Леонид Красин. Красный лорд

Эпилог. Во льдах времени

Красину всегда приходилось преодолевать, проламывать что-то — безвыходные, казалось бы, обстоятельства, людскую враждебность, а потом и собственный недуг. Поэтому символично, что самым знаменитым из названных в его честь объектов стал именно ледокол. Причем к нему — в отличие от прочих заводов и пароходов — Леонид Борисович имел самое прямое отношение. Благодаря ему этот ледокол, на время своей постройки самый мощный в мире, смог вернуться на родину и сполна послужить ей.

Корабль под былинным именем «Святогор» был заложен в Ньюкасле по заказу царского правительства в 1916 году. После начала Первой мировой войны порты Балтийского и Черного морей были блокированы противником, и для связи с внешним миром оставался только Архангельск, который полгода был нерабочим из-за льдов. В этих условиях власти вспомнили про первый в мире арктический ледокол «Ермак», построенный в конце XIX века по инициативе адмирала С. О. Макарова. Тогда эта инициатива не получила развития, но теперь было решено построить по типу «Ермака» целую серию новых, более мощных ледоколов, чтобы водить караваны судов по Северному морскому пути. Первый из них, «Святогор», имел водоизмещение 10 тысяч тонн и длину около 100 метров. Строили его быстро — уже в конце года на корабль прислали команду во главе с капитаном К. Неупокоевым, а в марте 1917-го он был спущен на воду. Правда, первый поход не задался: судно не слушалось руля и было отправлено на доработку. Только в сентябре «Святогор» повел в Архангельск первый караван с военными грузами.

Тогда служба ледокола длилась недолго — в июле 1918-го он был затоплен в устье Северной Двины вместе с другим былинным героем «Микулой Селяниновичем», тоже построенным в Англии. Как пишет журналист Эмилий Миндлин, автор самой известной книги об эпопее «Красина», «это было начало его службы народу: затонув поперек реки, он должен был преградить путь интервентам». Но интервенты — те же англичане — быстро обнаружили, что корабль можно без особых трудностей поднять, закрыв кингстоны и откачав воду из трюмов. Это было сделано уже через 10 дней, и поднятый со дна «Святогор» в качестве трофея вошел в состав британского флота. В феврале 1920 года интервенты покинули Россию и увели ледокол с собой, но вскоре ему пришлось вернуться. Той же зимой из голодающего Архангельска был отправлен для покупки у ненцев оленьего мяса ледокольный пароход «Соловей Будимирович». Своей цели он не достиг — был затерт льдами и унесен в Карское море, где сотне пассажиров и членов экипажа угрожала гибель. Советское правительство отправило на спасение парохода ледорез «Федор Литке», но он был слишком маломощным, чтобы пробить тяжелые льды. Помочь мог только «Святогор», который попросили у Англии в аренду. Британцы запросили за использование присвоенного ими корабля 200 тысяч золотых рублей, и Москве пришлось согласиться. В июле 1920-го ледокол под командованием знаменитого норвежского полярника Отто Свердрупа пробился к «Соловью» и довел его до чистой воды.

Это наглядно показало, как Советской России нужен свой ледокольный флот. В следующем году Красину, отправлявшемуся в Лондон для переговоров, поручили добиться возвращения захваченных русских кораблей. Чтобы лучше ориентироваться в морской тематике, он взял с собой выдающегося кораблестроителя академика А. Н. Крылова. Переговоры на эту тему (как и на все остальные) шли трудно: англичане соглашались вернуть ледокол, но требовали заплатить за него 75 тысяч фунтов, недоплаченных в свое время царским правительством. В Кремле долго торговались, и до отъезда Красина вопрос не был решен; Крылов остался в Лондоне для согласования деталей. В декабре власть согласилась наконец выплатить требуемую сумму, и весной 1922-го «Святогор» вернулся на родину. Несколько лет он без всякого шума водил караваны судов через Финский залив, будучи приписан к Ленинградскому порту. В начале 1927 года ему дали имя недавно скончавшегося Красина, но и это не привлекло к нему особого внимания.

Зато в следующем году про бывшего «Святогора» узнал весь мир — это случилось, когда в Арктике потерпел крушение дирижабль «Италия», достигший перед этим Северного полюса. 25 мая у северного побережья Шпицбергена он ударился о льдину, потеряв гондолу с девятью людьми, включая командира экспедиции Умберто Нобиле. Оставшиеся шестеро вместе с дирижаблем были унесены ветром на восток и пропали. У итальянцев были запас продовольствия и радиоприемник, но все попытки связаться с Большой землей не имели успеха. Льдину уносило на юг, где она неминуемо должна была растаять. Потеряв терпение, трое авиаторов 30 мая ушли по льдам на Шпицберген, надеясь встретить там людей. Остальные продолжали посылать в эфир сигналы — и не зря. 3 июня сельский радиолюбитель Николай Шмидт (почти однофамилец несчастного фабриканта) поймал сигнал SOS. К тому времени в Советском Союзе уже действовал комитет по спасению Нобиле, а из других стран на помощь ему шли корабли.

Для советских властей спасение экипажа «Италии» было вопросом престижа — в том числе потому, что закрепляло права СССР на Арктику и ее исследование. Двенадцатого мая из Архангельска вышел пароход «Малыгин» (переименованный «Соловей Будимирович»), но все повторилось: уже 20 июня он был зажат льдами и выбыл из игры. Снова вся надежда была на «Красин», который подготовили к походу в невероятные сроки — за четверо суток. «Так могут собираться только большевики или сумасшедшие», — писали зарубежные газеты. При этом полярники во главе с капитаном Карлом Эгги и руководителем Главсевморпути Рудольфом Самойловичем умудрились взять с собой все необходимое — продовольствие на год, воду, уголь, лекарства и даже самолет «юнкерс» с пятью летчиками. Самолет везли в разобранном виде, надеясь собрать его где-нибудь на льдине и там же взлететь.

«Красин» вышел в поход 16 июня, а между тем иностранные экспедиции терпели неудачу одна за другой. Через два дня к Шпицбергену вылетел великий исследователь Севера Руал Амундсен на гидроплане «Латам» с экипажем из пяти французских моряков — все они бесследно исчезли в океане. Двадцать третьго июня шведский летчик Эйнар Лундборг вывез Нобиле со льдины, но при новой попытке приземления потерпел крушение и сам оказался в ледовом плену. Десятого июля вылетевший с борта «Красина» самолет обнаружил итальянцев, но тоже совершил аварийную посадку на льду. 12-го ледокол, несмотря на труднейшие условия, пробился к потерпевшим крушение и взял их на борт. На обратном пути он подобрал команду «юнкерса» и двух ушедших из лагеря членов экипажа «Италии» (третий к тому времени умер). И это не все — следуя домой, он умудрился спасти поврежденный льдами возле Норвегии немецкий лайнер «Монте Сервантес», избавив его от участи «Титаника».

В сентябре «Красина» радостно встречали в Ленинграде, а 8 октября вся его команда посетила торжественное заседание в московском Большом театре, где их чествовало высшее руководство страны. Только что учрежденный орден Трудового Красного Знамени получили Самойлович, капитан Эгги, его старший помощник П. А. Пономарев, а также сам ледокол, что было первым случаем в мировой практике. О спасении экспедиции Нобиле написали, наверное, все газеты мира, в связи с чем вспоминали и о покойном Красине. Конечно, враги СССР тут же приплели к делу его подлинные и мнимые конфликты с большевистскими лидерами, а также «украденные» им миллионы. Но общий тон высказываний был все же другим, и его хорошо выразила британская «Дейли геральд»: «Успех корабля, названного именем покойного м-ра Красина, показывает, что его усилия не пропали зря: Советская Россия, которой он служил, заметно усилилась всего за несколько лет».

Ледовый поход «Красина» стал началом бурного освоения арктических районов СССР, где подлинные технические успехи соединялись с пропагандистскими кампаниями, следующими одна за другой. Ставший легендарным корабль принял в этом освоении самое активное участие. В 1932 году он под командованием ставшего капитаном Пономарева освободил другой ледокол, застрявший во льдах у острова Вайгач, а в 1933-м впервые в истории провел суда из Архангельска в устье Лены. Не успев подготовиться к следующей навигации, он в начале следующего года двинулся на спасение команды затонувшего в Чукотском море парохода «Челюскин». В этой экспедиции его имя не прогремело — людей спасли летчики, а «Красин» был переведен во Владивосток и до 1941 года водил суда на Тихом океане. С началом войны его перевели в Архангельск для сопровождения знаменитых северных конвоев. Только чудом тихоходный ледокол избежал атак немецких кораблей и самолетов, а после Победы продолжил свою мирную службу. Его привычный северянам облик сильно изменился в 50-х годах, когда он прошел модернизацию на верфях ГДР — среди прочего, его перевели с угля на жидкое топливо, что сделало ненужной многочисленную команду кочегаров.

Про ледовую эпопею «Красина» вспомнили в 1969 году, когда на экраны вышел советско-итальянский фильм «Красная палатка» режиссера Михаила Калатозова. Про самого Леонида Борисовича в кадре не вспоминали, но его имя снова прозвучало на весь мир в обрамлении таких звезд, как Шон Коннери, Клаудиа Кардинале и Юрий Визбор, под замечательную музыку Эннио Морриконе (в титрах приписанную почему-то А. Зацепину). Широкий прокат фильма почти совпал во времени с изданием романа Василия Аксенова, показав вместе с ним, что Красин — и ледокол, и человек — по-прежнему созвучен времени, что он гармонирует с романтикой шестидесятых.

В 1976 году имя Красина получил новый современный ледокол, построенный по советскому заказу в Финляндии, а ветерана переименовали в «Леонид Красин». Другой корабль давно списали бы на лом, но этот был слишком знаменит: в конце 80-х, когда он уже не мог ходить в рейсы, его решили превратить в музей. Ледокол вернулся в Ленинград и стал на вечную стоянку на набережной Лейтенанта Шмидта. В 1995 году он был открыт для посещения; там почти ежедневно проводятся экскурсии для желающих узнать больше о ледоколах, морских плаваниях, освоении Севера. Одна из витрин музея посвящена человеку, давшему кораблю имя, но большинство посетителей проходят мимо нее, предпочитая морскую романтику.

Если набрать сегодня в Интернете слово «Красин», то большинство ссылок будет посвящено именно ледоколу, некоторые — разным людям с этой фамилией и лишь примерно треть — тому Леониду Красину, которого сто лет знали не только в СССР, но и во всем мире. Льды времени давно уже пытаются сковать его так же, как льды Арктики его железного тезку. Сначала об этом заботились партийные историки, то вовсе не упоминая Красина, то исподволь рисуя его соглашателем и дельцом от революции. Потом, в финале советской эпохи, на него набросились разоблачители из желтой прессы, превратившие его то ли в обычного уголовника, то ли в Джеймса Бонда своего времени. Но это хотя бы привлекало интерес, а сегодня Красин вместе со многими героями нашей истории рискует погрузиться в трясину забвения, что по меньшей мере несправедливо.

В какой-то мере эту несправедливость удалось исправить летом 2020 года, когда в России, несмотря на пандемию коронавируса, прошли мероприятия, посвященные 150-летию Красина. Главные из них состоялись в Санкт-Петербурге, куда прибыли потомки Красина из России и Франции, ученые, дипломаты, музейные работники. На борту знаменитого ледокола 15 июля прошла пресс-конференция под названием «Инженер, революционер, дипломат», участники которой поведали о разных сторонах многогранной деятельности юбиляра. Представители МИДа говорили о его роли в международном признании Советской России и установлении экономических связей с зарубежными странами. Посланцы питерского завода «Электросила», бывшего «Сименс-Шуккерта», — о его работе по электрификации города и всей страны. Заслуженный художник Российской Федерации Алексей Архипов на пресс-конференции представил проект памятника Красину, который планируется установить на набережной Лейтенанта Шмидта.