Утро на Чертовой горе

Теперь, когда городской могильник постепенно оставался позади и шум выстрелов наконец утих, выходец из капсулы стал задумываться о своем положении. Он ни секунды не сомневался в том, что должен делать, но любопытство не оставляло его, и поэтому он размышлял.

Как уже было сказано, он очнулся в механическом теле — сильном, выносливом, стремительном — и обнаружил в себе способность считывать радиацию. Все указывало на то, что это тело было подготовлено к подобным условиям, хотя человеку (или роботу?) не дано было знать, кто поместил его в эту оболочку. Однако в том, что он был человеком, существо не сомневалось: в конце концов он мыслил как человек, распознавал окружающие образы как подобает человеку и обладал воспоминаниями, которые просто не могут принадлежать существу, созданному по воле другого homo sapiens. Так он убеждал себя, но главным аргументом для него, конечно, оставалось Имя и те чувства, которые он испытывал, проговаривая его про себя. Ему не нужно было помнить мест, не нужно было знать дат — Имя как по сигналу пробуждало в нем ощущение прикосновений, бурю эмоций, лицезрение красоты. И этой нити ему было достаточно, чтобы не признать в себе машину.

В руинах пригорода ему впервые повстречался живой человек. Это был странный оборванец в мешковатой мантии, сшитой не по размеру из разнородных кусков материи. Существо обнаружило его в корпусе перевернутого автобуса, где тот разгребал человеческие кости, намереваясь, по-видимому, развести костер. Когда оборванец увидел перед собой выходца из капсулы, то откинул капюшон и пришел в какое-то необыкновенно восторженное состояние, граничащее с эйфорией.

Его тело было усеяно имплантатами — они врезались в его кожу, разделяли его лицо неравномерной сеткой, нарывали и гноились от неправильного ухода. Сам он был невероятно тощ, один его глаз был механическим, но не функционировал и безучастно висел в глазнице, устремив зрачок вниз и куда-то влево. При этом незнакомца, похоже, мало волновали эти увечья: он охотно предложил гостю из капсулы разделить с ним его стоянку, после чего в спешке завершил возню с костром и добыл пламя.

Незнакомец рассказал роботу (или человеку?) о Последней Войне и что с момента ее начала и завершения прошло уже больше ста лет. Рассказал о том, что держит путь из поселения под названием Прахград, которое нарекли так из-за вечно скрывающего город смога. Рассказал о Пророке, обитающем там, который направляет свою паству в паломничество в земли Пустыря, где им должно открыться технологическое откровение. Рассказал, что боты в городском центре убивают людей — но не таких людей, как он, а других, старых, которые жили еще до войны и теперь выходят из продолжительной спячки.

Когда человек (или робот?) попытался при помощи незнакомца идентифицировать себя, тот разразился речами:

«Ты — стальное совершенство, реликт нашего просвещенного прошлого! Ты — божество из машины, то, к чему мы стремимся в своих самоотверженных странствиях! Ты — плод творения мудрейших из умов довоенной эпохи, свидетельство глубины их познаний и их безусловного мастерства в вопросах трансформации неидеального в безупречное! — он перевел дыхание и продолжил: — Храни в себе ключ к пониманию возвышенности наших предков! Пронеси его через смерть и разрушение новой эпохи, чтобы открыть другим путь к построению великого будущего, однажды потерянного недалекими приверженцами потрохов и мяса!»

Его здоровый глаз увлажнился от обилия эмоций. Гость из капсулы подождал, пока он успокоится, после чего продиктовал ему координаты из закоулков своей памяти. Имя он произносить не стал — оно было слишком сакральным, слишком личным для внешнего озвучания. Оно было только его.

Помешивая угли в костре, незнакомец с улыбкой объяснял, что указанные координаты, вероятно, ошибочны, ибо в той местности нет ничего, кроме дикарских прибежищ да холодных скал. Как бы там ни было, дорогу он подсказал и даже сообщил, какие поселения можно посетить на пути туда, чтобы запастить припасами, восстановить силы и добыть сведения. Конечно, ни отдых, ни пища, ни какие бы то ни было другие удобства не требовались нашему выходцу из капсулы — а вот информация могла оказаться полезной. Так он и определил для себя дальнейшую точку маршрута, каковой должно было оказаться местечко под названием Паллаза, чье население, со слов незнакомца, пусть и было малообразованным, но все же редко опускалось до откровенного варварства.

На том они распрощались. Незнакомец пригласил выходца из капсулы в Прахград, настоятельно рекомендуя ему познакомиться с Пророком, затушил костер и двинулся на восток. Месяц спустя он найдет свою гибель подле Башни Возрождения, что на Пустыре, где электромагнитный импульс сожжет его имплантаты вместе с мозгом владельца. Он останется лежать рядом с многочисленными братьями, которые, как и он, искали в тех местах обещанного откровения.

И кто знает — может, они его нашли?

Между тем наш гость из капсулы двинулся дальше, к городской окраине и за пределы нее. Здесь в изобилии располагались автосервисы, придорожные рынки и гостиницы — вернее то, что от них осталось. Силуэты небоскребов теперь маячили в отдалении, напоминая мираж среди пустыни, и вскоре совсем исчезли из виду, спрятавшись за клубившейся над округой дымкой.

Трасса, по которой он шел, служила ранее одним из трех основных въездов в город и должна была привести его прямиком к Паллазе.

ㅤ

***

Автострада была проложена к соседнему городу длинной, почти без изгибов, струной, которая тянулась на многие километры, никуда круто не сворачивая. Вдоль шоссе, примерно в километре от нее, ползли линии электропередач: сгорбленные, лишенные должного ухода, они все сильнее и сильнее сгибались под собственной тяжестью, а часть из них уже рухнула в объятия почерневшей почвы.

Асфальт, по которому некогда в день проезжали тысячи колес, был теперь в особенно плачевном состоянии. Дождевые воды безжалостно подмывали его с боков, вынуждая осыпаться и исходить ветвистыми трещинами. Некоторые из этих чудовищных расколов были настолько глубоки, что образовывали широкие балки, в которые при желании можно было поместиться с головой; другие обнажали здоровую землю, из которой вверх, к свету, тянулись кустарники и высокие травяные стебли. Тут и там валялись проржавевшие остовы — покореженные, перевернутые, полые оболочки техники, разбитой в авариях или брошенной своими владельцами. Механическому скитальцу показалась странным практически полное отсутствие костей, хотя его слух не улавливал признаков живности, которая могла бы позаботиться о покойниках.

Эта трасса, — пусть она и была четвертована ветрами, изувечена водами и унижена временем, — все же сохраняла для выходца из капсулы функцию путеводителя, единственного оплота топографической ориентации и упорядоченности на мили вокруг. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на тот удручающе мертвецкий пейзаж, который ее окружал.

Если город в его деспотичном запустении можно было сравнить с холодным и отрешенным Хельхеймом, то сельская местность всем своим видом наталкивала на мысль о недавно бушевавшей в ней Геенне. Пожары неизмеримой силы словно пылали здесь еще вчера — они начисто выжгли окрестные нивы и поселки, спалили леса, уничтожили рощи. Огонь, наверняка имевший химическое происхождение, не оставил на теле природы ни единого росточка, опалив каждую горстку земли, каждое деревце, каждый куст.

Тем страшнее выглядел лес, опороченный этим неестественным пламенем. Почерневшие, обезображенные стволы деревьев торчали из земли на манер могильных памятников или окровавленных кольев, на которые насаживал неугодных жестокий граф Цепеш. Это была самая настоящая пустошь, царство бесплодия. И хотя в этой обугленной чаще не звучало ни единого звука, кроме гула ветра, вздымавшего вихри золы, выходец из капсулы не мог отделаться от чувства, будто что-то наблюдало за ним из-под тени мертвых деревьев.

Он шагал быстро, но в то же время осторожно; одинокая фигура на пустынной дороге. Обходя покинутый транспорт, он развлекал себя тем, что пытался угадать, кому принадлежала эта техника, какие функции она выполняла и при каких обстоятельствах была брошена. Вот автобус — он наверняка развозил людей по местным предприятиям и селам, пока не улетел в кювет, забрав с собой всех пассажиров; вот легковой электрокар — молодожены использовали его, чтобы навещать родственников в соседнем городе, но погибли, раздавленные выехавшим навстречу лесовозом; вот грузовик — кто-то потерял немало денег, когда тот уткнулся бампером в обочину, рассыпав по дороге содержимое своего кузова и послужив причиной нескольких смертей; а вот машина скорой помощи, чьи работники самоотверженно помогали облученным и раненым в процессе всеобщего панического бегства.

Так он додумывал и сочинял, пока сумерки не сгустились над шоссе, а сам он не остановился возле автозарядочной станции. На трассе брала начало длиннющая колонна автомобилей, путь которым преградила авария или другой инцидент — точно сказать было нельзя.

Он стоял под покосившимся козырьком электрозаправки, словно стальное изваяние. Его не волновала темнота, ведь никакой темноты он, в сущности, и не видел — его механические глаза были оборудованы устройством ночного слежения. Его смутила нахлынувшая на округу тишина: беззвучие, какое мало кто из людей его эпохи способен был испытать.

Когда шум человеческой деятельности затихает, и огни перестают сверкать, и прекращает движение транспорт, все вокруг кажется ненастоящим, призраком бесконечной индустриальной деятельности. Что если и сам он являл собой лишь навороченное устройство — такое, как эти машины на трассе, — с той лишь разницей, что ему повезло уцелеть и продолжить следовать предусмотренной задаче? Что если его память и способность к здравомыслию были продуктом чьей-то забавы, вложенным в его искусственный мозг, и распознавались его сознанием на уровне механики? В таком случае, по всем правилам беспристрастного механического рассуждения, его существование не имело никакого смысла, ведь те, кто создали его, наверняка были давно мертвы и более не нуждались в его услугах.

Что если Имя тоже было ненастоящим, а было пустышкой — куклой, навязанной ему извне?

Очевидно, подобная цепь рассуждений не могла привести выходца из капсулы ни к чему хорошему. Кризис идентичности влек за собой сомнения, сомнения влекли за собой провал. Путешествие робота (или человека?) имело все шансы оборваться здесь, на автозарядочной станции, где множество машин, также как и он, прекратили свой путь.

Но тут вмешались обстоятельства.

Откуда-то спереди, где плотная колонна транспорта, казалось, тянулась до самого горизонта, послышался жуткий вопль. Это не был вопль ужаса — скорее, крик ярости и неудержимой злобы, в котором чувствовалась первородная тяга к убийству. Вслед за этим на крышу одной из машин вскочила темная фигура, а две другие возникли уже слева, выбежав из обожженного леса.