Негатив. Аттестация

Слова капитана неприятно царапнули, а он после краткой паузы продолжил:

— Нам так и не удалось выяснить, кто и когда предупредил Друзу о неофициальном расследовании. И нельзя наверняка сказать, не знал ли уже об этом Альберт Павлович, когда просил комиссара откомандировать тебя на Кордон. Что им двигало: желание уберечь тебя от конфликта с сослуживцами или отвести подозрение от своего человека?

Я понятия не имел, что обязан переводом консультанту, и надолго задумался. Потом нехотя сказал:

— Вас послушать, так Альберт Павлович сам поспособствовал тому, чтобы о его планах Друза узнал. Рассчитывал подтолкнуть того к активным действиям.

Капитан Городец покачал головой.

— Так далеко в своих предположениях я зайти не готов. Альберт Павлович отнюдь не бессердечный монстр, просто прагматичный и целеустремлённый человек. Но исполнители для него зачастую не люди, а всего лишь фигуры на шахматной доске.

Я закрыл папку и отодвинул её от себя.

— Георгий Иванович, и к чему это всё?

— Просто не теряй бдительности и сообщай обо всех поручениях. И даже не делай из этого секрета, мы этот момент с Альбертом Павловичем оговорили отдельно. Никаких секретов, понял?

— Так точно! — подтвердил я.

Тогда капитан Городец поднялся из-за стола и широко улыбнулся.

— А Маленского ты хорошо размотал, молодец! Даже жаль, что наобум действовал, а не по заданию, а то объявил бы тебе благодарность с занесением в личное дело.

Георгий Иванович пожал мне руку, и я спросил:

— А что с ним не так?

— Было бы что не так — давно бы с ним разобрался, — хмуро выдал Городец. — И вот ещё что: ставки на исход поединков Дмитрий Жёлудь принимал, так?

Я кивнул.

— Выяснишь у него кто, на кого и сколько ставил. И намекни заодно, что сегодня на его художества посмотрели сквозь пальцы в силу исключительности обстоятельств. В дальнейшем азартные игры будут пресекаться, а их организаторы ответят по всей строгости закона и даже строже.

Спрашивать, каким образом мне выполнить приказ, не раскрыв факта службы в контрольно-ревизионном дивизионе, я не стал. И без того прекрасно знал, что именно услышу в ответ. Поэтому подавил тяжёлый вздох и сказал:

— Будет исполнено.

— Срок тебе до конца недели, — предупредил Георгий Иванович и взял со стола лист. — Запомнил?

— Запомнил.

Хозяин кабинета скомкал бумагу и кинул её в пепельницу.

— Свободен!

Я попрощался и покинул кабинет в полнейшем смятении чувств, голова так и вовсе кругом шла. Слишком уж много всего за день приключилось. И слишком — это ещё мягко сказано. Очень-очень мягко.

С Барчуком поквитался, в институт поступил, повышение получил, на курсы непонятные зачислен, денег заработал, ещё и Борю из комендатуры куда подальше сошлют. И всё это — в один день. Праздник, да и только!

Нинка вот только, коза…

Я махнул рукой и потопал в казарму.

В комнате Василь пришивал на шеврон третью лычку.

— Ого! — присвистнул я. — Тебя с младшим сержантом поздравить можно?

— Петя, дружище! — Мой сосед по комнате соскочил с кровати и принялся трясти руку. — Ну ты вообще выручил! Спас!

— Это как?

— Да ты Барчука в первом круге вышиб, и я его по баллам обошёл! Как ты его красиво сделал! Это было нечто, Петя! Первый класс! Фигу с маслом ему теперь, а не курсы младшего начальствующего состава! Меня направили! Ты только глянь! — И он сунул под нос левое запястье, на котором красовался новенький хронометр на кожаном ремешке. — Во! С именной гравировкой вручили!

Циферблат часов украшала символика ОНКОР, и я даже позавидовал товарищу, но сразу взял себя в руки и уточнил:

— Ещё Макса и Машку на курсы направили?

— Ага, — подтвердил Василь с совершенно счастливой улыбкой. — Мы теперь кандидаты, а Федя в пролёте: наше отделение расформировали, Дыбу назначили заместителем взводного, а Маленского коленом под зад в патрульные!

— Ну и здорово, — позлорадствовал я. — Награда нашла героя. А я Митю на девяносто рублей нагрел. Десятку поставил, сотню получил.

— Эх, жаль, я не сообразил на тебя поставить! — признался сосед по комнате и встрепенулся. — Да бог с ними, с деньгами! Ты сам-то как? Куда определили?

Язык так и чесался рассказать о присвоении звания кандидата, но поборол этот необдуманный порыв, с важным видом сообщил:

— До лета в институте учиться буду, потом обратно на Кордон.

— Ну ничего себе! — удивился Василь. — Растёшь, Петя!

— А ты думал! — рассмеялся я, потёр нывшее и чесавшееся плечо и сказал: — Ладно, идём в столовую, а то обед пропустим.

— Какая столовая? У нас сейчас принесение присяги будет! — огорошил меня сосед и указал на газетные свёртки на столе. — И я, вон, ещё кое-чего прикупить успел, а Варька домашних гостинцев принесёт, праздновать будем!

Присяга? Был уверен, что в той кипе документов, которую подписал за последние полгода, было что-то и на этот счёт, но надо — значит, надо. Усомнился только:

— Мы ж текст не учили вроде? Или это я пропустил?

— Наизусть? Скажешь тоже! — фыркнул Василь. — Идём!

И точно — повторяли текст присяги вслед за комиссаром Хлобом все разом. Не сказать, будто такое уж торжественное мероприятие получилось, но оттарабанили что-то там о защите интересов республики, и ладно. Когда в февральский союз молодёжи поступал, и то больше волновался. А тут ничего в груди не ворохнулось и глаза не защипало. Наверное, просто привык уже не словом, а делом, вот на полном серьёзе и не получается такие формальности воспринимать.

Борю Остроуха и сестриц-близняшек, к слову, к присяге приводить и вовсе не стали. Наверняка уже по новому месту службы оформят.

В столовую вместе со всеми мы не пошли, вернулись в комнату и переоделись в домашнее.

— Слушай! А Варю куда-то определили? — поинтересовался я, плюхнувшись на кровать. — Или при комендатуре оставили?

Василь как-то не слишком уверенно пожал плечами.

— Да непонятно пока. Вообще её на курсы снайперов записали. Пока на Кордон отправят, потом в штурмовом дивизионе стажироваться станет. — Он почесал затылок и спросил: — А тебя на дежурство совсем ставить не будут?

— Как не будут? День на объекте, два в патруле.

Распахнулась дверь, и к нам присоединилась Варя; в руках у неё была фанерная почтовая коробка с обрывками шпагата и остатками коричневого сургуча на боках.

— А вот и я, мальчики! — объявила девушка. — Празднуем?

— Празднуем!

В халатике постройневшая Варя смотрелась весьма эффектно, ладно хоть сразу опомнился, принял коробку и выставил её на столик.

— А чего Маринку не позвала? — спросил подругу Василь и указал на меня глазами. — Была бы Пете компания.

— Ой, да они после обеда Машкин успех отмечать собираются, — пояснила Варя. — А слышали, что Борю в железнодорожный корпус откомандировали?

Для меня это известие новостью не стало, а вот Василь наморщил лоб.

— А чего он распсиховался тогда? Там ему сразу ефрейтора дадут, плохо разве?

— Да он уже успокоился! — заявила девушка, начав доставать из коробки присланные из дома заготовки. — А психовал из-за Дашки, у них же любовь — не знали разве?

Мы знали. Если б Боря из-за подружки в драку не полез, его бы к жандармам и не сослали, наверное.

— Успокоился уже, говоришь? — хмыкнул Василь. — Быстро он остыл.

Варя отрезала кусочек сыровяленой домашней колбасы, сунула её в рот и пояснила:

— Да просто Дашку на медицинские курсы записали. Им вместе так и так не получилось бы служить.

— Понятно, — протянул я. — А ещё кого куда отправили? Нигилист в институт учиться пойдёт, близняшек в дивизион связи, а остальные как?

Василь принялся помогать Варе накрывать на стол и сказал:

— Прохора в пожарную охрану откомандировали. Пока только на стажировку вроде. — Он вытащил из-под подушки бутылку красного вина и скомандовал: — Петя, кружки!

Штопор не понадобился — выдавили пробку давлением. Хорошо в итоге посидели, душевно.

Утром встал ни свет ни заря. Первым делом сбегал в уборную, там аккуратно размотал повязку и оглядел красную и по-прежнему заметно припухшую кожу, на которой проявились серые линии, вздохнул и вернул бинты обратно. Умылся, почистил зубы, выглянул в окно. На улице с неба сыпалось нечто невразумительное — то ли мокрый снег, то ли снег с дождём, — поэтому по возвращении в комнату надел поверх костюма кожаный плащ.

О вчерашнем нашем разговоре с капитаном старался не думать, отложил это на будущее. Но для себя решил, что распоряжение касательно Альберта Павловича игнорировать не стану — как ни крути, это не доносительство, а информирование непосредственного руководства. Вот о старых делах — нет, о старых делах умолчу.

От комендатуры напрямую к психиатрической лечебнице трамваи не ходили, пришлось добираться с пересадками. Мог бы и напрямую пройтись, но было слякотно, и не хотелось заляпать грязью штанины. Полуботинки — ерунда, их почистить легче лёгкого, а с тканью такой номер не пройдёт. Но вообще на весну нужно галоши купить.

Когда пришёл ко Льву, тот ещё только завтракал.

— Рано ты сегодня, — удивился он.

— В двенадцать приём у врача, — пояснил я и выдал главную новость: — Ну всё, Лёва, мне официально поступление в институт согласовали! Вместе пойдём учиться!

— Здорово! — обрадовался Лев и уточнил: — Палинский устроил?

— Не совсем, — покачал я головой, потом решил не болтать лишнего о служебных делах и вздохнул. — Но вообще — да, в основном благодаря ему всё так удачно сложилось.

— Ну и замечательно! Садись чай пить!

В гостях у Льва проторчал в итоге до половины двенадцатого, от него поехал в центр города. А только вышел из трамвая на кольце, как сзади послышалось:

— Молодой человек! Минуточку!

Обернулся — а ко мне топают два патрульных в форменных дождевиках и фетровых шлемах.

— Вы это мне? — уточнил я на всякий случай.

— А кому же ещё? — вопросом на вопрос ответил плечистый унтер-офицер лет двадцати пяти. — Документики предъявите!

Обычно в таких ситуациях я показывал карточку учащегося среднего специального энергетического училища, на этом проверка и заканчивалась, но вчера ту пришлось сдать, а студенческий билет ещё не получил, поэтому запустил руку под плащ и вытянул из внутреннего кармана удостоверение бойца ОНКОР. Раскрыл, предъявил, отвёл чуть назад, не позволив ефрейтору вынуть его из моих пальцев.

— Увольнительная имеется? — спросил тогда унтер.

— Допустим, — уклончиво ответил я, и не подумав достать спецпропуск.

— Предъявляем!

— С какой стати? — возмутился я. — Коллеги, вы ничего не перепутали?

Нет, в будний день я качать права, пожалуй бы, не стал, но воскресенье — это святое.

Ефрейтор пробурчал себе под нос присказку о коллегах и волках, унтер-офицер глянул на меня с раздражением и заявил:

— Если не предъявишь увольнительную, вызовем комендантский патруль.

Время уже поджимало, но я и не подумал поддаваться на столь неприкрытый шантаж, поэтому убрал удостоверение обратно в карман и заявил:

— Валяйте! А пока мы будем его дожидаться, подумайте, как так получилось, что вы не представились и не предъявили служебных жетонов. И почему вообще решили, будто имеете право требовать от сотрудников отдельного научного корпуса внутренние документы, коей является увольнительная.