Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых»

По воспоминаниям современников, «власть у так называемых партийных лидеров была и впрямь абсолютной и почти безраздельной. По сути, аппарат партии намертво срастился с государственным управлением. В Совет министров частенько приходили на подпись постановления Совета министров же, но подготовленные в Центральном комитете»…[476]

Добавляло проблем и личное соперничество, например, со стороны Н. А. Тихонова, который оказался в замах у Косыгина благодаря настойчивому указанию того же Центрального комитета КПСС и который старался исподволь, но всеми силами доказать, что действия его «шефа» малопродуктивны.

Контрпродуктивно действовало и Министерство обороны, возглавлявшееся тогда еще одним недоброжелателем Косыгина — Дмитрием Федоровичем Устиновым, который настаивал на ежегодном увеличении расходов на военные нужды, не считаясь с важностью затрат на социальные программы. Это и понятно, по мнению военных, кругом были «одни враги». У Косыгина было свое видение ситуации вокруг оборонного бюджета страны, расходящееся с позицией министра обороны. Но справедливости ради стоит сказать, что военное ведомство СССР времен премьерства Косыгина в расходах никогда «не ущемлялось».

Не сменил «гнев на милость» по отношению к Косыгину и руководитель КГБ СССР Ю. В. Андропов, который продолжал считать премьера «либералом» и завидовал его успеху. При каждом удобном случае Андропов «вставлял» свое слово в критику Косыгина, последний же, понимая «вес» председателя КГБ, опять же старался не занимать жесткой позиции, в лучшем случае ограничиваясь малозначимыми фразами.

…Количество «ненавистников» увеличивалось с каждым днем и месяцем, с каждым годом, причем последние «рекрутировались» исключительно из числа совминовского и «цекашного» аппаратов. Противники Косыгина брали не «качеством» критики, а количеством критикующих…

От всех этих обстоятельств Косыгин уставал больше, чем от ежедневных вопросов, решаемых правительством.

В частном разговоре (1971 год) А. Н. Косыгин обмолвился: «Ничего не осталось. Все рухнуло. Все работы остановлены, а реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят… Реформу торпедируют. Людей, с которыми я разрабатывал реформу, уже отстранили, а призвали совсем других. И я уже ничего не жду»[477].

Это был по-настоящему выплеск эмоций человека, который много лет ждал своего часа и, только заняв второй пост в руководстве страны, получил возможность что-то изменить. Но и этот шанс, эту возможность у него отобрали…

…В 1971 году было восстановлено планирование показателей производства труда, темпы роста которого должны были обязательно опережать темпы роста заработной платы…

Реформа не просто забуксовала, она остановилась… Политика и идеология вновь переиграли экономику, реформаторы уступили свои позиции, отошли в сторону, не рискнули ринуться в бой…

Политическое «подмораживание» началось уже (уже!) в 1967-м, а в 1968-м вылилось в настоящий «ледниковый период» — советские танки в Праге[478].

А дальше пошло по нарастающей…

Еще в конце 1970-го «рвануло» в Польше, где руководство правящей Польской объединенной рабочей партии 13 декабря — нашли же день — объявило о повышении цен на продукты, промышленные товары, бензин… В ответ, вместо слов поддержки со стороны рабочих и служащих, на улицы крупнейших городов вышли докеры, строители, студенты, пенсионеры, творческая интеллигенция, потребовавшие отставки правительства… В ответ со стороны властей прозвучали выстрелы, — был отдан приказ «патронов не жалеть». Итог: 45 погибших и более тысячи раненых.

Москва отреагировала мгновенно — через четыре дня закрытым письмом ЦК КПСС в адрес высшего польского руководства с обвинением «в нарушении ленинских норм в народном хозяйстве».

Высшее польское руководство — первый секретарь ПОРП Вл. Гомулка и премьер Б. Ящук — покинули свои посты. Их сменили не менее знаковые фигуры польского политического истеблишмента — Эдвард Герек и Петр Ярошевич соответственно. 5 января 1971 года они вылетели в Москву, во Внуково их встречали Брежнев и Косыгин — два первых лица советского руководства, такое было впервые, все это свидетельствовало о важности и чрезвычайности ситуации.

Переговоры, естественно, крутились исключительно вокруг необходимых для Польши поставок из СССР продуктов, кредитов и отсрочек по ним.

Еще в октябре 1970 года прежнее польское руководство просило Москву выделить 2 миллиона тонн зерна, 200 тысяч тонн нефти и предоставить на 15 лет отсрочку по советским кредитам (при общем внешнем долге Польши в один миллиард долларов).

И в январе 1971-го новое польское руководство вновь просило о поставках из СССР всего: ежегодно в течение пяти лет по 2 миллиона тонн зерна, по 50 тысяч тонн подсолнечного масла. А еще 4 миллиона тонн нефти, 750 тысяч тонн дизеля — все в год, 3 миллиарда кубометров газа для всей Польши и отдельно 100 миллионов кубометров для Белостокского воеводства, 200 тысяч тонн в год стального проката, цемент, удобрения. И — кредит в 500 миллионов валютных рублей сроком на 10 лет.

Косыгин поинтересовался:

— А что взамен?

Ярошевич, ничтоже сумняшеся, заявил:

— 1200 спецвагонов, из которых 500 цистерн, и самолеты «АН-2» нового типа…

Косыгин его прервал:

— И вы сами в состоянии сконструировать новый тип?

Польский премьер отвел глаза:

— Мы рассчитывали, что его сконструируют в Советском Союзе…[479]

Какая уж тут реформа в собственной стране, когда надо вытаскивать из экономической «дыры» социалистического соседа!