Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 2

2

Весна шла бесконечная, затяжная. То дождь, то опять мокрый снег. Тяжкие тучи чуть не задевали за верхушки деревьев. Летное поле раскисло, и нужны были чрезвычайные усилия, чтобы содержать его в порядке. Грейдеров батальону не дали, все делалось вручную, лопатами, люди мокли и мерзли, и притом вся эта работа казалась бесцельной — самолеты так ни разу на аэродром и не прилетели. Командование строило сеть аэродромов с расчетом на какие-то предполагаемые события, но событий не наступало, фронт как застыл прошлой осенью, так и гремел на одном месте за лесом, и авиация наша работала все с одних и тех же аэродромов. Немецкие летчики тоже отлично знали, что на аэродроме, где служил Королев, нет самолетов, и, чуть ли не ежедневно пролетая над ним, никогда не сбрасывали на него бомб. Королев, в тяжелой от дождя шинели, все дни напролет, утопая в грязи, мотался из конца в конец по огромному полю и приходил в землянку только ночевать. В землянке тоже набралось немало воды, как ни вычерпывали ее ведром, и деревянный настил всплыл, и койки стояли в воде, как острова. Ни обсохнуть, ни согреться в ней было невозможно. Лежа ночью под мокрой шинелью, Королев страдал от приступов острой тоски.

Воспоминания о происшествии в поселке все еще отравляли его и сливались с этой безысходной сыростью вокруг. Он не знал, чем он недоволен — своей судьбой или самим собой, — но до боли желал, чтобы все было по-другому. До войны он мечтал поступить в университет, стать географом, путешественником. Смутно и нежно, втайне от самого себя, мечтал он о встрече с какой-то девушкой, неясной и удивительной, о любви и верности… Началась война, он попал в школу младших лейтенантов и мечтал о достойных мужчины поступках в это трудное время, даже о подвигах и славе. Он мечтал о дружбе, о людях, с которыми можно делить и хлеб и душу. Когда ему сказали, что его направляют служить на аэродром, он обрадовался, из всех родов войск авиация прельщала его больше всего. Он знал, что не будет летать, но он думал, что будет защищать летчиков на земле, будет жить среди самолетов… А оказалось, что самолетов на аэродроме нет и ему с утра до вечера приходится копать грязь — без всякого смысла… После той скверной ночи в поселке, и тех страшных женщин, и своего бегства оттуда, и общих насмешек он себя чувствовал таким же, как эта грязь, которую он копает.

Ему хотелось убраться от своих сожителей по землянке, от постылого аэродрома куда угодно. Пусть там будет хуже в сто раз, но только не так. Пусть его даже убьют: ему казалось, что он совсем не боится смерти, что смерть — это избавление от тайного стыда, от того затхло-кислого запаха, который ему мерещился повсюду.

После одной такой ночи он написал рапорт и отнес командиру батальона. Он просил в рапорте отчислить его в пехоту, на фронт. Командира встретил он на поле; тот прочел рапорт, разорвал его и бросил клочки вверх, чтобы их унесло ветром.

— А вы где, не на фронте? — спросил командир. — Делайте свое дело. Ступайте.

И младший лейтенант Королев продолжал жить, как жил. Дождливая весна помаленьку продвигалась вперед. Снег сошел окончательно, набухли почки, на концах еловых веток появились светло-зеленые кисточки, желтые цветки одуванчиков вылезли кое-где на буграх. Иногда сквозь тучи проглядывало туманное заплаканное солнце и ласково грело. С наступлением весны в батальоне появилось много разных слухов, один страннее другого, и самый странный из них был вот какой: будто командование решило большинство бойцов батальона направить в другие части, а на их место для работ по расчистке летного поля прислать девушек.

Этот слух всех поставил в тупик. Особенно негодовал начальник штаба батальона, человек очень немолодой, желчный, задерганный беспрестанными хлопотами.

— Что с ними делать? — ужаснулся он. — Запереть их? Специальную команду выделить, чтобы их охранять? Пусть только попробуют прислать, все равно не приму!..

Слуху этому верили мало и только усмехались, пересказывая его друг другу. Но недели через две действительно пришел приказ: выделить офицера, направить его в тыл, в областной город В., чтобы он там принял девушек и доставил их в батальон.

Стали решать, кого послать. Командир, начальник штаба и комиссар перебирали фамилии немногочисленных офицеров батальона. Одни были необходимы в батальоне, другим было слишком рискованно давать такое необычное поручение. По совету комиссара остановились на младшем лейтенанте Королеве.

— Он непьющий, исполнительный и к тому же совсем младенец, — сказал комиссар с надеждой.

И командир батальона вызвал к себе Королева.

— Вот вам боевой приказ, — сказал он ему. — Надеюсь, что вы его выполните при любых обстоятельствах.

— Слушаюсь! — ответил Королев. — Выполню при любых обстоятельствах.

Командир добавил:

— Вы их, главное, построже, построже! Пусть сразу почувствуют, что они на военной службе. Чтобы никакой распущенности. Если что — с вас спрошу!..

Все это Королеву очень не понравилось. Он был бледен, выслушивая наставления командира, как будто его посылали на передовую, а не в тыл. И в самом поручении, и в том, что выбор пал именно на него, ему чудилось что-то унизительное, — издевательское. Но унизительнее всего было то чувство страха, которое он испытывал при мысли, что ему придется командовать девушками.

Он дурно провел последнюю ночь в своей землянке и почти не спал. Ранним утром он, ни с кем не попрощавшись, взгромоздился в кузов грузовика, который должен был отвезти его за шестьдесят километров на станцию Ржа — самую ближнюю к аэродрому станцию железной дороги. И только когда они выехали из расположения батальона и неспешно покатили по топкой лесной дороге, он заметил, как изменилась погода, как стало тепло и какое чудное ясное утро стоит вокруг.

Ехал он стоя, облокотись на крышу кабины и глядя вперед. Фуражку, автомат, шинель он положил у своих ног на перевязанную веревкой фанерную коробку, в которой хранилось все его имущество, и встречный теплый ветер шевелил его густые светлые волосы. В этом ветре были запахи цветущей черемухи, и нагретых солнцем болот, и клейкой молодой листвы. И он с удивлением обнаружил, что за дождями, за работой, за вечной своей тревогой он не заметил, как уже далеко зашла весна. Он с удовольствием подумал о том, что до города В. ему предстоит долгая дорога, и чувство беспечности и свободы впервые за несколько месяцев охватило его.

Все вокруг в это утро было прекрасно, даже грязь на дороге; коричневая в тени, она так сверкала на солнце, что глазам было больно. Машина буксовала в грязи и застревала, но и эти остановки доставляли Королеву только радость. Он выскакивал из кузова и помогал бойцу-водителю срубать широкие еловые лапы, подкладывать их под колеса. Раздвигая хворост, водитель вдруг показал ему маленький белый цветочек с шестью лепестками.

— Глядите, младший лейтенант, уже зацвела земляника, — сказал он. — Рано нынешний год.

И Королев, неизвестно почему, обрадовался этому сидящему в траве цветочку, как обещанию чего-то чистого и доброго.