Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 2

10

Было утро. Они сидели в парке на скамейке. Все выслушав, он не сказал ни слова, встал, крупный, сутулый, повернулся к ней спиной и зашагал прочь. На его выгоревшей гимнастерке, на лопатках, были темные пятна от пота. Не оборачиваясь, он остановился, размахнулся и швырнул далеко за кусты сирени толстый учебник химии, тот самый, который их познакомил. И пропал за поворотом дорожки.

Солнце пригревало все сильней, в парке появились матери с детскими колясками: две пятилетние девочки затеяли беготню вокруг скамейки, где сидела Вера Петровна, и прятались друг от дружки за ее коленями. На соседних скамейках уже дремали пенсионеры, не по сезону тепло одетые, в шляпах и темных плащах. Вера Петровна все сидела, — с открытыми глазами, но ничего не видя. В предыдущую ночь она не заснула ни на минуту, и теперь ее охватило бессилие, забытье. Так, в оцепенении, в полудремоте, сидела она час за часом, не замечая времени.

И вдруг очнулась.

Зачем он бросил учебник химии в кусты? Ведь у него через несколько дней экзамены!

— Значит, он сдавать экзамены не будет.

Он хотел учиться, стать биологом или врачом, и она помешала ему. Начала с того, что взялась помочь, а кончила тем, что помешала!

Вера Петровна вскочила со скамейки и вбежала в кусты сирени, ломая ветки. Учебник не попадался ей на глаза. Она кружила в зарослях, озираясь. Она не могла припомнить точно, в каком направлении он швырнул его. В густой листве она ничего не видела.

— Тетя, что вы ищите?

Два мальчика стояли на дорожке и внимательно наблюдали за нею.

— Книгу…

— Да вот она.

Мальчик нырнул белой круглой головой в листву и подал ей учебник. Она вышла на дорожку и торопливо зашагала прочь, потому что со всех ближних скамеек ее разглядывали. За поворотом она остановилась и раскрыла книгу. Каждая пожелтевшая обтрепанная страница была ей знакома. Каждую формулу они разбирали вместе, и из каждого сцепления цифр и латинских букв вставало его лицо, его дыхание. Столько надежд было вложено в эту книгу, — и его надежд, и ее. И она все разрушила своими руками!

Бессовестно! Отношения между ними могут быть какими угодно, но на экзамен он явиться должен. А что, если он, пока она сидела здесь на скамейке, пошел в институт и взял свои документы?

Похолодев, она побежала. Она хотела сесть в автобус, но скоро ей показалось, что автобуса слишком долго нет, и она пошла пешком. Четыре автобуса обогнали ее, пока она дошла до медицинского института. Она влетела в вестибюль, вбежала в канцелярию и никого там не застала — был уже обеденный перерыв.

Ждать она не могла. Она решила немедленно разыскать ту свою знакомую, которая работала в канцелярии института, и побежала в столовую, где обедали институтские сотрудники. От своей знакомой Вера Петровна узнала, что действительно минут сорок назад он заходил в институт и требовал свои документы.

— И вы ему отдали?

— Нет, не могла отдать. Документы в комиссии, а секретаря комиссии сегодня нет. Но он сказал, что в институт больше не зайдет, и попросил выслать документы, и оставил адрес…

— Не посылайте! — сказала Вера Петровна.

— Хорошо, — ответила та и посмотрела на Веру Петровну понимающе.

— Не пошлете?

— Не пошлю…

Вера Петровна вышла. Ей было ясно: он собрался вернуться домой, в родной город, и поступить на завод. Нужно не дать ему уехать. Нужно повидать его — немедленно, потому что он постарается уехать как можно скорее. Повидать и остановить.

У него был товарищ в городе, у которого он иногда обедал, но она не знала ни фамилии, ни адреса этого товарища. И вдруг она сообразила, что он не уедет без вещей, а вещи его — за городом, в том доме, где он живет. Ей оставалось одно — поехать туда, в тот поселок, и там ждать его. Там он появится наверняка.

От института до вокзала было довольно далеко, но у нее опять не хватило терпения ждать автобуса. Она прибежала на вокзал и узнала, что ближайшая электричка пойдет только через час. Ее ужаснула такая бездна времени. Чем заполнить этот страшный час? Она вспомнила, что не обедала, и вошла в вокзальный ресторан; но сразу вышла, почувствовав тошноту от запаха пищи. Выйдя на платформу, она долго ходила из конца в конец.

Чувство своей вины перед ним терзало ее. Она все боялась, как бы он не оказался перед ней виноватым, а она сама кругом перед ним виновата. Она все боялась, что он ее бросит, а бросила его сама… Ей поделом, она заслужила… Нужно было о нем думать, а не о себе… Почему она ему не поверила, не доверилась?.. Ее обманул другой, тот, почти позабытый. Она мстила ему за обиду, которую ей нанес другой…

Час наконец прошел, поезд тронулся. Вера Петровна сидела у окна, полная нетерпения. Она сейчас увидит его, а если не увидит, так непременно дождется, сколько бы ни пришлось ждать… Вышло так, что ко всему случившемуся с ними он отнесся гораздо серьезнее, чем она. Он готов был взять на свои плечи и ее, и ее дочку, и ее маму. А она? Клавдия Ивановна пугала ее, что он въедет в ее новую квартиру, и ей придется пять лет содержать его. Ну так что же? Она ведь сильнее, опытнее, устроеннее в жизни, чем он…

Она проехала свою станцию и в нетерпении вышла на площадку вагона.

До его станции — еще два перегона. Мимо плыли рощи, поля, домики, которых она никогда не видала. Еще одна станция, уже незнакомая. Горячее солнце висит довольно низко, тени стали длинными. Нетерпение Веры Петровны все росло. Едва поезд подошел к его станции, она первой выскочила на платформу.

Но оказалось, что главные трудности впереди. Она знала, что надо идти от железнодорожной насыпи вправо, знала фамилию его хозяев, — и больше ничего. Спросила нескольких человек на платформе, но никто такой фамилии не слышал. Вправо вела дорога, и она торопливо пошла по ней.

Поселок оказался большим, раскидистым. Какие-то длинные огороды тянулись вдоль дороги. Какие-то улицы с длинными заборами отходили вправо и влево. Потом дорога раздвоилась, и Вера Петровна остановилась.

Девушка, которую она встретила на развилке, долго повторяла фамилию, стараясь припомнить.

— На этом краю таких нет, — сказала она. — Может, за прудом?

И Вера Петровна вспомнила, как однажды он ей сказал, что живет где-то за большим прудом.

— А где тут пруд?

Девушка махнула рукой влево, и Вера Петровна пошла по глубокому рыхлому горячему песку, забивавшемуся в туфли. «Правильно, неправильно, — вспоминала она слова Клавдии Ивановны. — Любить друг друга, и будет правильно. Не себя любить, а его. Настоящая, ненастоящая… Вот Людмила Яковлевна не верит в настоящую. А я буду любить его по-настоящему, и выйдет настоящая… Как он все-таки далеко живет от станции. Где же пруд?»

Но тут улица пошла вниз, и впереди блеснула вода. Крики купальщиков звенели над водой. Пруд был длинный и узкий — перегороженный плотиной ручей. Очень красное солнце висело над прудом, и вода была красной, и красными были спины и плечи купающихся. На той стороне, за прудом, стоял длинный ряд домиков с телевизионными антеннами на крышах и скворечнями на шестах. Но как пройти туда через пруд? Вера Петровна остановилась, озираясь.

Справа от нее была плотина, заросшая старыми ветлами. Слева — деревянный пешеходный мостик. Вера Петровна неудачно вышла на пруд — и до плотины и до мостика было довольно далеко. Поколебавшись, она пошла к плотине…

За плотиной ей наконец объяснили, где найти домик его хозяев. По заросшей травой улице, шагая прямо навстречу низкому красному солнцу, она добрела до калитки. Так вот где он жил все это время… Она толкнула калитку, уверенная, что сейчас увидит его.

Маленький, очень прибранный садик. Между рослыми густыми кустами малины и смородины недавно подметенная дорожка вела к крыльцу совсем маленького домика. Вера Петровна поглядела туда, сюда — никого. Она поднялась на крыльцо, постучала — никто не ответил, не открыл. Подождав и все больше волнуясь, она осторожно дернула дверь. И дверь поддалась. Не заперто.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросила Вера Петровна, остановившись на пороге.

Молчание. Только где-то рядом тикали ходики.

Вера Петровна осторожно шагнула вперед и снова остановилась. Из сеней видна была комнатка с кроватями и занавесками, и еще одна комнатка — с голубой печкой, с большой географической картой на стене, — и кухня. Над кухонным столом висели ходики. Стрелки показывали без четверти шесть.

— Вам кого? — услышала Вера Петровна у себя за спиной.

На крыльцо поднялась старушка. Руки ее были выпачканы землей — только что копалась в огороде.

— Я не слыхала, как вы вошли, — сказала она, оглядывая Веру Петровну. — Я за домом была.

Она вошла в кухню, сполоснула руки под рукомойником.

— Вы к кому? Никого нет. Все в городе. Провожают.

— Провожают?

Но Вера Петровна уже сама поняла, кого провожают.

Он был здесь час назад, взял свой чемоданчик и уехал. Домой, к отцу. Он им объявил, что в институт его не приняли. У него уже и билет есть. И сын этой старушки, его товарищ, поехал с ним в город — проводить, посадить на дальний поезд…

— Когда его поезд уходит?

— В семь с минутами. Сын обещал вернуться к девяти.

Остался час с небольшим.

— Да у вас тут до станции сорок минут! — воскликнула Вера Петровна в отчаянье.

— Вот уж нет! Мы до станции всегда за двадцать минут доходим. За час до города добираемся, если, конечно, к самой электричке попасть, — сказала старушка.

Она рассмеялась, узнав, что Вера Петровна вышла на ту сторону пруда. Идти надо полем, напрямик. А там через огороды.

— Давайте я вам покажу.

Она вывела Веру Петровну за калитку, и Вера Петровна побежала.

Через двадцать минут она добежала до станции и увидела хвост электрички, уходящей в город.

Она заметалась по платформе. Уже седьмой час, а следующая электричка будет здесь через сорок пять минуть. Надежды не оставалось никакой.

Вера Петровна без сил опустилась на скамейку. Что делать? Сидеть здесь, на этой скамейке, пока не пройдет мимо дальний поезд? Дальние поезда на маленьких станциях не останавливаются… Она даже в окне его не увидит…

Зная, что уже все безнадежно, Вера Петровна тем не менее дождалась электрички и вернулась в город. На вокзал она прибыла в сумерки. Дальний поезд уже отошел, и даже провожавшие успели разойтись.

Все кончилось. Все стало прошлым, воспоминанием. Словно все было не с ней. Словно взяла книжку и прочитала от начала и до конца.