Истинная история великого д`Артаньяна

Настырная ревность

Едва я вернулся в Париж, как хозяйка кабаре представила мне множество доказательств необычайной изворотливости, чтобы видеться со мной вопреки ее мужу; она назначала мне разнообразнейшие свидания, то у одной из своих подруг, то у другой, и так далее.

Бедный ревнивец всегда был достаточно дурного мнения о своей жене, а так как они приняли решение не спать больше вместе, это вносило еще большую неприязнь между ними; потому он не думал ни о чем ином, как застать ее на месте преступления, дабы получить возможность ее постричь и засадить в какой-нибудь монастырь. Вот почему он сделал вид, будто коммерция призывает его в Бургундию, и приготовил свои дела, как если бы действительно ему нужно было туда уезжать. Итак, пока мы думали, что он собирается ехать, он размышлял только о том, как бы ему остаться в Париже и самому наблюдать за всеми нашими передвижениями. Он разыграл, однако, подготовку к своему вояжу с большой заботой, дабы лучше нас обмануть; он смазал сапоги, уложил чемодан, купил коня и сговорился с тремя или четырьмя виноторговцами, чтобы путешествовать в компании. Его жена, кто была свидетельницей всего этого, сказала мне об этом во время одного свидания.

Стояло еще начало Октября месяца, но погода была такой теплой в том году, что весь урожай винограда уже собрали. Повсюду осень была столь хороша, как могло бы быть само лето; таким образом, я и сейчас еще припоминаю, будто это было вчера, как в день, когда хозяин кабаре притворился, что уезжает, настолько яростно припекало, что едва ли было жарче в Сен-Жане. Вечера в это время года обычно становятся свежими; не так было тогда, а впрочем, мы все это увидим из того, что я теперь расскажу. В этот вечер ярко сияла луна, и можно было подумать, будто вернулось лето, столько людей вышло на прогулку. Как бы там ни было, так как сумерки более благоприятны для любовников, чем свет, это лунное сияние меня вовсе бы не устроило, если бы я должен был чего-то опасаться; но, далекий от всякого беспокойства, я явился вечером к одной приятельнице моей любовницы, где мне нужно было взять ключ от ее комнаты, дабы я смог войти прежде, чем она туда удалится. Эта приятельница успела сходить навестить ее час назад и усадила меня ужинать с ней, как они вместе условились; я вышел из ее дома около девяти часов, чтобы отправиться на мое свидание.

Муж стоял на страже по другую сторону улицы, напротив двери. Он до глаз закутался в пунцовый плащ, специально купленный им на толкучке, чтобы лучше замаскироваться. Я его, конечно же, заметил, но так как полагал, что он уже более, чем в десяти лье отсюда, и этот плащ настолько его преображал, что потребовалось бы быть колдуном, чтобы его узнать, мне и в голову не могло придти, что это был он. Итак, прямо у него на глазах я вошел на подъездную дорогу к его дому, и так как он меня узнал гораздо лучше, чем я его, он страшно обрадовался увидеть вблизи столь долгожданный момент, когда он сможет отомстить своей жене и мне; поскольку он решился сыграть со мной злую шутку, рискнув всем, что могло бы с ним за это произойти. Он намеревался, по меньшей мере, искалечить меня, если не убить, как я узнал потом от его гарсона, пообещавшего поддержать его в исполнении всех задуманных им планов.

Войдя в дом, я поднялся как можно тише в комнату, где у меня было назначено свидание. Она располагалась на третьем этаже, потому что этот человек оставил второй этаж для важных гостей, какие могли бы к нему зайти. Обычно комната была довольно хорошо обставлена, но, не желая, чтобы правосудие наложило арест там, где он нанесет свой удар, хозяин кабаре все вывез накануне, причем никто, кроме его гарсона, не был в курсе этого дела. Он перевез мебель к кузену гарсона, кто был одним из его постояльцев и кому они оба доверили секрет.