Сага о диком норде

— И что? В песне пересказали весь ритуал?

Тулле протянул руку и потрогал что-то невидимое над столом. Альрик еле удержался от защитного знака. Это ведь Тулле, его хирдман, который ходил с ним несколько лет!

— Чем больше он говорит, тем крепче становится нить, — сказал Скагессон. — Стоит ли?

— И то верно, — опомнился Беззащитный. — Ты отыскал ритуал и провел.

— Не закончил, — добавил Тулле.

— Не закончил, — эхом отозвался Ульвид. — Не смог. Передумал. Пока ходил по Бриттланду, увидел и других бриттов, диких и свободных. Был среди них один. Хельт. Могучий и горластый воин. У меня с ним сразу не заладилось. Он называл меня предателем, трусом и лизателем нордских задниц. Он хотел собрать силы и поднять последнее восстание против нордов, говорил, что норды размякли и раздобрели на бриттских харчах, что если каждый безрунный бритт ударит норда, то не останется их поганой крови на бриттской земле, а сами бритты осильнеют и окрепнут.

— Три года назад? — сипло спросил Плосконосый.

— Да. Потому я не закончил ритуал. Думал, если восстание будет успешным, то драугры не нужны. Если же нет, то бритты не смогут встать бок о бок с нордами. Некому будет. Так и случилось. Долго я боялся, что драугры все же поднимутся, собирал слухи, рассылал людей по всему Бриттланду и уже успокоился, как у моего дома появился Кай с рассказом о болотном драугре. Я подумал, это знак богов.

Тулле негромко рассмеялся, но пояснять не стал.

— Если драугры начали вставать, то скоро диких бриттов попросту сметут. Потому я сжег дом Хрокра, потому отправил ваш хирд к бриттам, потому затеял союз с малахами. Чтобы спасти оставшихся диких.

— У меня два дяди погибли тогда, — буркнул Плосконосый.

— Если бы я мог, то остановил бы ту резню.

— Знаешь, зачем я пришел в Сторборг? — спросил Альрик. — Чтобы рассказать конунгу о драуграх. И что же мне ему поведать? Сказать ли, кто виновен? Или сказать о бриттских лазутчиках у него под боком?

— Веришь ли, нет ли, но мне все равно. Поступай как знаешь. Я устал. Устал таиться от жены, устал сводить бриттов и нордов, устал биться о дубы головой. Может, коли убьют меня, так полегче станет.

— Ты не дослушал ту песнь, — снова вмешался Тулле. — После смерти та женщина не попала в орсовы владения, как не ушла и к бриттским богам. Она осталась в собственном теле и слышала, как пожирают ее черви. Когда же плоти не осталось, ее душа выскользнула из пустых костей и продолжила ходить по земле. У тебя не будет доброго посмертия.

— Бездна с ним, с посмертием. Скажи, смогу ли я остановить ритуал? Чтобы больше не вставали мертвецы?

— Кровь вылита в реки, слова произнесены, отравленная вода пропитала весь Бриттланд. Все, кто могут подняться, поднимутся. Все, кто должны умереть, умрут. Твои нити тянутся повсюду. Их сети нельзя распутать.

Ульвид слушал молча, уставившись в стол. Потом поднял голову.

— Я пойду с вами.

— Зачем? — удивился Альрик.

— Не ходи, — сказал Тулле. — Не впутывай в паутину конунга. И на нас больше нитей не кидай. Сначала распутай то, что уже наплел. Хотел спасти диких, так спасай. Десятирунный может многое.

— Не таким тебя описывал Кай. Сильно тебя изменил жрец.

— Жрецы Мамира не меняют людей, лишь вытаскивают наружу их нутро. Мамир не плетет судьбу, а читает ее. Ворон помог и ничего не попросил взамен, иначе бы плата завязала между нами узел, а жрецы избегают лишних пут.

Альрик, не удержавшись, спросил:

— А ты? Ты тоже избегаешь пут?

Тулле повернулся к хёвдингу, и тот с облегчением увидел, что пустой глаз закрыт.

— Мои нити появились намного раньше, и все они ведут к ульверам.

Дверь отворилась, и в проеме показалась хозяюшка. Ульвид махнул ей, чтоб зашла, и на этом разговоры закончились. Альрик не получил все ответы, но хоть что-то прояснилось. Многие его догадки оправдались.

Дальше молча поужинали, выпили немного медовухи, лишь чтобы разогнать сумрачность беседы, а потом жена Ульвида постелила гостям на лавках.

И хёвдинг не сразу заснул, думал не о ритуале и не о запутавшемся бритте, а о Тулле. Вчера Альрика больше интересовали слова Скагессона, а сегодня — он сам и мамировы жрецы.

Вот ведь тоже!

Жрецы Мамира были почти в каждом городе и в некоторых крупных поселениях. Некоторые уходили жить подальше от людей, но так, чтобы те могли добраться до жреца. И ведь не так много делали жрецы. Раскидывали руны при рождении ребенка, разгадывали мысли богов, рассказывали о богах, вот, пожалуй, и всё. Но после слов Тулле Альрик вновь начал вспоминать тех жрецов, с которыми сталкивался.

У них не было семьи. Никто не знал, из какого они рода. Зачастую жрецы брали себе прозвища или иноземные имена. Разве что в Хандельсби жрец уж очень сблизился с семьей конунга.

Может, и впрямь, жрецы перед тем, как принять покровительство Мамира, отрезают все нити прошлого? Отрекаются от семей, меняют имена, перебираются в новое место и становятся никем. Изгоями.