Сага о диком норде

Интерлюдия

После ночных заморозков желто-зеленая трава приятно похрустывала под ногами. Негромко перекликались лесные птицы. И не скажешь, что всё ещё зима. Реки здесь так и не замерзли, в том числе Ум, потому корабли по ней не переставали ходить.

Если бы Волчара был жив, то не пришлось бы искать пристанища на зиму, можно было бы работать весь год: бить тварей, ловить их и сдавать в рунные дома, получать руны и серебро. Кто же знал, что безобидная стычка между молодыми парнями приведет к потере корабля? А убийство Хрокра окончательно испортило планы Альрика.

Когда Беззащитный узнал о побеге Кая, то разозлился не на шутку. Клялся, что выкинет его из хирда, а, может, и вовсе прирежет, чтоб уж не мучился. Куда бы Кай не пошел: возвращать свой сраный топор, мстить Скирикру или пнуть мужика, что обвинил ульверов в поджоге дома, у него не было шансов. И ладно бы он просто сдох, вися на копье! Так ведь нет! Альрик был уверен, что перед тем Эрлингссон расскажет, где прячутся ульверы, причем не со зла или из-за боязни пыток. Нет, он сболтнет и сам того не заметит.

Надо было от него избавиться раньше. Но Беззащитный повелся на его, Каев, дар. Отсыпали боги Каю немерено, даже больше, чем забрали своим условием. Чуять всех соратников как одно целое! И делать так, чтобы и хирдманы чуяли друг друга. Каким же великим и прославленным может стать такой хирд!

Но глупый мальчишка даже не понимал ценности дара. Ныл, что в бою ему это не помогает, а вот если б каменную кожу дали или ловкость, как у Альрика. Болван! Дары, усиливающие не человека, а хирд, встречались так редко, что многие даже и не слыхивали о них. Потому Альрик решил держать Кая при себе, несмотря на глупые поступки и непослушание. Решил обучать его как помощника, дал людей, показывал на примере, как должен вести себя хирдман. А он сбежал!

За те месяцы, что Кай провел у бриттов, Альрик несколько раз менял решение. Выгнать? Так ведь дар. Убить? Так ведь дар. Простить? Так ведь он выкинет что похуже. Привязать к себе? Так ведь всю жизнь так не проходишь. Потому хёвдинг отложил решение до встречи с поганцем. И правильно сделал.

Кай изменился. То ли неуловимый Ульвид что-то с ним сделал, то ли пытка-шрамирование повлияла, недаром же там две бриттские богини изваяны, то ли сами бритты вразумили, но Альрик увидел будто другого человека.

Мальчишка повзрослел.

Пока ходили к малахам, убивали измененного, отыскивали убийцу Жареного, Кай вел себя как подобает. Не кидался безрассудно в бой, не бесновался, не отходил ни на шаг. Образцовый хирдман!

Альрик покосился на идущего рядом Тулле. Еще один изменившийся. Хорошо, что не измененный. Пока Беззащитный не мог понять, что не так. Тулле и раньше был спокойным рассудительным парнем. Если бы он остался с Каем, а не ушел к жрецу, то, скорее всего, Кай бы и не удрал в Сторборг или хотя бы не убил Хрокра. Но сейчас от Тулле веяло чем-то странным. Казалось, будто он только наполовину в этом мире, будто прямо сейчас он был где-то еще. Его спокойствие нынче выглядело по-стариковски, словно он видел и пережил так много, что мелкие дрязги настоящего его не волнуют.

Плосконосый. Наверное, десять раз пожалел, что оставил рунный дом и вступил в пришлый незнакомый хирд. Сражения на болоте, потеря корабля, унизительное звание изгоя, а потом еще и жить вместе с бриттами, рабами. Это для северных нордов не имело значения, но люди Бриттланда уже привыкли к тому, что бритт значит трэль. Фастгер вырос в поместье отца, где к бриттам относились как к бессловесной скотине. Каково ему было переломить вросшие убеждения?

А ведь эти трое вели себя достойно. Не ныли, не жаловались, разговаривали с Леофсуном, спрашивали о бриттских богах, обучали новеньких.

Может, не стоило брать Плосконосого? Зачем лишний раз напоминать, что он потерял за эти месяцы?

Да, может, и вовсе не стоило идти в Сторборг. Будь то на северных островах, Альрик бы не колебался. Нашествие тварей! За такую весть прощались все прегрешения, мнимые и реальные. И пусть Альрик не видел своими глазами тех орд драугров, о которых говорил Тулле, но верил его словам. Против тварей и против мертвецов все человеческие обиды должны быть забыты и прощены.

Не сказать, чтоб Беззащитный не надеялся благодаря вести смыть с хирда изгнание, но даже и без этого он все равно бы пошел в Сторборг. Потому что живые должны быть с живыми. Потому что так правильно.

Лишь бы конунг прислушался. Лишь бы поверил.

Должен же быть при его дворе какой-нибудь жрец! Конечно, не солнечный, а настоящий жрец. Мамиров.

Река Ум неспешно волокла серые ледяные воды вдоль бурых берегов. Виднелась пристань на том берегу, десяток кораблей, грустные обрюзгшие за зиму дома с темными крышами. Жаль, только мост так и не построили. Впрочем, как тут его построить? Корабли ходят туда-сюда.

А являться ко двору конунга мокрому и облезлому, точно побирушка, Альрик не хотел. Пусть не думает, что изгнание настолько повлияло на ульверов.

Беззащитный отошел в сторону, чтоб не мелькать перед глазами стражи, и переправился через реку так, чтобы оказаться за пределами города. Там он развел костер, немного обсох и лишь после этого вошел в Сторборг.

Но направился не к конунгу, а на Красную площадь. Сначала хотел поговорить с Ульвидом и узнать, что тот задумал. Потому и взял Плосконосого. Фастгер видел Ульвида, значит, сможет подсказать, тот человек или нет.

Плосконосый стучал в дома, чьи стены выходили на площадь с юга, и уже второй оказался тем самым, вот только Ульвида там не было. Впрочем, жена-нордка радушно пригласила гостей в дом, накормила, позволила обсохнуть до конца и согреться. Она села за ткацкий станок и развлекала гостей разговорами, попутно выспрашивая у них, кто такие да откуда.

— Зима нынче морозная выдалась. Вон, аж вода в лужах замерзла. Я думала, как пойду за водой, так придется в ведро камень класть да кидать, чтобы лед-то разбить, ан нет, ледок тоненький, рукой можно наломать. А вы никак под дождь попали? У нас-то дождя не было, но сколько раз примечала: иду по улице, вода с неба льет, сделаю шаг — и нет дождя, будто тучи, как овцы, строго в загоне ходят, а за ограду выбраться не могут. Столько лет в Бриттланде живу, а всё привыкнуть не могу. Вы сами местные или северные? Северные! Скучаете по снегу? А вот я уж как соскучилась. Недавно чуть забелило крыши, так у меня радостно на душе стало, словно послание с родины получила. А из какого города? Под каким ярлом были? Я сама криворожская, уж до чего веселый город! И ярмарки, и гости часто заплывали. Бывали там? И ярл там хороший, веселый. Земля не особо хороша, зато пастбища отличные. Здешнюю овечью шерсть и не сравнить с тамошней. Здесь она грубовата да кудловата, а там овечки пышные, точно облачка, и прясть одно удовольствие: ложится сама ровнехонько, не торчит, не выбивается из нити, а уж какие теплые вещи получались. Бриттландским далеко до них. А муж мой вечно по делам бегает. Вроде и в дружине не служит, и хирдманом не хочет, а всё дела-дела. Я говорю, давай возьмем земли и поселимся поодаль. Так ведь трэлей брать не хочет. Мы бы и без трэлей справились, коли б детки были, да вот не дали нам боги детей. Уж и чем прогневали их? А из вас кто женат? Нет? А ведь возраст-то уже подходящий. Неужто невест не сыскали? Сами-то вон какие хорошие да пригожие, и по рунам высоки, так чего ж холостыми ходить? Могу и посоветовать кого. Пусть не ярловых дочерей, но тоже от достойных родителей, зато и руками могут поработать, и скотину накормить, и одежу сшить. Хороши тут девки: высокие, крепкие, здоровые.

Альрик вежливо отвечал на все вопросы, а сам думал, не распрощаться ли с хозяюшкой да не пойти бы сразу к конунгу. Плосконосый ерзал на лавке, и когда ульвидова жена обращалась с вопросом к нему, никак не мог придумать ответа, а Тулле только улыбался и кивал, и этого как будто было достаточно.

Лишь под вечер, когда хозяйка затеяла ужин, пришел Ульвид. Он выглядел под стать имени — как крупный медведь. И рунами был равен самому Альрику.

Ульвид внимательно оглядел гостей, кивнул Плосконосому и сказал:

— Никак каевы собратья? Ты — Тулле, что к жрецу ушел. По глазу и шрамам видно. А вот тебя не признаю.

— Неужто Фарлей не рассказал? — бросил Альрик и сам удивился. Чего ж так резко? Так устал от бесконечных речей хозяйки?

— Наверное, Альрик Беззащитный, хёвдинг снежных волков, — спокойно продолжил Ульвид. — Ты рунами поменьше был и волосом посветлее. Прости, что не признал. Если ты о Кае пришел поговорить, так он в хорошем месте на севере.

— Фарлей нас туда проводил, так что виделись.

Альрик не понимал, что хочет показать Ульвид. Что не знает Фарлея? Что не знает о перемещениях ульверов?

И тут заговорил Тулле:

— А ведь ты похож. Тот же запах, та же фигура. А столько нитей от одного человека я ни разу не видел. Как только не запутался в них?

Молчание.

— Запутался. Сильно запутался. Дергаешь за нити, а отзывается не там, где должно. Переплелись ниточки, соткали полотно — не разорвешь.

Тулле повернулся к Альрику, и тот невольно отшатнулся: открыты были оба глаза, и в одном клубилась тьма.

— Он это. Он начал ритуал. Закончил не он, а начал он.

Жена, замолчавшая с приходом мужа, спросила:

— Какой ритуал? Что начал?

Ульвид поднял руку и махнул. Жена поднялась, встревоженно посмотрела на мужа, накинула плащ и вышла из дома.

— Вот уж не знал, что можно будет отыскать виновного спустя столько лет, — усмехнулся хозяин. — И как? Через Мамира. Или бездну, кто ж его поймет. Потому и прихватил его?

— Я многое знаю, о многом догадываюсь, — промолвил Альрик. — Ты ведь сжег дом Хрокра? Из-за тебя мои люди стали изгоями? Зачем мы тебе понадобились?

Полубритт встал, тяжело прошелся по дому, сходил до бочки, откуда начерпал сладко пахнущий напиток, разлил по кружкам и расставил перед гостями.

— Знал я, что придется ответ держать, но думал, только перед богами, а не перед людьми.

И первым отхлебнул медовуху. Тулле пить не стал, а Плосконосый залпом осушил кружку, не сводя глаз с Ульвида. Альрик же слегка пригубил напиток, не желая туманить разум.

— Я говорил Каю, что хоть и рожден бриттом, не желаю зла нордам. Я вырос с нордами, причем на Северных островах, а не в Бриттланде, сражался бок о бок с нордами, да и вскормила меня нордская женщина. Моя цель — дать возможность бриттам быть не только рабами. Когда я начал ритуал, уже давно не было крупных стычек с бриттами. Всё успокоилось. В бриттах перестали видеть угрозу и считали чем-то вроде скота. И нужно было, чтобы норды увидели в них равного человека, соратника, воина, землепашца. Тогда-то я и услышал о ритуале поднятия мертвецов.

Ульвид налил еще и выпил.

— Мне служат разные люди. Фарлей лишь один из них. Я просил собирать рассказы и песни о былом, неважно, о богах или о воинах, не хотел, чтобы за годы рабства бритты растеряли себя. Я хотел сделать их свободными, а не нордами. Среди прочего мне пересказали песнь, в которой обманутая женщина захотела отомстить мужчине, но у нее погибли все родственники, и помочь с местью никто не мог. Тогда она совершила некий ритуал, подняла отца, деда, братьев из могил и с их помощью убила обидчика.