Ставь против горя свою доброту…

«Комсомолец Татарии» 7 июня 1987 г.

«Сердцем и памятью стал ты богаче…», В. Якупова

«Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно…» Ноги утопают в траве, в воздухе плывут разноцветные мыльные пузыри. Палатки, костры, комариный хор и соловьиные трели, штормовки и кеды, велосипеды и «Жигули»… Таков калейдоскоп традиционного весеннего фестиваля самодеятельной песни, который в окрестностях Айши Зеленодольского района.

На этот раз организаторы фестиваля, члены КСП «Апрель» предложили любителям самодеятельной песни выступить на тему охраны окружающей среды. Поэтому, чтобы не загрязнять окружающую среду, слов на ветер никто не бросал, предпочтение было отдано песне. Она звучала с импровизированной сцены, ребята пели о зверятах, а взрослые — не только о проблемах экологии. «Братьев меньших», которых сегодня, увы, «бьют по голове», показывали клубы пантомимы: защити животных, царь природы!

Была палатка, куда всяк вошел, но не в гости, а чтобы поставить свою подпись под протестом строить биохимзавод в зеленой зоне Казани.

В траве кувыркались дети. Брали в руки гитару Борис Львович, Владимир Муравьев, Валерий Боков — имена этих авторов-исполнителей известны не только казанцам. Но не только их песни привлекли всеобщее внимание. Тем и хорош фестиваль, что он открывает нам новые имена.

Приз зрительских симпатий присужден казанцам Р. Закиеву и Ю. Давыдову. А «Гран-при» получила самая юная участница фестиваля — четырехлетняя Таня Муравьева.

«Советская Татария», 7 июня 1987 г.

Я гитару настрою, М. Медведев

Москва и Тюмень, Минск и Казань, Горький и Краснодар — вот далеко не полной список городов, куда в прошлое воскресенье съехались «Менестрели», «Пилигримы» и многие другие ансамбли и отдельные исполнители самодеятельной песни на свой третий фестиваль.

Авторы и исполнители самодеятельных песен из нашей республики местом своей встречи выбрали живописный уголок под Казанью у деревни Айша. Сюда же за сотри, а то и за тысячи километров съехались самодеятельные певцы из других городов страны. На этот раз фестиваль посвящался защите окружающей среды и проходил под девизом «Беречь природу — дело каждого!»

И зазвучали песни — радостные и грустные, сатирические и лирические. И зазвенели под пальцами чуткие струны гитар. И завращались кассеты сотен магнитофонов, чтобы разнести по свету самые сокровенные мысли, переложенные на музыку, и сохранить навсегда память о прозрачных родниках поэзии, о незамутненных помыслах сотен и тысяч душ, жаждущих очищения, понимания и любви.

Как по мановению волшебной палочки вырос на зеленом ковре огромной поляны разноцветный палаточный городок почти на две тысячи «жителей». Засуетился народ, устраивая свой недолгий туристский уют. Задымились костры. Забурлила на них похлебка, вкуснее которой, наверное, ничего не бывает на свете. А у одной из палаток ребята бросили все дела. Покорила, околдовала собравшихся здесь ценителей музыки студентка музыкального училища из Устинова Наташа Ермилова чарующими звуками своей скрипки.

А народ все прибывал. Иные прикатили на поляну на транспорте собственной конструкции, как например, молодой житель Зеленодольска Валерий Григорьев по прозвищу Кулибин. У фестивального перекрестка парад-приветствие для вновь прибывших открыла сама Мать-природа, принявшая обличье театра-студии Казанского университета Ольги Соловьевой. Одним из героев этой красочной феерии стал совершенно беззащитный, по мнению собравшихся, крокодил, который смеялся до слез на веселой и остроумной пародией «Баланда» в исполнении ребят из казанского клуба «Пантомима».

«Нет повести печальнее на свете, чем жизнь крокодилов в этом миру» — вот такую тему для своей песни избрал фрезеровщик из Чебоксар Михаил Гребенщиков. А инженера по обслуживанию ЭВМ из Москвы взволновала судьба тибетского снежного человека. Но больше всех слушателей собрал вокруг себя заведующий эндоскопический центром, врач Владимир Муравьев, удостоенный за заслуги в развитии самодеятельной песни премии Ленинского комсомола Татарии.

А вот Александру Спиридонову, заведующему сектором культуры ЦК ВЛКСМ, похоже, было не до песен. Ему пришлось участвовать во всех дискуссиях, стихийно вспыхивавших на поляне, и ответить не на один десяток вопросов, каждый из которых был далеко не из легких. На мой вопрос о его собственном отношении к самодеятельной песне Александр сказал:

— Лет, пожалуй, тридцать это явление больше сталкивалось с неприятием, чем с пониманием. Но оно выжило, несмотря ни на что, и уже этим доказало свое право на существование. По моему глубокому убеждению, цель подавляющего большинства авторов и исполнителей самодеятельной песни — достучаться, разбудить в душах людей то, что они порой прячут глубоко, стесняясь, сами не зная, чего. В общем, я — за!

— Даже не верится, — добавил организатор фестиваля Стас Аршинов, председатель казанского клуба студенческой песни «Апрель», в недавнем прошлом крановщик, — что прошло уже три года с тех пор, как мы собрались на первую свою встречу и запели, что называется, в полный голос. Наш тертий по счету фестиваль — лучшее доказательство того, что самодеятельная песня находит все новых и новых поклонников.

«Вечерняя Казань», июль 1987 г.

Возвращение фестиваля.

Во второй раз, после семилетнего перерыва, под Куйбышевом проведен знаменитый фестиваль авторской песни имени В. Грушина.

Что такое Грушинский слет, как его привычно называют даже те, кто на них ни разу не был и знает его лишь по слухам?

— Это уже 14 песенных праздников в Жигулях, собиравших каждый год десятки тысяч участников из множества городов страны;

— это палаточный город со своими улицами и площадями, с кострами по «интересам»;

— это плавучая сцена, сделанная в виде огромной гитары с задником — парусом яхты, и Гора — крутой жигулевский склон, густо облепленный слушателями;

— это живая память о Куйбышевском студенте Валерии Грушине, который был туристом, любил и собирал самодеятельные песни и в одном из саянских походов погиб, спасая тонущих детей;

— это творческая лаборатория авторской песни, это огонь, от которого зажигались фестивальные костры в доброй сотне других городов: Норильске и Минске, Владивостоке и Тынде, Свердловске, Алма-Ате, Казани…

— Грушинский фестиваль — это уникальный клуб под открытым небом, накопивший за двадцать лет своей истории поучительный опыт проб и ошибок, побед и проблем.

Обо всем этом и ведут разговор казанский врач, лауреат премии комсомола Татарии, член жури фестиваля Владимир Муравьев: поэт, автор песен, председатель жюри XIV Грушинского Борис Вахнюк и наш корреспондент Наталия Жданова.

Н. Жданова: Давайте начнем с казанцев. В нашей делегации, костяк которой составлял городской клуб самодеятельной песни «Апрель», были и достаточно зрелые авторы, и вполне конкурентоспособные исполнители. Почему же ни один из них не стал лауреатом или хотя бы дипломантом фестиваля?

В. Муравьев: На участие в конкурсе было представлено около тысячи песен. И слишком много обнаружилось на этот раз претендентов, если можно так сказать, высокого среднего уровня. Выделяться на этом фоне можно было только ярким всплеском. Мы оказались не хуже, но, к сожалению, и не лучше других. Ну, а некоторые, я это знаю, обдуманно отказались от участия в конкурсе… Что греха таить, иные, став лауреатами, считают это звание чуть ли не пожизненным, начинают «прокатывать» однажды найденное, забывая о том, что авторская песня — это постоянное движение вперед и вверх и авторов и исполнителей.

Б. Вахнюк: И обязательно слушателей!

Н. Ж.: Да — мы подошли к очень важной теме. Все привыкли, что на Грушинский фестиваль приезжает особый слушатель, что спеть перед Горой — это значит проверить песню на честность, на мастерство, на своевременность. Всегда Гора была и строгим судьей, и чутким адвокатом, и думающим собеседником — в конечном счете, соавтором хороших песен. Сравнивая же фестивали 70-х с нынешними, так и хочется сказать: а ведь Гора с Горой не сходятся…

Б. В.: На правах старожила Грушинского вспомню один эпизод. Год 1978-й. Где-то за полночь, в разгар конкурсного концерта, обрыв кабеля электропитания. Квартет ВНИИ (это он пле тогда на «Гитаре») мужественно продолжает песню в кромешной темноте. Гора возмутилась, зашикала, заорала: «Свет!»? Ничуть не бывало. Без всяких просьб вспыхнули по всему склону тысячи фонариков. Сошлись тысячи слабых лучиков на сцене-гитаре, ярко осветили ее, не испортили песню, помогли ей.

В. М.: ты еще сымпровизировал тогда: «С поддержкой такой можно петь до утра — большое спасибо, товарищ Гора!».

Б. В.: К сожалению, сегодняшняя Гора не располагает к подобным импровизациям. Стала она какой-то всеядной, похожей на оценщика в ломбарде, извините уж мне такую параллель. Думаю, сказалось семилетнее отсутствие фестиваля в Жигулях. Гулко отозвался тот самый затяжной запрет на песню, который был вызван то ли нежеланием понять и поддержать явление, то ли чьей-то житейской трусостью: как бы чего не вышло. В основной своей массе Гора хорошо знакома с диско, хард-роком, ориентируется в джазе, а в собственно авторской песне находится, пожалуй, на стадии начальной школы. Чье-то непродуманное волевое решение обернулось потерей целого поколения слушателей авторской песни.

В. М.: По-моему, ты слишком категоричен. Не нужно забывать, что на Горе было много случайных людей, приехавших на фестиваль не за песней. Жигули — это ведь популярная у куйбышевцев зона отдыха.

Н. Ж.: А не кажется ли вам, уважаемые члены жюри, что и вы во многом позаботились об удовлетворении этого самого усредненного вкуса? Ведь значительная часть лауреатского концерта оказалась сориентированной не на размышления, а на развлечение. Уже потом, когда отшумели на эстраде трещотки и флейты, губные гармоники, скрипки, бонги (и даже контрабас), за которыми не всегда можно было расслышать бардовскую гитару, Гора вернулась к кострам. Там — то в послефестивальных разговорах и прозвучало на редкость единодушное недоумение по поводу излишней «эстрадности» концерта. Впрямую задавались вопросы: где истинная бардовская песня, ее гражданственность, патриотизм, высокая духовность?.

В. М.: Я считаю, что жюри с главной задачей справилось. Отобрано было действительно лучшее из того, что представили на конкурс. Иное дело, ЧТО привезли ребята на фестиваль. И вообще, не нужно паниковать, что нет новых ярких авторов, что слишком мало песен, в которых остро и отчетливо жил бы сегодняшний день со всеми его насущными вопросами, противоречиями и перспективами. Осмысление происходящего, да еще в виде талантливой песни не терпит суеты, торопливости. Я не предлагаю рецептов, но все-таки не стоит выносить к людям беспомощные попытки песен — своих и своих знакомых, где к месту и не к месту звучит: «перестройка», «ветер перемен, «если только будет мир» — все, что осталось от современности. Куда полезнее было бы обратиться к бардовской классике и убедиться, что многие старые песни звучат сегодня так, как будто написаны сейчас. Конечно, у каждого времени — свои песни. Пусть проникают в них модные ритмы, элементы театра, хоть цирка, лишь бы песня не оказалась при этом «ряженой». Только не забывали бы молодые пишущие и поющие о законах жанра: «А песню подхватит любой, а песне найдется работа, покуда в ней каждая нота оплачена нашей судьбой»…