Декабристы-участники войн 1805-1814 гг.

2 февраля он принял участие в сражении у Ла-Ротьера, где соединившиеся Главная и Силезская армии разбили французов. Он был тяжело ранен. За отличие в сражении награжден орденом Анны 2-й степени{235}.

Капитан Мингрельского полка В. К. Тизенгаузен во время кампании во Франции, очевидно в конце января 1814 г., был откомандирован из «Польской армии» в какую-то другую часть. Из его формулярного списка известно, что в феврале 1814 г. он участвовал в «занятии городов Суассона и Монмираля», т. е. находился в составе Силезской армии (очевидно, в корпусе Винценгероде). Затем он был переведен в одну из частей Главной армии и сражался «марта 10 при городе Арси, 13-го при Фер-Шампенуазе». За отличие он получил назначение в лейб-гвардии Семеновский полк{236}.

Корпус под командованием генерала Винценгероде действовал совместно с Силезской армией. Авангард корпуса осадил хорошо укрепленный г. Суассон. Генерал-майор С. Г. Волконский во главе Волынского уланского полка 15 февраля участвовал в штурме этой крепости.

6 марта Волконский сражался при Краоне, 9 и 10 марта он участвовал в своем последнем бою, окончившемся взятием русскими войсками Лаона. Был награжден орденом прусского Красного орла 2-й степени. Волконский покинул корпус и отправился во Франкфурт в Главную квартиру, где ему стало известно о взятии Парижа и отречении Наполеона{237}.

Летучий отряд под командованием генерала Чернышева входил в состав Силезской армии. Откомандированный в него полковник кавалергардского полка П. П. Лопухин отличился во многих битвах на полях Франции. «В сражении при Люттихе 12 января, когда неприятель в числе 2000 пехоты и 500 кавалерии и 4-мя орудиями шел к городу, дабы вытеснить переднюю часть авангарда, полковник князь Лопухин обошел с казачьим полком… правый неприятельский фланг, ударил в тыл и пробился до орудий, коими овладел, изрубив всех канониров». Столь же мужественно он сражался у Суассона, за что был награжден орденом Георгия 4-й степени{238}.

П. П. Лопухин «во время баталии при г. Лаоне был послан с полком… на левый фланг для подкрепления стрелков, на коих неприятельская кавалерия несколько раз нападала, атаковал и опрокинул оную, обеспечил цепь егерей, перед ним находившуюся». 11 марта во время сражения при г. Класси он «прикрывал орудия под сильным пушечным, картечным и ружейным огнем». Награжден орденом Владимира 4-й степени{239}.

В составе летучего отряда генерала Чернышева в Конноартиллерийской роте воевал прапорщик К. Ф. Рылеев. Он несколько раз участвовал в сражениях{240}.

СРАЖЕНИЕ ЗА ПАРИЖ

28 марта союзные войска находились уже в одном переходе от Парижа. 29–30 марта произошла битва за столицу Франции. Все декабристы, служившие в гвардии, приняли в ней участие.

Н. И. Лорер вспоминал: «Мы сомкнулись в густую колонну и двинулись вперед. Нам представилось удивительное зрелище, которое едва ли кто-нибудь из нас забудет: обширная равнина до самого предместья Бель-Виль была усеяна войсками». «Гвардия стояла в резерве. Влево от нее стояла прусская гвардия, впереди корпус Раевского, вправо гора Монмартр, с ветряными мельницами, на этой горе стояло множество орудий, которые обстреливали всю равнину. Войска густыми стройными колоннами шли прямо на приступ…»

Против гвардии стояли французские корпуса маршалов Мармона и Мортье.

«День уже склонялся к вечеру; генерал Ермолов был неотлучно с нами. Потребовали лейб-гвардии гренадерский и Павловский полки. Храбрый генерал Желтухин, с простреленной фуражкою, бодро повел их в дело, и скоро мы увидели несколько раненых офицеров этих полков. Завязалась страшная резня… Пришла очередь подраться и нашему Литовскому полку.

Между тем упорный бой кипел по всей линии Парижа, и его окрестностей не было видно за облаками густого дыма; да впрочем нам и не до него уже было. Солнце начало склоняться к горизонту; скоро наступил вечер. Заметно, выстрелы становились реже; лишь только вправо от нас, у подошвы Монмартра и на верху его, страшно ревели пушки и слышны были одобрительные крики «Ура!». Войска наши подвигались к Монмартру… Монмартр взят, и Париж шлет парламентеров»{241}.

Лейб-гвардейский гренадерский полк находился в первой линии боя. Поручик А. М. Булатов своею храбростью обратил на себя внимание генерала Ермолова, который представил его к награде. Он был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость» и орденом Анны 2-й степени{242}. Прапорщик М. М. Спиридов отличился при занятии форта Бель-Виль; был награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом{243}.

Поручик по квартирмейстерской части А. З. Муравьев «произведен в штабс-капитаны и удостоился переводом в гвардию». Капитан С. И. Муравьев-Апостол, адъютант командира 3-го гренадерского корпуса генерала Раевского, получил в награду орден Анны 2-й степени. Подполковник Московского гренадерского полка И. С. Повало-Швейковский в сражении под Парижем командовал стрелками 3-го гренадерского корпуса; был ранен пулей в плечо, получил две контузии, но остался в строю и, «невзирая на сильное сопротивление неприятеля, овладел» предместьем Бель-Виль. За этот подвиг он был награжден орденом Георгия 4-й степени. Поручик по квартирмейстерской части П. И. Фаленберг за мужество и находчивость, проявленные при атаке Монмартрских высот, был награжден орденом Владимира 4-й степени и прусским орденом Военного достоинства. Капитан В. К. Тизенгаузен за отличие в сражении награжден орденом Анны 2-й степени{244}.

КАПИТУЛЯЦИЯ ПАРИЖА

30 марта 1814 г. на рассвете к Бондийскому замку под Парижем, где жил Александр I, привезли французского офицера. Он назвал себя парламентером, присланным для переговоров о перемирии. Его отвели к царю. Александр I лично предложил М. Ф. Орлову отправиться вести переговоры о перемирии. Он дал ему «право останавливать огонь везде», где Орлов счел бы это нужным, вплоть до права прекращать самые решительные атаки, «даже обещающие полную победу». В случае, если бы Орлову не удалось мирным путем добиться перемирия, атаки должны были возобновиться. Напутствуя Орлова, Александр I сказал ему: «С бою или парадным маршем, на развалинах или во дворцах, но Европа должна нынче же ночевать в Париже».

С французским офицером, выдавшим себя за парламентера, полковником Дьяковым и двумя трубачами Орлов направился к французской линии. Огонь со стороны русских был прекращен, то же последовало и с французской стороны. Но только парламентеры приблизились к неприятелю, как сопровождавший их француз отъехал от них, смешался со своими и исчез из виду.

«Мы еще стояли, — рассказывал Орлов, — не зная, какой успех будет иметь попытка наша, как вдруг яростные крики, сопровождаемые общим залпом, возвестили, без всякого предупреждения, о возобновлении неприятельских действий. В то же время человек двадцать конных егерей, пользуясь удалением нашим от своих, бросились во весь опор на меня и полковника Дьякова… Едва успел я выхватить саблю и отбить удары, наносимые мне, а между тем Дьяков… отделался от противника своего ударом нагайки. Все это сделалось в одно мгновение, и когда, преследуемые по пятам, мы доскакали до деревни, то войска наши двинулись опять вперед, и конные егеря, гнавшиеся за нами, попали в плен». Впоследствии выяснилось, что французский офицер вовсе не был парламентером. Он просто заблудился, попал в расположение русских войск и, чтобы избежать плена, назвался парламентером.

Бой продолжался. К четырем часам дня корпус Раевского атаковал Бель-Вильские высоты, взял деревню Бель-Виль и Сен-Шамонский холм. Тогда-то и появились настоящие парламентеры с предложением начать переговоры. Александр I вызвал М. Орлова и приказал переговорить с присланным офицером. Офицер требовал остановить атаку, но он не имел никаких письменных полномочий. Остановить же атаку значило отложить победу. Орлов получил приказ вместе с французским парламенте-^ ром ехать к маршалу Мармону, командовавшему французскими войсками на этом участке, и лично с ним договариваться. После недолгих переговоров с Мармоном было решено прекратить огонь с обеих сторон. Орлов должен был вернуться к Пантенской заставе для окончательных переговоров о сдаче Парижа. Возвратившись к царю, Орлов доложил об успехах переговоров{245}. «И вот орудия умолкают… Повсюду воцарилась тишина. Влево на горе, где находился государь во все время сражения, заметно было какое-то непонятное для нас движение, беготня: оттуда беспрерывно мчались в разные стороны на все пункты флигель-адъютанты и ординарцы», — вспоминал Н. И. Лорер. «Я стоял при моем взводе, — писал он далее, — и не мог хорошо видеть, что делается впереди, слышу только по всем войскам громкое радостное «Ура!» и вижу, как шляпа нашего доброго командира торжественно летит вверх. Я не вытерпел и побежал вперед. «Что это значит?» — спросил я моего товарища. — «Париж сдался». Я бросился ему на шею. Нет! Перу не передать восторга и радости нашей. Колонны наши стояли молча; но когда наш почтенный начальник подъехал и поздравил их с победою, молодцы наши грянули восторженно: «Рады стараться, ваше превосходительство! Слава богу!» Увлеченные общей радостью и мы закричали вместе с ними: «Слава богу!»… Войска отдыхали после битвы. Во всех полках гремела музыка; песенники, крики, шум, ржание лошадей — какая смесь солдат в разных мундирах и одеждах… тут раскинута палатка, там поставлен шалаш, в ином месте пылает бивачный огонь, в другом располагается артиллерия, кавалерия; здесь стоит пехота, скачут адъютанты, а там тянутся донские казаки»{246}. Кругом всеобщая радость и веселье.

Между тем Александр I вызвал К. В. Нессельроде и передал ему заранее составленную инструкцию по заключению капитуляции. Тут же была составлена комиссия для поездки к французам. Со стороны русских в нее вошли Орлов и Нессельроде. Комиссия направилась к Пантенской заставе, где застала маршала Мармона и его штаб. Маршал предложил русским парламентерам отправиться к Ла-Виллетской заставе навстречу маршалу Мортье. Орлов наблюдал, что происходило в тылу французов. Он подметил, что оборона города была чисто военная. За линией войск не было населения столицы.

Все происходило «без сильного энтузиазма со стороны народа, без революционных импровизаций со стороны начальников». Союзники выиграли сражение за Париж. Нессельроде предложил французам «сдать город со всем гарнизоном, какой бы он ни был…». От таких условий капитуляции маршалы категорически отказались. Нессельроде, не зная, что предпринять, решил возвратиться в союзную штаб-квартиру за новыми полномочиями. В Главной квартире союзников после короткого совещания в присутствии Александра I и короля прусского, на, котором присутствовал и Орлов, было решено «отказаться от намерения принудить маршалов к положению оружия, но продолжать переговоры в том же смысле, т. е. с намерением подавить воинский дух Наполеона, сковав средства, которые находились во власти его». Орлов и Нессельроде снова поехали к Ла-Виллетской заставе. Переговоры возобновились в 7 часов вечера, но стороны не могли прийти к соглашению. Между тем наступил вечер. Орлову стало ясно, что ночью союзные войска не смогут атаковать Париж, что было бы единственным средством не дать маршалам Мортье и Мармону вывести Свои войска и соединиться с Наполеоном. «Из этого я заключил, — вспоминал Орлов, — что надобно было тотчас составить импровизированную капитуляцию или попытаться еще раз вырвать требуемые условия, прекратив переговоры, и предложил, что соглашусь остаться заложником в Париже до истечения перемирия». Договорились, что атаки на Париж не будут возобновлены до тех пор, пока Орлов не перейдет через русские аванпосты. Нессельроде уехал в штаб-квартиру, а Орлов как заложник поехал с Мармоном в Париж. Таким образом, Орлову «суждено было представлять Европу, ночующую в Париже». По дороге Орлов еще раз убедился, что город будет сдан без боя и что французские войска уже оставляют Париж.