Сага о диком норде

— Там много людей бежало. Уж хёвдинг бы точно сумел уйти.

Вода стекала с меня, и одежда начала замерзать, схватываться тонкой корочкой льда.

— Идите. Я только проверю.

И пошел вдоль берега к месту битвы. Пару раз зашел в воду, чтобы проверить тела, но то были только малахи, мужчины и женщины. Один даже сумел прокашляться и с моей помощью вышел из реки.

Тварь стояла в оцепенении, смотрела на небо и снег. Из ее пасти вывалился длинный синий язык, от которого поднимался пар. Морда твари перемазалась в крови, хоть я не видел, чтобы она кусала кого-то. Может, не заметил.

С каждым шагом я пригибался ниже и ниже, пока не опустился на корточки, затем снова скользнул в воду и подошел совсем близко. Тварь меня будто и не слышала. Я осмотрел всех, кто лежал в реке или около нее, нашел труп Одноглазого, нескольких синелицых малахов, но хёвдинга там не увидел.

Большая часть тел лежали дальше, в двадцати-тридцати шагах, но там же стоял и Измененный. Я скрежетнул зубами: если бы я владел своим даром, насколько было бы проще? Правильно меня Альрик бранил.

Немного подумав, я лег, сдвинув топорик на бок, и пополз к твари. Останавливался около всех беловолосых, заглядывал им в лица. Затем медленно обполз тварь стороной и уже там отыскал хёвдинга. Он лежал под телом мертвой малахи, да и сам выглядел как труп. Лишь засунув руку ему под куртку, я почувствовал стук его сердца.

Сначала я волочил его ползком, ухватившись за ворот, затем поднялся, закинул Альрика на плечи и шагом, а потом и бегом помчался к остальным.

Малахи отошли на два поворота назад, там уже разожгли костры для согрева раненных и искупавшихся в Козе. Два хельта, три женщины и жрец сидели в стороне и что-то обсуждали. Полузубого с ними не было, как не было и другого бритта или ульвера. Жрец слишком уж быстро сговорился с чужим племенем, и мне это не нравилось. Он умудрялся везде быть своим и везде нужным: что в Сторборге, что среди бриттов, что здесь. И дело ведь не только в языке.

Фастгер и Ледмар подхватили Альрика, устроили его возле костра, Херлиф осмотрел раны, но крови на хёвдинге не было. Впрочем, вскоре он закряхтел и очнулся.

— Что там? — спросил он, ощупав затылок. Тварь запустила в него малахом, и Альрик сильно ударился головой о камни.

— Ничего. Все убежали. Погибло полтора десятка человек. Из бриттов — Одноглазый. И хельт тот тоже помер. Малахи вон, разговаривают. И жрец с ними.

Беззащитный с трудом поднялся и, пошатываясь, побрел к малахам. Я попытался его остановить, но в итоге пошел с ним, поддерживая от падения.

Малахские хельты выглядели самоуверенно, хоть даже не вступили в бой, они смерили нас презрительными взглядами, и один из них сказал что-то, из-за чего большухи улыбнулись. Жрец сидел с каменным лицом. Возле дымился котелок с едой, пахло мясом, и суетились женщины, равные мне по руне. Неприятно осознавать, что моя шестая руна тут ценится наравне с кашеварами.

— Ты что-то понял, жрец? — сразу спросил Альрик, даже не усевшись. — Что ты узнал?

Гачай зачерпнул пригоршню снега, хоть тот лежал тоненькой пеленой, протер себе лицо, поднял голову наверх.

— Снег. Странная вещь. Каждый раз, когда вижу его, удивляюсь. Замерзшая вода падает с неба. И она такая красивая, как узоры на халатах халифов. В наших землях бывает очень холодно, так, что даже вода застывает и становится твердой, но снег там не падает.

— Потом расскажешь про свою страну, — оборвал его Альрик.

Но жрец будто бы и не услышал его.

— В пустынях водятся разные твари. Одна из самых опасных и сильных — аляхтроп. Он прячется под песком и выскакивает прямо под верблюдами и лошадьми, перерубает им ноги, а потом неспешно ест. Днем в жару охотиться на аляхтропа нельзя: он слишком быстр, слишком силен. Даже хельт может не справиться с ним. Поэтому мы охотимся на него только холодными ночами. От холода аляхтроп становится вялым, медленным, и даже хускарл может убить его.

Беззащитный все же сел у костра, малаха подала ему блюдо с мясной кашей. Я пристроился сбоку, снял верхнюю рубаху, сломал сосновую ветку, напялил рубаху на нее и воткнул возле огня. Пусть просохнет. Одна большуха что-то вякнула, но другие ничего не сказали. Раз не сказали, значит, можно. А нижняя рубаха и на мне просохнет. Не хотел я лишний раз показывать рисунки на своей шкуре.

— Значит, тот измененный тоже на холоде замедляется? Потому ты сказал нападать быстрее?

— Я поговорил с уважаемыми большухами. Они сказали, что все нападения на рода были еще до первых морозов, летом и в начале осени. Потом тварь притихла, затаилась и лишь отбивалась от нападений. Ты же видел, что сафа не отвечал на слабые удары! Может ли так быть, что он не чувствовал их вовсе? И лишь боль от тех, что пробивали его толстую шкуру, заставляла его двигаться.

Альрик посмотрел на небо. Я тоже глянул наверх. Оно было затянуто серыми мрачными тучами, без единого просвета.

— И что говорят малахи?

— Говорят, что нужно собрать больше людей. Зима еще не скоро кончится. Если позвать еще и северные рода, то с тварью будет легче справиться.

К нам подковылял Полузубый, хромая на правую ногу. Плюхнулся рядом со мной, отодвинул ветку с рубахой и внимательно слушал.

— Но с северными у наших малахов какие-то сложности. Старая вражда. Они готовы заключить союз с бриттами, нежели с северными. Говорят, там есть еще хельты, но не хотят звать лису в сарай, чтобы та наловила мышей. Вдруг ей куры понравятся на вкус больше?

Альрик снова потер затылок, вынул из волос пару мелких камешков, почесал нос.

— Значит, они не хотят звать северных… А если я скажу, как убить тварь вот этим же войском?

Жрец перевел его слова малахам. Хельты хором заговорили, но сине-белая большуха одним движением руки заставила их замолчать. А потом сказала на бриттском:

— Говори, белоголовый.