Михаил Задорнов. От Рюрика до Ельцина

Но той же ночью в его комнату неожиданно вошла мать, инокиня Марфа. «Если Хлопова станет царицей — меня ты больше не увидишь. И будешь проклят». Тут уж самолюбие Марфы столкнулось с энергией только что вернувшегося из Польши Филарета. Долго колебался царь, но всё-таки подписал грамоту с отказом жениться на Хлоповой. Михаил пребывал в депрессии, а Филарет гневался. Как же так, он внял просьбе сына, во всём разобрался, восстановил справедливость, а этот мальчишка проявил то ли глупость, то ли ветреность.

Патриарх чуть не проклял сына — за малодушие, за слабость. Но семейные страсти постепенно улеглись.

А Марии следовало и впредь оставаться в Нижнем Новгороде и там принять имение, «вымороченное некогда в казну владение покойного Кузьмы Минина, спасителя Руси».

Через год мать подобрала царю невесту — Марию Долгорукую. Но вскоре после пышной свадьбы царица слегла и Михаил остался вдовцом.

Юродивый на Красной площади орал: Вот оно, наказание Романовым за Хлопову! Обманули девку-то!

Почти через год снова собрали дворянских дочерей. По легенде, Михаил Федорович выбирал невесту ночью. Вместе с матерью он обошел комнаты, в которых спали девицы, и при свете свечи вглядывался в лица дворянских дочерей, пытаясь угадать свою суженую. К негодованию матери, больше всех ему понравилась худородная дворянка Евдокия Стрешнева, которая даже не участвовала в этом «конкурсе красоты», а была наперсницей одной из родовитых претенденток.

Ну, в тридцать лет Михаил уже мог себе позволить бунт против постаревшей матери.

С Евдокией он нажил десятерых детей, в том числе и наследника — будущего царя Алексея. Но, конечно, нет-нет а и вспоминал молодую весёлую Марию. «С ней я был бы счастливее».

— И фактическим правителем страны стал Фёдор-Филарет?

— Вот вам парадокс: Михаила Романова избрали царём из уважения к отцу, а сам Филарет ещё долго оставался в польском плену… По тем временам, он был уже глубоким стариком — пережил по возрасту и Ивана Грозного, и Годунова, и, наверное, в Москве немногие верили в возвращение Филарета. Казалось, вот-вот он отдаст Богу душу. Но здоровье у Филарета было отменное. Он так и останется в истории главным долгожителем из Романовых: несмотря на успехи медицины, ни один царь этой династии не дотянет до 75 лет. А Филарет жил не менее 79‐ти, а скорее всего — больше 80‐ти.

Отец и сын встретились на реке Пресне 1 июня 1619 года. Друг друга они любили странною любовью: ведь до этого летнего дня Михаил и Филарет практически не общались. Исполнили ритуал: поклонились друг другу в ноги, оба заплакали, обнялись и долго молчали, онемев от радости. Случай небывалый: действующий царь обнял отца. Бывает, что сын убивает отца ради шапки Мономаха, а тут при живом отце мальчишка стал царём. Филарет к тому времени уже и ещё не был патриархом: всё, что делалось при дворе Лжедмитрия Второго, считалось противозаконным. Для Михаила Филарет был спасением от диктата матери. Вскоре Филарета избирают патриархом. Михаил вздохнёт облегчённо: теперь можно вполне официально переложить ответственность за страну на плечи отца. Патриарх получил царский титул — великий государь. Все государственные вопросы без исключения решал патриарх. Даже иноземных послов они принимали вдвоём — и, конечно, престарелый отец показал себя куда более энергичным дипломатом, чем царствующий сын.

Имел ли он царские амбиции? В Коломенском дворце в 1863 году нашли портрет, где Федор Никитич изображен в царском кафтане с дорогим поясом, отделанным горностаями. В правой руке скипетр, на портрете надпись: «Царь Феодор Никитич». Сверху был написан портрет патриарха Филарета… История этой картина загадочна. То ли Федор Никитич ещё при Годунове тешил самолюбие, то ли уже в годы правления сына хотел хотя бы на картине видеть себя не только патриархом, но и царём.

Властный? Ещё какой! А вот страстишка к роскоши осталась во франтоватой юности. О великом государе Филарете вспоминали, что он менял верх на шубе, отдавал старые сапоги в починку и с необыкновенной предосторожностью отдавал чистить и мыть свой единственный белый шелковый вязаный клобук с шитым золотом и серебром херувимом. Настоящий государственный человек должен с презрением относиться к побрякушкам. Так и Филарет.

Питался просто и со вкусом — ну просто как товарищ Сталин. Ему постоянно покупали к столу на рынке «хлеб да калачик на 4 или на 3 деньги и на 2 деньги клюквы». Покупка оловянной да деревянной посуды, в свою очередь, свидетельствовала о простоте повседневных потребностей этого святителя.

Как только Филарет взялся за дело — страна встрепенулась. В 1620 году правительство разослало грамоты, в которых под страхом жёсткого наказания запрещало воеводам и приказным людям брать взятки, а городским и уездным жителям давать их. Своевременная мера!

Всячески пытался правитель поддерживать работящих русских людей, их и тогда не хватало. Для этого смело вводил протекционистские меры: налоги на ввозимые товары. Чтобы развивалось собственное производство! А как ещё вылезти из нищеты? Но русское купечество за годы войн обнищало: для больших проектов пришлось приглашать иностранцев. Голландский купец Виниус устроил подле Тулы заводы для литья пушек, ядер и выделывания разных других вещей из железа. Правительство строго следило, чтобы иностранцы не скрывали от русских секретов мастерства. Нравы при этом сохранялись строгие: скажем, за употребление табаку резали носы — совсем как в наше время. При царе Михаиле вызывали из-за границы не одних ратных людей, не одних мастеров и заводчиков: понадобились люди учёные, и в 1639 году вызван был в Москву известный учёный голштинец Адам Олеарий — астроном, географ и геометр. Почти волшебник, загадочный иноземец.

На Спасской башне появились часы с боем. Вспомнилось старое выражение: «Москва — третий Рим». Новые города появлялись в Сибири — почти безлюдные крепости, из которых позже вырастут Красноярск и Якутск. Далеко дошли русские люди!

К специфическим церковным проблемам он не был столь внимателен. А реформы проводил вполне дельные. В первую очередь поднял руку на коррупцию и не без успеха. Купцам раздавались особые привилегии, в том числе разрешение ездить в другие страны при условии торговать еще и казенными товарами, следить за работой таможен и кабаков для пополнения доходов государственной казны. К тому же удалось наладить хлебную торговлю. Русский хлеб закупали шведы, немцы, французы. А значительная часть доходов шла в государственную казну: Филарет умел считать копейку. Эти меры спасли Русь от разорения.

— Его можно считать приверженцем какой-либо идеологии?

— Из польского плена Филарет явился убеждённым врагом Запада. Он приглашал талантливых иноземцев в качестве полезных гастролёров, но не любил, когда чудаки укоренялись на Руси. Иностранцев на русской службе в те времена уже хватало. Филарет потребовал: или переходите в православие или убирайтесь восвояси. Мало кто из немцев обратился в православие, а специалисты были необходимы государству… Тогда патриарх решил переселить их в комфортабельное гетто. Так возникла обширная немецкая слобода — Кокуй, в районе нынешней Бауманской улицы. Пущай там иноверцы и варят своё пиво! От этого уютного городка остался один дом — усадьба голландского лекаря Ван-дер-Гульста. Всего лишь один дом, да и то перестроенный.

Филарет проявил строгость и обуздал главного русского бунтаря-космополита — Ивана Хворостинина. Острослов, мизантроп, скептик, он презирал всё русское. Как часто мы встречаем таких Хворостининых в современной творческой интеллигенции! Такие бывают в каждом поколении: в семье не без Хворостинина. А уж смутное время взбаламутило элиту. Поляки, литовцы, немцы, шведы сновали по Руси, шуровали в Москве. К ним приглядывались. Их обычаи казались заманчивыми. Иноземцы не держали строгих постов, выпивали, курили, носили необычные для русского глаза костюмы. Они больше читали, они ярче развлекались. Некоторые потянулись к ним, стали подражать. Впали, если говорить языком ХХ века, в низкопоклонство перед Западом.

Хворостинин писал: «Московские люди сеют всю землю рожью, а живут все ложью». В Москве «все люд глупый, жити… не с кем…». Он заявлял, что хочет продать свои вотчины и уехать в Литву. Подозревали его и в ересях. За все это Филарет приказал сослать Хворостинина в Кириллов монастырь, держать его безвыходно в келье, давать читать только церковные книги и заставлять молиться. Это было в 1623 году. Хворостинин просидел там девять лет и был отпущен в 1632 году, когда дал обещание и клятву соблюдать уставы греческой церкви и не читать никаких еретических книг. Вроде бы и впрямь перевоспитался. А, может быть, просто постарел.

— Как он закончил свои дни?

— Под старость лет царь стал религиознее. Ноги ему окончательно отказали. Его в специальном возке вносили в домовую церковь — в кремлевский Благовещенский собор. Иногда он вспоминал молодость, когда, бывало, с рогатиной ходил на медведя — на лесного «хозяина». Царские лекари считали, что болезнь царя происходит «от многого сидения, холодного пития и меланхолии». Он страдал от водянки, толком лечить её в те времена не умели.

Царь надеялся, что молитва поможет ему вылечиться. Ездил по монастырям. Однажды до Михаила Федоровича дошла весть о чудотворной иконе Божией Матери Страстной, приносящей выздоровление и исцеление от тяжелых недугов. Царь захотел самолично увидеть чудотворный образ. И 13 августа 1641 г. икону «греческого письма, два аршина длиной и шириной» торжественно принесли в Москву.

У Тверских ворот Белого города образ встречали празднично и, как говорится, все миром: сам царь, его сын и наследник Алексей и патриарх Иосиф, а также «другие официальные лица», т. е. тьма народу. Там-то и основали Страстной монастырь, на месте которого теперь стоит памятник Пушкину. А название бульвара и площади сохранилось — Страстная. Икона не помогла царю встать на ноги. Рядом уже подрос более крепкий властитель — сын Алексей.

После сорока лет царь выглядел глубоким стариком. Он знал, что преемником будет жестокий сын, которого только в насмешку могли прозвать Тишайшим. Царствовать первому Романову довелось долго, как в сказке — тридцать лет и три года. С шестнадцати лет до сорока девяти. Другое дело, что он царствовал, но не правил. Быть может, это мудрее всего.