойе ДК, где уже собрались самые нетерпеливые «взрослые» танцоры. Пробежался взглядом по лицам. Отметил, что «взрослые» (на мой взгляд) мало чем отличались от школьников (седых волос ни у кого в причёсках я не увидел). Разглядел несколько милых с виду одиноких девчушек (не старше тридцати лет). Но не почувствовал желания задержаться на «вторую смену», чтобы познакомиться с примеченными красотками. Зевнул и поплёлся к гардеробу.

Вышел на улицу – застегнул куртку. К вечеру похолодало (или же это я ещё не «остыл» после выступления на сцене). Ветер гонял по асфальту маленькие жёлтые листья берёз, перекатывал с места на место окурки. От двери ДК меня потеснила молодая пара (дама и её кавалер лишь пару лет как вышли из школьного возраста). Я отошёл на десяток шагов от входа во Дворец культуры, к которому выстроилась очередь из советских граждан, желающих показать «обществу» свои танцевальные умения. Замер рядом с фонарём, подставил лицо потокам воздуха. Вспомнил старый анекдот («Что это за странный запах, Бэрримор?» – «Это свежий воздух, сэр!»), усмехнулся. Подумал о том, что в репетиционном зале меньше чем за полчаса пропах табачным дымом (и надышался ним, словно сам выкурил пару сигарет). Посмотрел на небо, где на тёмном фоне светился яркий лунный диск, окружённый огоньками-звёздами.

– Эй, школьник! Закурить есть?

Я обернулся на голос – увидел неторопливо шагавших ко мне парней. Они шли от входа в ДК, прятали руки в карманах. Свет фонаря освещал их бледные лица.

«Семь человек», – подсчитал я. Отметил, что парни походили на старшеклассников, а не на тех «взрослых», что один за другим входили во Дворец культуры.

Память услужливо подсказала: ПТУшники – все семеро.

«Встрял», – промелькнула мысль.

– Эй, очкастый, ты ещё и глухой?! – сказал самый низкорослый из шагавших ко мне «хабзайцев». – Я спросил: сигареты есть?

Парни остановились в трёх шагах от меня, выстроились полукольцом. Я заценил их прикид: не увидел на ПТУшниках джинсов и нарядных рубах, которые было бы жаль испачкать в драке.

– Не курю, – ответил я. – И вам не советую.

Подумал, что мой любимый приём «здравствуйте» не годился против семерых противников. Память (подобно тому «внутреннему голосу» из анекдота) подсказала, что трое из этих семерых – боксёры. «Точно, встрял», – мысленно подтвердил я собственную догадку, вздохнул.

– Не понял! – сказал всё тот же низкорослый. – Школьник, а ты чего такой борзый?!

Он прищурился. Вынул руки из карманов.

Его приятели усмехнулись.

– Или ты не уважаешь хабзайцев? – спросил парень.

Он переглянулся с дружками.

«А ведь я обещал маме, что не ввяжусь сегодня в драку», – промелькнула в голове мысль.

Я покачал головой и мысленно добавил: «Не повезло».

Снял очки, спрятал их в карман.

Конец первой книги