Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 2

— Он?

Я не сразу понял, о ком она говорит. Волнение ее поразило меня. Она подошла к окну, но остановилась за занавеской, чтобы ее не могли увидеть с улицы.

— Там нет никого, — сказал я.

Она недоверчиво осмотрела пустую улицу.

— А он все ходит! — объяснила она мне быстрым шепотком. — Приходит, когда вас никого дома нет, и стучит. Но я его не пущу!

Тут только я догадался, что она говорит про Валерьяна Сергеича. Блестящие глаза ее, окруженные легкими морщинками, сузились от ненависти.

— Не пущу! — повторила она яростно. — Он теперь большой начальник, грозит, что из лазарета выгонит, не понимает, что мне все равно. Я любого пущу, — мне что, мне все равно, а человеку, может быть, радость… Но его не пущу!

К своей сомнительной славе она относилась просто. Отлично, например, понимала, что мне влетит от Якова Иваныча, если он обнаружит меня у нее, но не обижалась. Она как будто находила вполне естественным, что есть люди, которые считают знакомство с ней зазорным. Она только вдруг притихала вся, когда я, заметив за окном черную папаху Сашки или меховую шапку Якова Иваныча, спешил, не дослушав ее, к двери.

Однажды Якова Иваныча я все-таки прозевал.

Выйдя от Галины Петровны на лестницу, я увидел его внизу, в сенях.

Кровь хлынула мне в лицо, хотя я ни в чем не был виноват. И вдруг я заметил, что Яков Иваныч смущен нашей встречей не меньше меня. Не знаю, заподозрил он меня в чем-нибудь худом или нет, но он так покраснел, что усы его стали светлее лица.

— На той неделе эвакуация, — сказал он, и в этих словах я почувствовал упрек мне, моему поведению. — Есть приказ.