Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых»

* * *

В августе 1970 года А. Н. Косыгин поставил свою подпись под текстом Московского договора между СССР и Федеративной Республикой Германией — знаковое событие не только в отношениях двух стран, но и в истории международных отношений всего послевоенного периода. Сам Алексей Николаевич считал Московский договор 1970 года одним из базовых факторов нормализации обстановки в Европе, налаживания сотрудничества СССР не только с Федеративной Республикой Германией, но и с другими западноевропейскими странами. Против подписания договора выступал министр обороны Д. Ф. Устинов, считавший, видимо, что, по сути, договор может перечеркнуть многие результаты Второй мировой войны… Но это — чистой воды фантазия…

Потребность в договоре диктовалась необходимостью выхода из образовавшегося в 1960-е годы настоящего «тупика» в отношениях официального Бонна и официальной Москвы. Договор отвечал стратегическим целям ФРГ не только по разрядке напряженности в отношениях с Советским Союзом, но и по объединению Германии. Договор явился, — отмечал советский премьер в день его подписания, — «с одной стороны, во многом плодом последовательных внешнеполитических усилий Советского Союза по смягчению международной напряженности и нормализации отношений с Западом, с другой — результатом радикального изменения политики Западной Германии, ее поворота в сторону признания сложившихся в Европе послевоенных реалий»[463].

…В конце 1960-х годов в Европе сложилась обстановка, характеризовавшаяся нарастающей конфронтацией и гонкой вооружений двух политических систем и «олицетворявших» их военно-политических блоков — НАТО и Варшавского договора.

Внешняя политика Западной Германии строилась на основе непризнания существующих европейских территориальных и политических реальностей, сложившихся после окончания Второй мировой войны. Правительство ФРГ, отказываясь признавать государственный суверенитет ГДР, продолжало в своей дипломатической практике следовать так называемой доктрине Хальштейна[464], предполагавшей «единоличное представительство» Западной Германией всего немецкого народа.

Ситуация изменилась лишь после прошедших в ФРГ выборов, в результате которых к власти пришли умеренные социал-демократы.

В 1969 году глава только что сформированного западногерманского правительства Вилли Брандт обозначил поворот всей внешней политики страны, прежде всего в оценке положения и перспектив отношений Восток — Запад, на единственно возможной основе — признания территориальных реалий, сложившихся в Европе после Второй мировой войны.

Выступая в Бундестаге, Брандт четко очертил приоритеты внешней политики Западной Германии:

— Наши национальные интересы не позволяют нам занимать позицию между Западом и Востоком. Наша страна нуждается в сотрудничестве и согласии с Западом и взаимопонимании с Востоком. Немецкому народу нужен мир в полном смысле этого слова также с народами Советского Союза и всеми народами Восточной Европы.

Это заявление послужило основой для перехода в практическую плоскость идей нового германского канцлера о заключении договора с СССР.

Переговоры начались в Москве осенью 1969 года. 7 августа 1970 года министрами иностранных дел СССР и ФРГ А. А. Громыко и В. Шеелем договор был парафирован, а затем 12 августа того же года подписан в Москве. С советской стороны его подписали председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин и министр иностранных дел А. А. Громыко, с германской стороны — федеральный канцлер В. Брандт и министр иностранных дел В. Шеель[465].

Документ касался главных принципов взаимоотношений между обеими странами и их подхода к решению основных европейских и мировых проблем. Договор базировался на признании европейских территориальных реальностей. 1-я статья договора гласила: «Союз Советских Социалистических Республик и Федеративная Республика Германии рассматривают поддержание международного мира и достижение разрядки напряженности в качестве важной цели своей политики. Они выражают стремление содействовать нормализации обстановки в Европе и развитию мирных отношений между всеми европейскими государствами, исходя при этом из существующего в этом районе действительного положения»[466].

Договор также зафиксировал, что обе стороны согласны в признании того, что мир на Европейском континенте может быть сохранен только при условии, если никто не будет посягать на существующие современные границы. Обе стороны брали на себя обязательство и ответственность неукоснительно соблюдать территориальную целостность всех государств в Европе в их настоящих границах. Обе договаривающиеся страны заявляли, что не имеют каких-либо территориальных претензий к кому бы то ни было и не будут выдвигать такие претензии в будущем. СССР и ФРГ рассматривали «как нерушимые сейчас и в будущем» границы всех государств в Европе так, как они проходили на день подписания Московского договора, в том числе линию Одер — Нейсе, которая является западной границей Польской Народной Республики, и границу между Федеративной Республикой Германии и Германской Демократической Республикой[467].

Обе страны в своих взаимных отношениях обязывались руководствоваться целями и принципами, сформулированными в Уставе ООН, то есть разрешать все спорные вопросы только за столом переговоров, воздерживаться от применения — на словах и на деле — угроз.

«Договоренность о намерениях сторон» — отдельный документ, приложение к Московскому договору. В «Договоренности» был зафиксирован общий подход сторон к решению ряда важнейших и современных международных проблем, в частности к развитию отношений ФРГ с ГДР, другими социалистическими странами на договорной основе в «соответствии с принципами полного равноправия, взаимного уважения и отсутствия дискриминации». Федеративная Республика Германия заявляла о своей готовности заключить с ГДР такой договор, который будет иметь общепринятую между государствами обязывающую силу. Тем самым официальный Бонн признавал, что ни ФРГ, ни ГДР не могут представлять другую сторону или действовать от ее имени.

СССР выражал готовность предпринять все от него зависящие шаги, призванные содействовать вступлению ФРГ и ГДР в ООН, урегулированию между ФРГ, с одной стороны, и Чехословацкой Советской Социалистической Республикой и Польской Народной Республикой — с другой, вопросов, связанных с Мюнхенской конференцией 1938 года.

Договор стал настоящим дипломатическим «прорывом» в политических и социально-экономических отношениях Советского Союза и ФРГ.

Нормализация отношений между СССР и ФРГ нашла поддержку и в западногерманских предпринимательских кругах (именно на это очень рассчитывал и Алексей Николаевич). Владельцы и руководители таких крупнейших промышленных объединений, как «Крупп», «Маннесман», «Сименс», достаточно объективно оценили всю важность Московского договора, сулившего им выгоду благодаря развитию торговых, экономических и научно-технических связей между странами.

Между тем в ФРГ ратификация договора и его вступление в действие затягивались. Только 17 мая 1972 года западногерманский Бундестаг принял решение о ратификации Московского договора. Вскоре договор был ратифицирован Президиумом Верховного Совета СССР. Обмен ратификационными грамотами состоялся в Бонне 3 июня 1972 года…

Продолжаются и дипломатические вояжи Алексея Николаевича за рубеж, некоторые из них ознаменовались, правда, не очень приятными инцидентами. Так, во время визита в Канаду в октябре 1970-го на Косыгина было совершено покушение: во время прогулки вокруг здания парламента в Оттаве на него набросился молодой человек с финкой в руке. Косыгина спас профессионализм двух его охранников, которые обезоружили и скрутили террориста. Нападавшим оказался эмигрант из Венгрии, решивший отомстить за 1956-й…[468]

По другим свидетельствам, нападавший вооружен не был, он, выкрикивая лозунги о свободе Венгрии, вцепился руками в Косыгина, но, скрученный охранниками, смог только оторвать от пиджака советского премьер-министра пуговицу. Ее потом пришили в приемной у канадского премьера, пока оба политика распивали чай и рассуждали об опасности терроризма[469].

Дочь Косыгина, сопровождавшая отца в поездке, подружилась с женой канадского премьера, они стали переписываться и своего второго сына Маргарет Трюдо назвала Сашей (старшего и младшего сыновей звали Устин и Михаил)[470].

Это нападение никак не отразилось на взаимоотношениях двух стран, полгода спустя, во время ответного визита канадского премьера Пьера Эллиота Трюдо в Москву, Косыгин заявил:

— Между Советским Союзом и Канадой нет споров или вопросов, которые нельзя было бы решить с учетом взаимных интересов и которые не позволяли бы развивать дальше наше сотрудничество и налаживать добрососедство[471].

Выступление генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева на заключительном заседании XXIV съезда КПСС. Среди присутствующих в президиуме: Н. В. Подгорный, А. Н. Косыгин, Ю. В. Андропов и другие. Москва. 9 апреля 1971. [РГАКФД. Ед. хр. 384454]