Мусорные хроники

Глава 21

Я не запомнил, как вышел из-за стола и добрался до постели. Забыл и то, на чём наш разговор с горбуном закончился. Всё это показалось дурным сном, когда я вдруг открыл глаза в темноте и испугался, что ослеп.

Голова гудела, будто всю ночь я бился ею о неприступную стену. Может, так оно и было, но не в буквальном же смысле. Хотя кто его знает, как смирна управляет телом.

Проморгавшись и различив очертания спальни, я успокоился. Кое-как сел, пересилив затёкшие мышцы, и постарался вспомнить, где нахожусь. Вроде пили после заварушки, а память, такое ощущение, дала сбой ещё в Шатовке. Вроде перестрелка была, вроде крепость какая-то. Всё такое неточное, затянутое мутной пеленой, через которую приходилось напряжённо вглядываться, чтобы различить хоть что-то.

Спокойно насладиться ковырянием во вчерашних событиях мне не позволили. Дверь вдруг распахнулась без стука, и яркий свет полоснул по глазам. Утихшая было головная боль с новой силой набросилась на меня.

— Воды принесите, — хрипло попросил я и сам удивился, каким слабым прозвучал мой голос.

Я с трудом различал фигуру человека в дверном проёме, и странно мне было, что гость молчит и не заходит.

— Ты кто? — спросил я, теряя терпение.

— Константин Андреевич, вы в своём уме? — прозвучал голос Иннокентия Витольдовича, отдавшись в моей голове дребезжащим эхом.

— Что, отчитывать меня приехали? Или снова грабить? В любом случае, делайте это потише.

— Это не шутки. Главному не нравится, когда его законы нарушают. А если не нравится ему, то и всем на Свалке. Вы это понимаете?

— Принесите лучше воды, а то я сейчас вообще ничего не понимаю.

Иннокентий помолчал немного. Мне даже показалось, что я услышал скрежет его зубов. А затем он пропустил в комнату прислугу. Женщина подошла ко мне с графином и стаканом, налила немного и протянула.

Жажда не успокоилась, пока в графине не осталось всего пару капель. Тогда я потянулся, взъерошил себе волосы и зачем-то ущипнул прислугу за попку. Только потом вспомнил, что все они давно уже не молоды и вряд ли стали бы интересны мне при включённом свете.

— Так что вам надо, Иннокентий Витольдович? — обратился я к своему незваному гостю.

— Главный просил привезти вас к нему.

— Даже так? На личную беседу в целях повышения дисциплины, что ли? — усмехнулся я.

Но Иннокентий шутку не оценил.

— Он полагает, что иначе вы ничего не поймёте. К тому же приглашение он уже отправлял, а вы имели наглость его проигнорировать.

— Когда это? Не помню ничего подобного.

— Сбавьте гонор, Константин Андреевич, — недовольно одёрнул меня Иннокентий. — Вы совсем немного знаете о том, как устроен этот мир и по каким законам существует, но ведёте себя так, будто вам все должны. Если вы не увидели или не поняли послания, это совершенно не значит, что его не было.

На этом он замолчал. Я попытался ещё что-то возразить, но слышал в ответ только «Давайте побыстрее».

Перед отъездом я отыскал Черепаху и передал ему дела на время своего отъезда. По крайней мере, я очень надеялся вернуться, хотя вполне допускал и менее радужные перспективы.

Автомобиль Иннокентия ждал нас перед крыльцом особняка. Чёрный обтекаемый кузов на огромных колёсах с высокой подвеской. Салон был скрыт за тонированными стёклами.

Всю дорогу до города с мрачным названием Тишина Иннокентий Витольдович не проронил ни слова. Только в последний момент велел водителю остановиться и обратился ко мне:

— Вы хоть дневник Николая Алексеевича прочитали?

— Так точно, — не поворачивая к нему головы, ответил я.

— В таком случае вы знаете, что в Тишине стоит сохранять молчание.

— Да, я помню.

— Послушайте, это действительно очень серьёзно. Не говорите ни слова, как бы ваша мятежная душа не требовала обратного.

— И почему это важно?

— Сейчас нет времени объяснять. Нас и так уже заждались. Просто примите эти слова как истину и не вздумайте перечить.

Я и сам не собирался нарушать молчание только для того, чтобы проверить, что произойдёт. Вместо этого припал к окну и с огромным интересом изучал улицы. Отвык я уже от бетонных пейзажей, да и дома здесь напоминали скорее картинки из заброшенных городов.

Передо мной в красках оживало то, что в дневнике выглядело сухим текстом. Многие здания стояли недостроенными, из грубых бетонных блоков или кирпича, покрытые серой пылью. Чем глубже мы уезжали, тем теснее и выше становилась застройка. Если поначалу город представлял собой двухэтажные домики с небольшими дворами, огороженными палисадниками, то очень скоро их сменили пятиэтажки с мусорными кучами вместо зелёных насаждений.

Людей на улице встречалось немного. Единичные прохожие, понурив головы, бредущие по своим делам. Но когда здания выросли до девяти этажей и вплотную подступили к дороге, на тротуарах людей стало появляться всё больше. Впрочем, как на окраине, так и здесь все выглядели болезненно, будто в жизни кроме лапши быстрого приготовления ничего не ели.

А среди высоток нам встретились первые автомобили. Раскрашенные в вызывающие цвета, расписанные матерными фразами, с фигурками на капоте в виде голых женщин.

Мне ужасно хотелось спросить, что да как и почему, но я изо всех сил держал рот закрытым.

Наш автомобиль проехал мимо недостроенных небоскрёбов, и я гадал, в каком из них экспедиция перешла грань миров. А потом мы добрались до трёх монолитных зданий, превосходящих все городские постройки в разы. Они стояли друг напротив друга по треугольнику и не имели ни единого окна. Серые, уходящие в мрачные небеса пики с неизвестным назначением. А между ними, на небольшой площади расположился винтовой спуск вниз, куда мы и направились.

Я сбился со счёта, сколько раз мы проехали по кругу, зато пришла в голову аналогия, будто спуск этот как огромное сверло. Когда мне стало казаться, что остановка наша находится где-то возле центра планеты, мы вывернули на небольшую стоянку и остановились между двумя внедорожниками.

«Приехали?» — чуть было не вырвалось у меня, за что получил гневный взгляд Иннокентия Витольдовича.

Он вылез из машины и жестом велел следовать за собой. Подвёл к двустворчатой двери, которую охраняли два жутких типа. Каждый выше меня на три головы, с голым мускулистым торсом, унизанным пирсингом. На их толстых шеях висело столько подвесок и цепей, что грудь за ними была не видна. Красные глаза, горящие ненавистью, буравили меня, и захотелось куда-нибудь поскорее уйти, лишь бы скрыться от этого взгляда. Прободенные приплюснутые носы, казалось, вот-вот выдуют струи горячего пара. Но самым грозным, что внушало первобытный трепет, были рога на их головах. Глядя на это чудовищное оружие, я нисколько не сомневался во всех тех историях о пронзëнных насквозь людях.

Потрясённый видом бесов, я не сразу заметил, что каждый держал по АК-47. И пусть в их руках автоматы выглядели игрушечными, я чертовски сильно захотел заполучить такой же. Вот только кто бы мне дал такую прелесть.

Бесы открыли двери. В нос мне сразу ударил сильный запах озона и едва не оглушил рёв, похожий на гул трансформатора, но несравненно более громкий. Я слышал его давно, с самой окраины, но теперь он стал едва стерпимым. Яркий свет, что был за дверями, заставил зажмуриться, но к нему я быстро привык. Сделал шаг внутрь вслед за Иннокентием, до конца не понимая, что вижу перед собой.

Это помещение нельзя было назвать комнатой или залом. Пещерой, наверное, но я не видел, где она кончается. Гигантский вихрь крутился передо мной. Неисчислимое множество мелких чёрных частиц с умопомрачительной скорость носились по кругу и рождали в своих недрах молнии и свет. Поражала эта грандиозность, но ещё больше поражал гул. Беспрерывный, заполнивший всё и не оставивший кроме себя ни звука.

Я взглянул на Иннокентия и поразился, насколько счастливым он выглядел. Словно весь смысл жизни его был в созерцании вихря.

Я не понимал многое, если не всё, но самым важным вопросом был: как же услышать слова Главного, если здесь так шумно. Как ответить ему, если нельзя говорить?

— Не волнуйся, Константин, мне не нужны слова, чтобы тебя понять, — прозвучал в моей голове бесцветный голос. Он растягивал слова, произносил их со странным акцентом и точно не был рождён моим воображением.

Я попытался ответить так же просто подумав:

— Так ты и есть Главный?

— Можно назвать меня так, если тебе удобнее. Это не имеет значения.

— Зачем я тебе понадобился?

— Чтобы я мог узнать тебя, конечно. Ты интересный человек, не похожий на всех, но заблудившийся сильнее многих.

— Да уж, заблудился, не то слово. Мне бы на Землю вернуться.

— Нет, я не об этом. Ты амбициозен и на многое способен, но куда идти не знаешь.

— В смысле? У меня на Земле было всё, что я хотел. Деньги, женщины, уважение.

— И как же ты получил это? Разве сердце твоё окаменело по твоей воле?

— Вполне, да. Какие правила, такие и игроки. Что не так?

— А я вижу боль в тебе. Ты так глубоко похоронил её, так упорно не вспоминал о ней, но всё же она никуда не делась. Боль не даст тебе покоя, как бы ты не обманывался.

— Не-не-не, погоди! Меня на Земле абсолютно всё устраивало. О какой ещё боли ты говоришь?

— Тогда почему ты всегда был один? Разве не оттого, что боялся своего уродства? Боялся, что не сможешь давать, привыкнув только брать.

— Просто не хотел. Есть проститутки, а мне большего и не надо.

— Ты пытаешься обмануть меня, но забываешь, что я вижу тебя насквозь. Ты пытаешься обмануть себя, но забываешь, что правда всё равно существует.

— Ладно, думай, что хочешь, — не стал я продолжать спор. — Ты пригласил меня только ради этого?

— Нет, но ты ещё слишком запутан в предрассудках, чтобы понять мои слова.

— Значит, крепость я могу оставить себе? — воспользовался я моментом.

— Оставь, но большего я не прощу. Ты не знаешь этого мира, не видишь в людях людей. Оставь городам их хозяев и не вороши Свалку, если не хочешь, чтобы мир пошёл против тебя.

— Да я вроде и не собирался. Я б и крепость не брал, если бы они по-человечески со мной общались.

— И тем не менее, ты не долго думал перед ответом. Хватит, поумерь пыл. Покажи всё то, что можешь в своих двух городах и увидишь, как люди тебя полюбят.

— Ну конечно, полюбят они, как же. Им любые перемены поперёк горла.

— Потому что они боятся и не верят, что может быть лучше. Столько раз менялись хозяева, но каждый раз итог один. Докажи им, что они не правы.

— Зачем? Какое мне дело, что они там думают и во что верят? Не хотят и не надо.

— Потому что только так ты получишь самое желанного для себя. Почёт, уважение и сытую жизнь.

— Вообще-то, я больше всего хочу домой, на Землю. Кстати, ты с этим не можешь помочь?

— Нет. Это исключено.

— Почему? Там надо всего-то гигаватт с небольшим.

— Слишком много. Этот вопрос закрыт раз и навсегда.

— Ну просто великолепно, — огорчился я.

Ответ Главного мне показался слишком резким, чтобы быть правдой, вот только доказать это я не мог. Пришлось смириться и попытаться отыскать иные варианты.

— Иди и обдумай мои слова. Скоро ты поймёшь, насколько они верны, пусть сейчас и есть сомнения, — простился со мной Главный, и я почувствовал, что пора уходить.