Рассказы о М. И. Калинине

Вдовий сын

Как-то поздней осенью, постукивая по сухой земле палочкой, Михаил Иванович зашёл на тусклый, мигающий огонёк в правление Верхне-Троицкого колхоза. Там за большим столом заседало правление колхоза. Приходу Калинина все обрадовались. Председатель колхоза Василий Фёдорович Тарасов, быстрый, проворный, ещё молодой, хотел было уступить Михаилу Ивановичу своё место и сказал колхозникам:

— Гости такие редко бывают. Хорошо бы нам послушать Михаила Ивановича, узнали бы, что делается по Советской стране да за рубежом. Из московского-то Кремля дальше видно.

— Нет, нет! Что у вас намечено, то и обсуждайте,— подсаживаясь к колхозникам на длинную скамейку, ответил Калинин.— Останется время, будет слово и за мной.

— Особых вопросов у правления больше нет,— складывая бумаги в ящик, сказал Тарасов.— Может, кто о чём заявит «в разном»?

И тут одна из женщин, повязанная серым платком, в широком пиджаке с мужского плеча, Федосья Сахарова, сказала:

— Так как же, граждане, моё-то дело? Обсудите. Неужели штраф платить? Простили бы на первый раз. И без того у меня все силы надорваны!

— Это не первый раз, Федосья Васильевна,— сердито пошевелив густыми бровями, сказал один из бригадиров.— За твоим Петькой хоть милиционера приставляй. Унимать сама должна.

— Браню. По-всякому браню.

— Слов, значит, не понимает. Бывало, нас за такие дела родители и плетью наказывали,— стоял бригадир на своём.

— Опять же у которых отцы есть, а мне не поднять своего хозяина из сырой земли.— Федосья Сахарова закрыла лицо руками и заплакала.

Калинин участливо спросил:

— Это о чём же речь идёт?

— Да вот, Михаил Иванович, пять трудодней с личной книжки снимают. Будто они мне легко дались на жнитве да на молотьбе. А что сына касается, так наказываю его. Подите-ка заверните рубашку да поглядите — вся спина исполосована. Голодом морю, а он всё такой.

— Что же сделал ваш сын?

Женщина ещё пуще расплакалась и говорить уже не могла.

Все на разные голоса принялись объяснять Михаилу Ивановичу, что у Федосьи Васильевны Сахаровой растёт баловной сын, сладу с ним нет. Командует сверстниками. Видят их на огородах да на дворах, на гумнах. В руках пики и сабли из палок. Ребята прозвали Петьку Чапаем. Самая же большая вина Петьки — за лошадей. За то и штраф наложили.

Прошлой неделей послали ребят в ночное, а они взяли да затеяли на лошадях войну.

«Вперёд, за мной!» — подал команду Петька Чапай.

И все послушались да через Медведицу на конях вплавь. Переплыли да по заоколице галопом в соседнюю деревню.

А там свои бравые молодцы, такие же сорвиголовы. Те сели на своих лошадей.

Взвод на взвод — и пошла война. То, что носы в крови,— пусть. А вот лошадей загнали…

И тут все увидели, как у Михаила Ивановича дрогнули от улыбки седые усы и под стёклами очков задорно блеснули глаза.

— Вот об этом и разговор,— заключил председатель Тарасов.— Хорошо ли, плохо ли, но решение вынесено. Надо, Федосья Васильевна, подчиняться.

— А может, и не столь парнишка — вдовий сын виновен,— сказал Калинин.— Известно, на вдовьего сына все поклёпы. И мы не много сделали, чтобы защитить сирот. Шёл я тут вдоль деревни и видел, у кого дома крепкие, а у кого лишь бы голову прикрыть. Я советую обойтись вам в этом деле без штрафа.

Прошёл какой-нибудь месяц с неделей, и Федосья Васильевна получила извещение, что сын её, Пётр Сахаров, направляется в Ленинградское военное училище.

Федосья Васильевна прибежала к председателю колхоза:

— Что делать-то, Василий Фёдорович? Не думала я, не гадала, что так обернётся моя сиротская нужда. Хорошо ли там будет моему Петьке?

— Ну вот! — развёл руками Тарасов.— Председатель ВЦИКа схлопотал, определил, а ты сомневаешься. Собирай, не медли. Надо думать, будет из Петьки второй Чапай.