Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 2

– Обычно высокий уровень воды держится часов пять-шесть, затем она так же быстро спадает, как и поднялась. В этом году, видимо, получится по-другому: вода поднялась так высоко, что, наверно, не спадёт дней 5–10, а то и долее. Не знаю, что я буду делать с людьми, набившимися в школу, ведь они прибежали безо всего, а детишки уже сейчас просят есть. Всё, что у меня было, я раздал, но что значат мои скудные запасы для ста человек? – говорил Ким.

Борис бросился к своему мешку, в котором вместе с литературой лежали с десяток пирожков, испечённых для них Анной Николаевной, но вместо них увидел какую-то вязкую, грязную, перепачканную в земле и перемешанную с обрывками бумаги кашу. Вопрос о еде встал и пред ними, только теперь они почувствовали голод. Вчера они так устали, что, кроме пары кружек сладкого чая, ничего не ели.

Между тем Ким продолжал свои невесёлые предположения:

– Ведь помощь к нам, а, следовательно, и еда, сможет добраться не раньше, чем через 5–6 дней, когда начнёт спадать вода. Снизу из Шкотова её вообще ждать не приходится: против такого течения ни на лодке, ни на лошадях не проехать, да и глубоко. Многоудобенцы (крупное русское село Многоудобное находилось верстах в трёх выше по течению реки) сами, наверно, в таком же положении, как и мы. Взрослое население, которое успело спастись и укрыться в сопках, быстро к нам добраться тоже не сможет, прямо не знаю, как нам и быть! Я, конечно, успокоил людей, как мог, но сам-то понимаю, что положение наше просто отчаянное.

Филка Дорохов присел к столу и спросил:

– Неужели мы так ничего и не придумаем? А ну-ка, ребята, шевели мозгами! Не может быть, чтобы в селе никакой еды не осталось. Пойдём по воде к уцелевшим фанзам, поищем там и что-нибудь да принесём. Ты, Ким, спроси женщин, которые тут есть, у кого из них остались дома запасы продуктов.

– Да я уже спрашивал. Запасы-то у некоторых были – чумиза, кукуруза и мука, да ведь всё это вместе с фанзами вода смыла. Добраться до уцелевших фанз не удастся, видите, как вода валит? Разве против такого течения куда-нибудь проедешь, сейчас же унесёт.

– Нужно же что-нибудь придумать! – вмешался Борис, – неужели у тебя запаса картошки нет?

– Ну какая в августе картошка? Уже давно молодую подкапываем.

– А где же вы её подкапываете? – оживился Борис.

– Да она-то недалеко, вот прямо под этим окном мой огород начинается, так ведь она под водой!

– Эх ты, – чуть ли не одновременно вскричали Борис и Филка, – а ещё горюешь! Сейчас с картошкой будем. Давай ведро и верёвку, есть?

– Ну, конечно, есть!

Через несколько минут Борис, обвязавшись верёвкой и взяв в руку ведро, выскочил из окна и очутился почти по плечи в довольно-таки холодной воде, с трудом удерживаясь на ногах. Через несколько минут он нащупал ногами ещё не размытые гребни грядок с торчащими из них кустами картофеля. Он нагнулся, погрузившись с головой в воду, выдернул куст, и, ощупав его корни, к своей радости, обнаружил, что они усыпаны множеством, хотя и некрупных, картофелин. Сорвать их и бросить в ведро было делом нескольких секунд. Затем он высунул голову из воды, передохнул и, нагнувшись снова, постарался пошарить в образовавшейся яме. Там он нашёл несколько более крупных клубней. Так, ныряя минут пятнадцать, Борис сумел набрать полное ведро, почти не удаляясь от спасительного окна. Правда, когда Ким и Филка, заметив посиневшее лицо Бориса после его последнего ныряния, за верёвку подтащили его в окно и помогли ему взобраться в комнату, он трясся, как осиновый лист.

Ким заранее затопил печку. К счастью, около неё лежала порядочная охапка дров, остальные находились в сарае, и взять их оттуда было нельзя. Но всё-таки теперь голодная смерть не угрожала всем, находившимся в школе.

Вслед за Борисом набрал ведро картошки и Филка, а затем и Ким. Потом Борис повторил свою вылазку, сделали то же самое и его товарищи. Примерно через полтора часа в углу комнаты Кима уже лежала порядочная кучка подводной картошки, как её не замедлил окрестить Борис. Ким раздал картофель всем своим постояльцам, предварительно сварив её на плите печки в большом ведре. Наелись картошки и добытчики. Теперь, как заявил Ким, вопрос с питанием хотя бы на два-три дня был решён. А там, может быть, уровень воды понизится, и находившиеся в школе женщины и сами смогут добывать картошку из-под воды.

Отдохнув после вынужденного купания, Борис и Филка стали думать, что же им делать дальше. Конечно, ни о каком продолжении путешествия по долине не могло быть и речи. Оба теперь мечтали лишь о том, как бы скорее очутиться в Шкотове, а Филка – и о том, чтобы поскорее уехать во Владивосток.

Ещё утром Дорохов поручил Киму отметить на крыльце высоту уровня воды. После окончания работы по добыче картошки они с Борисом вышли на крыльцо и убедились, что, если вода больше и не прибывает, то пока ещё и не убывает.

Посоветовавшись, они решили не ждать, пока вода спадёт, а сейчас же отправиться в обратный путь. Им казалось, что это будет не так трудно, ведь они пойдут вниз по течению, ну а кое-где, может быть, и поплывут. Будут стараться приближаться к тем сопкам, которые окружают Шкотово, а может быть, в конце дороги и вообще выберутся на них и часть пути пройдут уже посуху. Они сообщили о своём намерении Киму, тот, почти не умевший плавать, как, впрочем, и многие корейцы, стал горячо протестовать против их плана. А когда он рассказал о намерении своих русских знакомых находившимся в школе односельчанкам, те подняли настоящий вой. Все они – кто по-корейски, кто, пользуясь своими скудными познаниями, по-русски – стали отговаривать ребят от их безумной, как её назвал Ким, затеи. Но и Борис, и Филка твёрдо стояли на своей идее, может быть, именно потому, что их так настойчиво уговаривали её не осуществлять.

Связав свою одежду в плотные узлы, укрепив эти узлы на головах, они смело спустились с крыльца и погрузились в мутную воду. Первые десятки шагов они прошли довольно свободно. В этом месте вода достигала Борису груди, а Филке плеч, они двигались по течению, поэтому идти было легко. Вода была не очень уж холодна, и они совсем приободрились. Но как только они отошли от школы шагов на сто и очутились в том месте, где начинались рисовые поля, вода поднялась так, что они вынуждены уже были плыть. Парни старались держаться поближе друг к другу, время от времени хватаясь за встречавшиеся им кусты, чтобы немного передохнуть.

Перед ними расстилалась бурлящая, пенящаяся, грязно-жёлтая вода всюду, насколько хватало глаз. Впереди эта пелена воды сливалась где-то далеко с посеревшим небом. На нём вновь появились серые низкие тучи, из которых начал накрапывать мелкий дождь. Берега сопок, окружавших падь, находились так далеко, что были едва различимы в этом мутном туманном воздухе. Кусты кончились, и течение с силой несло их вниз. Теперь думать о том, чтобы пересечь этот поток поперёк, было нечего, требовалось всеми силами стараться удержаться на поверхности, отдавшись течению, дожидаясь, что, может быть, при повороте реки, которая всё-таки составляла основу потока, их подтолкнёт к какому-нибудь берегу.

На счастье ребят, в этот момент их нагнала довольно большая и толстая доска, за которую они и поспешили ухватиться. Бурное течение швыряло их в разные стороны вместе с ненадёжной опорой, било о деревья, встречающиеся на пути, и о разные предметы, несшиеся одновременно с ними. Они так боялись, что даже не чувствовали холода воды, иногда набегавшие на них волны накрывали их с головой. Отфыркиваясь, они выныривали и продолжали цепляться за свою доску.

Течение было настолько быстрым, что, вероятно, через два-два с половиной часа они должны были находиться на линии железной дороги, ведущей со стороны Угольной в Кангауз. К их удивлению, никакой железной дороги и невысокой насыпи, по которой она проходила, на месте не оказалось. Немного впереди был виден какой-то непонятный, никогда ранее Борисом невиданный, забор. Когда они со своей доской подплыли к нему, и доска, умышленно развёрнутая ими поперёк, зацепилась за препятствие, они увидели, что это и есть железнодорожное полотно, поставленное вертикально, а то, что они приняли за забор, – это поставленные на попа шпалы!

Вода, снеся полотно и перевернув его, с шумом неслась между шпалами. Вся же дорога, зацепившись концами шпал за край кювета, а рельсами уткнувшись в телеграфные столбы, продолжала, сдвинувшись на несколько десятков шагов и выгнувшись дугой, оставаться целой.

Пользуясь этой преградой, перебираясь от шпалы к шпале, наши довольно-таки легкомысленные ответственные работники направились в сторону Шкотова. Им предстояло, пользуясь полотном железной дороги, преодолеть расстояние, вероятно, версты в три – как будто немного, но ведь всё это делалось в холодной воде.

Закоченевшие пальцы могли каждую минуту сорваться с той шпалы, за которую они в данный момент держались, и бурные потоки воды, стремительно несущиеся между шпалами, могли легко вынести их к устью реки и далее в морской залив, где гибель того, кто попал в такую беду, была бы неизбежной.

Через много лет вспоминая о том, что пережили во время этого путешествия, они удивлялись своему безумию и той удаче, которая позволила им уцелеть.

Этот последний отрезок пути они преодолели часов за пять, и когда достигли участка, где линия не была повреждена, и выбрались-таки, наконец, на сухое место, а это было уже почти совсем рядом со шкотовскими казармами, то оба свалились на землю и, наверно, около часа лежали совершенно неподвижно, тяжело дыша и не обращая никакого внимания на мелкий дождик, всё ещё продолжавший сыпаться с мрачного серого неба.

Отдышавшись, они не стали одеваться, а так, с узлами одежды за плечами, и прошествовали через всё село до дома Алёшкиных. Правда, было уже совсем темно, и немногочисленные прохожие, встречавшиеся им на пути, из-за дождя торопившиеся скорее добраться до дома, не очень-то вглядывались в полуголых парней, понуро шагавших посередине размокшей улицы.

Ну вот, они и дома. Анна Николаевна и Яков Матвеевич смотрели на обоих ребят с нескрываемым ужасом, они больше всего боялись простуды, и каждый принял против неё свои меры – мать приготовила горячий чай с малиной, а отец налил им по большой рюмке водки и заставил выпить.

То ли от лечения, то ли от молодости, но это приключение ни у одного, ни у другого из его участников к плохим последствиям не привело.

Наводнение испортило линию железной дороги, прервало сообщение с Владивостоком: ехать по просёлочной дороге, соединявшей в то время село с городом, можно было только верхом, дорога эта отнимала много времени, а сейчас, после наводнения, представляла известную опасность. Дорохов решил ограничиться проверкой работы шкотовских отрядов, дождаться восстановления железнодорожного сообщения и после этого вернуться в город. Уведомив телеграммой обком и родных (телеграфная связь была восстановлена через несколько дней после наводнения), он остался в Шкотове в гостях у Алёшкиных.

После возвращения Бориса и Филки, по их настоянию, райисполком отправил в Андреевку на вьючных лошадях кое-какие продукты. Этот караван должен был пройти по склонам сопок и, лишь приблизившись на 1–2 версты, спуститься вниз к Андреевке, чтобы там уже вброд добраться до села.