Ставь против горя свою доброту…

Б. В.: Так какие все-таки были у зрителей основания для выражения «вотума недоверия» жюри? Время диктует и фестивалю поиск новых форм. Это хорошо. Плохо, что в результате поиска нового Грушинский остался без… коллективного жюри. Оно было разделено на четыре группы. Четыре группы жюри — четыре эстрады — четыре отдельных, не связанных друг с другом конкурса. Члены жюри, независимо друг от друга, отбирали лауреатов, как говорится, каждый на свой вкус. Я был председателем, но работал в одной из пяти групп, так что большинство победителей конкурса увидел впервые уже в итоговом концерте. Хотя он-то и должен был стать исходным, конкурсным, чтобы и Гора могла сверить свои пристрастия с нашими решениями, чтобы и члены жюри, собравшись наконец все вместе, посоветовались, поспорили, в иных случаях прибегли бы к голосованию, определяя, кто достоин звания лауреата, а кто не дорос еще до него. Отсюда — сбои, холостые обороты итогового концерта, отсутствие порой глубины и в самих песнях, и в исполнительской манере. Разумеется, все это можно было заранее продумать, предположить, спрогнозировать. Но у нас — и у жюри, и у оргкомитета — на это просто не хватило сил. Слишком много их было потрачено на борьбу за фестиваль, на нервозное ожидание, снимут ли непонятный запрет на него, положат ли конец этой затянувшейся нелепости.

Н. Ж.: Так уж складывается у нас беседа, что мы идем только по болевым точкам в судьбе фестиваля, как бы оставляя «за кадром» все то бесспорное, что давал и дает он тысячам людей, знающим истинную цену настоящей поэзии и музыке, дружбе, бескорыстию. Тем, кого авторская песня учит отличать правду от правдивости, красоту от красивости, возвышенность от ходульности. Почему же висит столько лет над Грушинским фестивалем отнюдь не гамлетовское «быть или не быть»? Почему кто-то неизвестный, ни разу не побывав на этом песенном туристском слете, не вкусив его атмосферы, решается — на всякий случай — взять да и запретить?

Б. В.: Вопросы, на которые пока нет ответа. Но я добавлю к ним еще один: не повторится ли в следующем году та же история? Есть у меня снимок, сделанный в 1980 году: намертво вбитый посреди фестивальной поляны стол с аккуратной надписью белым по черному: «Фестиваль памяти Валерия Грушина отменен». Разве можно отменить память? Знаете, под какой рубрикой газета «Известия» поместила материал о фестивале? «Учиться демократии»…

В. М.: Грушинский должен быть официально признан Всесоюзным фестивалем. Он заслуживает этого по всем статьям и практически таковым давно уже является. Правда ЦК ВЛКСМ провел год назад I Всесоюзный фестиваль авторской песни в Саратове. Сейчас в высоких кругах решается, где быть следующему — в Таллине или у нас в Казани. Но разве это должно подвергать угрозе существование Грушинского? Пусть будет много фестивалей. Пусть один из них станет творческими мастерскими, другой — смотром молодых сил, третий — ретроспективой туристской, студенческой, армейской самодеятельной песни. Вариантов множество. И столько возможностей, желания работать у каждого из нас, у недавно созданного Всесоюзного совета авторской песни, у КСП, которых в стране сотни…

Н. Ж.: Мы посоветовались и предлагаем в завершение всего три имени, которые обнародовал 14-й Грушинский фестиваль.

Куйбышевец Сергей Зарубин. Гора встала, когда звучал его «Печальный дождь», песня, написанная им во время службы в Афганистане и посвященная погибшим товарищам.

Марина Попова из Новосибирска. Она интересно, по-своему продолжает песенную традицию, начатую Новеллой Матвеевой, Вероникой Долиной, Ольгой Качановой.

Виктор Забашта (Ворошиловград). «Антипосвящение лжеперестроившимся» — самый, пожалуй, яркий образец его песенной публицистики. А «Песня об отце» — честное, личностное произведение о войне.

Возможно, мы встретимся с этими авторами и на нашем, Казанском фестивале.

Вечерняя Казань, 16 сентября 1988 г.

Небезобидное арбузное семечко. В. Красножен.

Известно: осенняя пора предоставляет возможность отведать самых разнообразных, порой экзотических, овощей и фруктов. И вполне естественно побаловать своего ребенка арбузом, дыней, лесным орехом или арахисом.

На первый взгляд, кажется странным искать во всем этом криминал.

Однако…

Ребенок ел арбуз и подпрыгивал на ножке. Вдруг он поперхнулся, закашлялся, начал задыхаться… подобная картина, к сожалению, типична. Арбузное семечко или мякоть провалилась через голосовые складки, попали в трахею и затем в бронхи. В таких случаях врач еще может помочь. Но ведь порой инородное тело ущемляется голосовыми складками, и тогда летальный исход наступает в считанные минуты.

Так что вторая половина лета и начало осени для нас, детских лор-врачей, пожалуй, самая беспокойная. Чего только не приходится доставать из носа или горла малышей! Кусочки яблока или груши, семечки, косточки, горох и т. д. и т. п.

Сложность лечения определяется низким уровнем техники, возможности которой, увы, весьма ограничены. Мы используем, как правило, жесткий бронхоскоп, или попросту — набор металлических трубок разного диаметра. Невозможно, например, извлечь лесной или грецкий орех, завалившийся глубоко в мелких бронх.

В подобных ситуациях мы вынуждены обращаться иногда к специалистам, которые используют в своей работе японский эндоскоп с фиброволоконной оптикой, с боковым, торцевым и полубоковым наблюдением. (Пользуясь случаем, выражаем искреннюю благодарность заведующему эндоскопическим центром Республиканского онкологического диспансера В. Муравьеву и его коллеге М. Самигуллину за оказываемую помощь).

Наверное, нет нужды лишний раз говорить, что куда проще предупредить неприятности. Пожалуйста, подумайте над этим.

«Вечерняя Казань», 15 ноября 1988 г.

Загляни в себя, Е. Маноха

Загляни в себя — так называлась заметка, опубликованная в газете «Вечерняя Казань» 4 сентября 1982 года. Речь в ней шла о новом методе медицинского обследования, который начала проводить группа врачей из Республиканского онкологического диспансера под руководством В. Муравьева. Тогда в Казани его знали в основном как исполнителя авторской песни и лишь немногие — как врача.

На эндоскопию (так называется этот метод, позволяющий видеть внутреннюю структуру полых органов — пищевода, желудка, 12-перстной кишки) приглашались все желающие.

Прошли годы. Известный врач, кандидат медицинских наук В. Муравьев стал главным эндоскопистом Татарской республики, а эндоскопия прочно заняла ведущее место в системе диагностических исследований.

Недавно Владимир Юрьевич был у нас в гостях. Разговор, естественно, зашел о медицине и, в частности, о проблемах, связанных с развитием и распространением методики «внутривидения».

— Собственно, эндоскопия началась у нас в Татарии пятнадцать лет назад, когда появились первые приборы с фиброволоконной оптикой. Постепенно начали открываться специальные кабинеты, а в 1979 году на базе Республиканского онкодиспансера был создан Республиканский эндоскопический центр.

Правда пациентов у нас в те годы было крайне мало, потому что немногие врачи знали о возможностях нового метода. И уж, практически совсем ничего не знали о нем горожане. Вот мы и решили сделать эндоскопические исследования массовыми, пригласив на прием — через «Вечерку» — в Дни открытых дверей всех, кто хочет «заглянуть в себя». Так и появилась та самая информация.

За три года (потом работа прекратилась по причинам, о которых я сейчас говорить не буду — дело прошлое) провели более трех тысяч обследований. Нашли 212 язв двенадцатиперстной кишки, более 80 — желудка и 16 раков. А, между прочим, приходили к нам люди, уже обследованные: прошедшие рентген, проконсультированные различными специалистами. Приходили с диагнозами «гастрит, «дуоденит» и т. д. кстати, из тех 16 раков 14 были на самой ранней стадии. Все больные прооперированы и сейчас живы-здоровы.

— То есть, вы хотите сказать, что эндоскопия — один из эффективных способов ранней диагностики именно онкологических заболеваний?

— Не «один из», а единственный и самый надежный. Раньше таковым был рентген, который, безусловно, и сейчас имеет определенное значение. Однако он связан с рядом ограничений, трудностями и ошибками. По данным западногерманских ученых-медиков, достоверность рентгеноскопии в поисках начального рака желудка составляет всего 40–60 процентов. То же подтверждают и наши наблюдения.

— Учитывая рост онкологических заболеваний и их специфику (на ранних стадиях они, как правило, не дают о себе знать), получается, что каждый из нас должен проходить эндоскопические обследования с той же частотой, что и флюорографию — раз в два года?

— В Японии каждый житель проходит их два раза в год. В этой стране вообще не знают, что такое запущенный рак желудка. У нас же его сколько угодно. А ведь выявление опухоли в начальной стадии, когда она даже не опухоль еще — клеточка, «царапинка» еле заметная — и своевременное ее удаление в ста процентах гарантирует жизнь.

— Насколько я знаю, подобными исследованиями занимаются только в эндоскопическом отделении РКБ, которое, главным образом, работает на республику, и у вас — в онкодиспансере. Так что, вероятно, как в Японии, в ближайшее время вряд ли получится?

— Если централизованно, то пока, к сожалению, да, вряд ли. Мы при всем желании не можем делать больше, чем делаем. Например, по норме за рабочий день я должен провести семь исследований. А провожу и 20, и 30. (За шестнадцать лет больше пятидесяти тысяч человек — целый маленький город!) И так все у нас.

На следующий год наш центр планирует провести более 15 тысяч исследований. Кажется, большая цифра. Но для города с миллионным населением это капля в море.

Главная беда — нет площадей, помещений. Отдать поликлинику диспансера, где мы проводим осмотры, только под эндоскопию, было бы неправильно. Безусловно, со временем этот вопрос решится, мы подготовим врачей…

— Со временем. . Значит, все же в ближайшем будущем надеяться на проведение в городе подлинной диспансеризации, о который мы пока только говорим, не стоит?

— Почему же? Уже сейчас каждый, кому не безразлично собственное здоровье, может пройти обследование у эндоскописта. Причем в удобное для себя время.

— То есть?

— В медицинских кооперативах. В поликлиниках заводов ЭВМ и «Тасма» принимают врачи из кооператива «Эндоскопист», организованного специалистами Республиканской клинической больницы. Есть еще кооператив «Вита», который заключил договор со мной. Теперь я принимаю больных у себя в онкодиспансере по средам и воскресеньям.

Наша справка. Предварительная запись к В. Муравьеву производится ежедневно с 14 до 15 часов по телефону 76-50-65.

Кстати, за две минувшие недели я нашел три рака, один из которых — в начальной стадии.

— А сколько стоит эндоскопическое обследование?