Сага о диком норде

Хускарл дернул плечами.

— Я сам на помощь кликнул. Обиды не держу. А чем тебе шестирунные не годятся?

— Да это… благодать с них не идет. Как там снаружи?

— Идут.

Я потер ноющие ребра, хлопнул по плечу шестирунного хускарла, поблагодарил за стрелу, она прилетела очень вовремя. Видарссон стоял с той стороны ограды, выискивал трехрунных мертвецов и дрался с ними. Гисмунд помогал ему стрелами.

— Тебе, Фомрир! — взрычал ульвер.

Аж зависть берет. Уже до пятой добрался! За один день. Если догонит меня по рунам, брошу всё и пойду рубить драугров, пока рука не отвалится.

Драугры всё шли и шли. Не сотнями и даже не десятками. Всё так же, по одному, вразброс, иногда с большими перерывами, но шли.

— Куда ж их тянет? — негромко спросил Гисмунд.

Меня как молнией ударило. А ведь верно! Драугры же не бесцельно шарахались по лесу. Все шли примерно в одну и ту же сторону. На север. А что там? А там Сторборг.

— А что на юге? Откуда они идут?

Гис похлопал глазами.

— Лес. В той стороне сосед живет, который о драуграх предупредил.

— А за ним?

— Раньше там еще несколько деревень было, но во время бриттского бунта опустели. Сначала бритты всех нордов вырезали, а потом норды — тех бриттов, кто остался. Так что еще на несколько дней пути пусто.

— Так это те самые мертвецы! А ты случаем не слышал про прыгучего норда раньше?

Пацан замотал головой.

Значит, это бритт. Местные норды побогаче живут, уж на топор или меч серебра им хватает. Кто, кроме бритта, будет бегать с ножом?

А если они все бритты? Тогда понятно, чего их тянет в Сторборг — там больше всего нордов живет. Или они лично Харальду хотят морду набить? Тогда зря стараются. У конунга дружина сплошь хускарлы и хельты, в два счета всю эту шушеру вырежут. Да и как драугры реку перейдут? На Ум же ни мостов, ни бродов, ни переправ. Некоторые мертвецы переплывут, те, у кого навыки с прошлой жизни остались. Но я сам видел бриттов, что моря не видели и плавать не умеют. Встать на корабле посередь реки и обстреливать берега! И ни один драугр не доберется.

Или не так?

Я прикусил большой палец, пытаясь сообразить, в чем тут может быть подвох.

Первое, что я вспомнил: драугров мы видели не только на этом берегу. Когда шли с Полузубым, столкнулись с несколькими и на северной стороне Ум.

Второе: дружина — это хорошо, да только у всех ли дружинников семьи в Сторборге живут? Вот у Вемунда сын в конунговом хирде, а ведь бросит всё и пойдет к отцу, потому что семья важнее. И таких парней много. Неужто оставят родителей, жен и детей мертвецам ради Харальда?

Третье: те драугры, которых я вижу, слабы. Много ниже пятой руны, выше седьмой почти что и нет. А ведь бритты хорошо подготовились тогда. Не глупцы же они, чтобы мечтать вырезать всех нордов одними карлами? Бритты знали силы нордов, знали, каковы хирды, какова дружина. Скорее всего, нынешние драугры — бывшие рабы, которые набрали руны, убивая хозяев. Потому у них и умений нет, и оружия мало, и доспехи редки. А вот мертвецы повыше рунами — это дикие бритты. Они с малолетства учились убивать, получили и отточили дары, выбрали подходящее оружие и даже обзавелись железом. И таких было немало. Так где же они? Позже выползут?

Конечно, я мог и ошибаться. Среди драугров могут быть и норды. Почему нет? Не каждого же сумели отыскать и похоронить по правилам. Я сомневался, что после тех битв норды хоронили мертвых бриттов. Скорее всего, сняли с них все ценное и бросили трупы как попало: оттащили подальше от домов, притопили в каком-нибудь болотце, чтоб не воняли и забыли. Или даже снимать ничего не стали, так бросили. Если померло много воинов, с каждого железо не снимешь и на себе всё не уволочешь.

Кто же мог затеять такую пакость и поднять мертвых? Причем кто-то из тех, кого я знаю.

Харальду это точно не надо. Ульвид? Вряд ли, он же не хотел вреда ни бриттам, ни нордам. Если на Бриттланд нападут те же бритты, что и три года назад, как это пойдет на пользу рабам? Да их вмиг вырежут. Либо драугры, либо норды, если трэлям посчастливится завалить хоть одного мертвеца. Жрец Мамира? Тулле бы его сразу увидел. Да и не стал бы жрец сам на себя наговаривать. Может, солнечный жрец? Говорит-то он хорошо, делает всё тоже правильно, но мне его рожа не нравилась. Как он одним махом и к нордам, и бриттам, и даже к малахам втерся! К тому же мяса не ест. От такого любой мужик двинется умом. А еще лжец! Сказал, что не ляжет с малахой, а сам драл ее днем и ночью. Урод желтобрюхий!

Да точно он. Ему что норды, что бритты — всё одно: чужаки.

Думал-думал, аж вспотел. Надо не забыть ничего и пересказать Альрику. Вот он удивится, что я всё разгадал! Он меня дураком считает, который только топором махать горазд. Ан нет!

Так что когда под вечер мимо дома Вемунда пошли драугры посильнее, я не удивился. Именно так я и думал. Так и знал!

Вот только у этих мертвецов и разум сохранился получше, чем у предыдущих. Деревня им была не особо интересна, а вот нордский дом чем-то приманивал.

Мы заготовили охапку факелов, расставили вдоль всей ограды. На южной стороне — побольше. И больше никто спать не уходил. Даже Вемунд, услыхав от Гиса, что творится снаружи, вылез из-под одеяла, взял легкий топорик и вышел во двор.

Племянники обстреливали приближающихся драугров, но обычные стрелы уже не действовали, потому перепуганная Гленна приволокла горшок с растопленным жиром. В него кунали наконечники, поджигали и стреляли.

С их поддержкой я справился с драугром-копейщиком. Повезло, что от копья осталась наполовину сгнившее древко, и я легко подобрался так, чтобы достать топором.

Следующим был безоружный драугр с наполовину снесенным черепом, зато в кольчуге. Я разнес ему остатки головы, а потом отсек руки и ноги, а потом Гис его еще и сжег. Неубиваемый мертвец! Видать, он и при жизни таким непрошибаемым был, так как кольчуга у него была посечена и на груди, и на спине, и то пришлось голову рубить.

Затем я долго возился с огромным драугром. Он кольчугу не носил, зато заковал грудь и живот в цельное железо. И оружие у него тоже неудобное — било на цепи. Правда, цепь проржавела, двигалась кое-как и со скрипом, но драугру это как-то не очень мешало. На него мы навалились вместе. Только Вемунд не лез. В конце ноги, спина и пах драугра были истыканы стрелами, одежда горела и осыпалась пеплом, на железе появились вмятины с мой кулак. Взбесившись, я снова взялся за молот, изломал ему ноги, а уж лежачего мы дорубили. И непонятно, кому же ушла благодать, но мы так измотались, что всем было плевать.

Пока мы его рубили, подошли еще драугры, а за ними были еще. И если хоть один из десяти заглянет к Вемунду, нам конец.

— Надо уходить! — сказал Гисмунд. Удивительный парень. Я б на его месте молчал до последнего, чтоб не показаться трусом и слабаком, особенно потому что он и был самым слабым среди нас.

— Я не оставлю дом! — прохрипел старик.

— Нам не сладить со всеми! — поддержали парня и хускарлы. Каждый из них вырос на руну, так что силенок им хватало, но и мозги у них тоже были.

— А рабы? А скот? Тогда не бросил, и сейчас не брошу!

От крика старик раскашлялся.

— Погляди! — настаивал Гис. — Им не нужен твой скот или дом! Они хотят нашей крови!

— Если умереть от руки мертвеца, какое посмертие ты получишь? — добавил я.

— Уходим! — решительно сказал Гис, сбегал за одеялом, завернул в него отца и передал его уже восьмирунному хускарлу. — Будет вырываться, выруби его! Я его наследник, и мне решать, как быть.

— Хозяин! А как же я? — повалилась ему в ноги ключница.

Частокол в одном месте брызнул щепами. И в проходе меж двумя факелами показался еще один драугр. Опять восьмирунный. У меня аж ребра зачесались.

— Решайте быстрее! — бросил я, взял вемундов молот. Снова в животе сильно потянуло. Не от голода, от тяжести. — Видарссон, придержи его!

Что пятирунный мог сделать? Только тявкать и кусать за ноги, как псы на лосиной охоте. Видарссон так и поступил! Он прикрывал меня собой, уклоняясь от ударов двуручного меча, и пятился.

Я глубоко вдохнул, напрягся.

— Давай!

Видарссон отпрыгнул, я с усилием замахнулся и влупил молотом, что было сил. От лязга металла я чуть не оглох: мы ударили одновременно. И молот победил. Меч вылетел из рук драугра и шмякнулся с той стороны ограды.

— Твою же бездну, — выдохнул я.

И снова вдох, в пупке что-то хрустнуло, молот влетел в грудину, смял в лепешку и отбросил мертвеца. Я разжал руки. В бездну этот молот. Он хорош, правда! Но я сдохну из-за него раньше. Дрожащей рукой вытащил топорик из-за пояса, перебрался через разбитые бревна и отрубил голову.

Фомрир, твою же мать! Куда ты пялишься, утырок воинственный? Неужто по бабам пошел? Где моя благодать!

Через пролом, наконец, вышли и остальные: Гис, Видарссон, хускарлы с Вемундом, девчонки и Гленна. Мы все-таки берем бриттку с собой?

Когда проходили через деревню, Гис стучал в хлипкие двери бриттов и кричал, чтоб они шли в хозяйский дом и прятались там. Вемунд хрипел и бранился, говорил, что ноги бриттской не будет в его доме, но вряд ли перепуганные рабы его расслышали. Они открывали двери, смотрели, как мы уходим. Некоторые, как и Гленна, умоляли взять их с собой, и Гис засомневался.

— Молчать! — рявкнул я, вконец разозлившись. — Мы уходим. Пойдете за нами — отрублю ноги и брошу на съедение мертвецам. Хотите — сидите здесь. Хотите — прячьтесь в том доме. Там стены толще и крыша крепче. Может, и не сдохнете!

Потом добавил на бриттском, что убью каждого, кто скажет хоть слово.

Рабы заткнулись. Пока между домой и деревней никого не было, у них был шанс. Бабы похватали детей, мужики — стариков, и они потянулись в поместье.

Мы же побежали в лес, девчонок закинули на спины Видарссона и Гиса, Гленна спотыкалась и пыхтела на каждом шагу. Немолодая уже, безрунная… Она только мешала.

Когда бриттка встала, хрипя похлеще Вемунда, мы тоже остановились.

— Куда мы идем? — спросил Гис. И это был хороший вопрос.

Нам с Видарссоном нужно в бриттский поселок, но не тащить же туда Вемунда, ненавидящего диких всей душой! И я дернулся от страшной мысли. Если драугры идут и там, бриттам конец. Там же нет Полузубого и его могучего хирда. Там нет ни одного ульвера. Одни старики, женщины и подростки. Двух мужиков сметут быстро.

И в любом случае там защита похуже, чем в доме Вемунда.

— В Сторборг, — откликнулся я.

Больше нам идти некуда.