Рассказы о М. И. Калинине

«Тихий» жилец

«Сегодняшнее воскресенье обещает быть весёлым»,— проснувшись, подумал Миша Калинин. Он немедля встал, окатился во дворе у плетня холодной водой и стал собираться.

Как надеваются эти крахмальные воротнички? Как повязываются галстуки? А надеть их необходимо. Синяя сатиновая косоворотка и замасленная кепка выдают рабочего. Складка на брюках получилась отличная. Ещё бы! Три ночи он проспал на брюках, положив их под матрац.

Хозяин квартиры вошёл и развёл руками.

— Не узнать тебя, Михаил Иванович. Уж не в приказчики ли на заводе произвели? А может, выше?

Но жена хозяина сразу сообразила:

— Сегодня праздник. На гулянку жилец собрался. Не всё ему быть холостым. За такого тихого да непьющего любая текстильщица замуж пойдёт. Посватать, что ли, Миша?

И не ведали хозяева, что крахмальный воротничок, галстук и манжеты с запонками — маскировка. Сегодня вся группа Калинина идёт на «схватку» с «экономистами»[1].

Стояла та пора лета, когда мягкие лужайки нарядно светились и манили к себе. Тихий, ленивый ветерок перебирал на берёзах и осинах листву.

Собрались на Горячем поле. Шли сюда со всех концов городской окраины: пожилой народ с грибными корзинами, с вёслами, с удильниками на плечах. Парни, которые с гармонью, а которые с гитарами, балалайками.

Шли путиловцы, обуховцы, текстильщики, резинщики…

Первым замитинговал мужчина в широком чесучовом пиджаке, в золотых очках. Лёгкую соломенную шляпу повесил он около себя на ивовый куст, а сам встал на пенёк, так что всем стала видна его лысеющая голова. Говорил он о том, что бороться с владельцами фабрик надо, не теряя благоразумия, не смешивая нужды народные с политикой. Мужчина ударил себя кулаком в грудь.

— Мы — люди, и они, хозяева,— люди. Им жалко своего, но всё же они нам уступают…

Путиловцы спрашивали у обуховцев:

— Чей это?

— Откуда?

— Не ваш ли?

— У нас такие повывелись,— отвечали им.— Может, от резинщиков?

— Приблудный,— отвечали резинщики.— За такими пойдёшь, ни к чему не придёшь. Только в каталажку посадят.

Путиловцы отвечали:

— Не посадят. За такие слова хозяева подачки дают.

Народ стал шуметь, бродить по поляне, не желая слушать оратора.

Кто-то из текстильщиков крикнул:

— Не отнимай время! Поговорил — и хватит!

По поляне прокатилась волна смеха. Кто-то свистнул. Тотчас послышался ответный свист.

Калинин в окружении своих товарищей от удовольствия потирал руки и покатывался со смеху. Прозрели обуховцы и резинщики — сразу узнают чужих. Оставалось подлить маслица для пущего горения. Калинин тоже вскочил на пенёк.

— Что ни слово, то алтын,— начал Калинин, кивая на предыдущего оратора.— Говорит, живите с фабрикантами в мире да дружбе. А нам известно другое: кобыла с волком мирилась, да домой не воротилась…

По поляне опять прокатилась волна смеха. Токаря Калинина узнали, хотя он и был в праздничной паре, прилизанный да приглаженный. Оратор в золотых очках, вытирая платком испарину на лысой голове, прикидывал, в какую сторону ему удалиться.

— Нам советуют: не требуйте, а просите. Только я так думаю: побьём — не воз навьём, а своё возьмём.

Народ «на гулянье» собрался дружный. Рабочие хотели поговорить о многом наболевшем, да выставленные пикетчики донесли, что в лесу за рекой замечены полицейские на конях. Кто-то пустился плясать. Усевшись группой на лужке, разбросили карты. Вот тут и пригодились Михаилу Ивановичу крахмальный воротничок, галстук и складка на брюках. Заиграли на гармони, на гитаре. Калинин, пригладив растрепавшиеся волосы, затеял с друзьями игру в «орлянку». Он тряс зажатый в ладонях пятак и кричал:

— Кто ставит на орла, кто на решку? Подходи — подстрижём, побреем, усы пригладим, карманы набьём — за пивом пойдём!

И всё же вскоре в квартире Михаила Ивановича полиция произвела обыск. Запрещённого ничего не нашли, но за принадлежность к социал-демократической партии его арестовали.