Хронос. Ледяной поход

44. Программер Тоха

(Формально — ООО «Либерсофт»

Фактически — Добровольческая армия)

Вечер 17 (30) января 1918 г.

г. Ростов, вокзал

В вечерних сумерках на последний путь станции Ростов вползает состав. Паровоз, шипя, выпускает облако пара. Поезд из двух локомотивов, платформы и пяти двухосных вагонов-теплушек останавливается. Свистят тормоза, скрипят рессоры.

Отряду приказано отправиться на станцию Горная для помощи генералу Абрамову.

Тоха разжился двумя немецкими гранатами-«колотушками» и за железные крючки на корпусе повесил на пояс. Так что он богач — сейчас у него сорок патронов к «мосинке», семь в нагане и ещё семь про запас, две гранаты и шашка. А ещё выкидной нож в кармане шинели.

Симановский даёт команду на погрузку, и отряд, не зажигая огней, не производя лишнего шума, грузится в эшелон. В первом вагоне разместился караул, в остальных — четыре взвода отряда. Тохин взвод занял второй.

В вагоне темно и холодно, свет вокзальных фонарей пробивается сквозь маленькие окна. Программер пристроился в углу на грубо сколоченных нарах. В середине вагона «буржуйка», только топить нечем.

Все угрюмо молчат.

Поезд трогается.

— Слышали, господа, — тихо говорит сидящий рядом с программером штабс-капитан. Тоха навострил уши, — вчера в Таганроге большевики подняли восстание. Юнкерской роте с большими потерями удалось вырваться из города. Полегло две трети личного состава. В плен попали два десятка наших и с дюжину партизан Грекова. Сегодня утром их сожгли живьём.

По вагону пронёсся лёгкий ропот негодования.

— Им связывали вместе руки и ноги, — продолжает штабс-капитан, — и в таком положении бросали в доменную печь. Живьём, господа!

— Ненавижу! — со злобой произнёс Зарецкий, занимая вместе с подполковником Рощиным нары напротив попаданца.

У Тохи по спине пробежал холодок. Подумал: «К чему такая жестокость? Ну пристрели и всё! На фига мучить?», а вслух прошипел:

— Ушлёпки грёбаные.

— Вы правы, граф, — тихо сказал, поёжившись, подполковник. — Я иногда восхищаюсь вашими словечками, до чего они бывают точны. Но раньше их не слышал. Где набрались?

Тоха пожал плечами:

— Не помню. Слышал где-то. У меня после потери памяти всё в голове перемешалось.

Программер решил и здесь косить под потерю памяти в немецком плену.

— Да, — вздохнул Зарецкий, — как говорит мой знакомый врач, голова — предмет тёмный и исследованию не подлежит.

— Это точно, — усмехнулся попаданец.

Народ потихоньку замолчал. Тоха прислонился спиной к стене вагона и обвёл взглядом товарищей. Офицер в противоположном углу вытащил из винтовки затвор и обтирает его полой шинели. Его сосед уставился в тёмное окно. Из третьего вагона сквозь перестук колёс слабо доносится песня. Слов не разобрать.

Вскоре песня прекратилась. Тишину нарушает лишь мирный перестук колёс. Серые фигуры склонились, держа между колен винтовки. Всеобщая дрёма. Тоха тоже клюёт носом.

Программер вздрогнул и огляделся. Да нет, всё тихо, спокойно. Вокруг дремлют добровольцы. Снова закрыл глаза…

Вокруг сплошная молочно-белая пелена. Видно метров на… непонятно. Ни одного ориентира. Одно белое марево, да под ногами идеально ровная, гладкая тёмно-серая поверхность. Медленно оглядывается. Картина та же.

— Эй! — крикнул Тоха.

Голос звучит глухо, будто из бочки.

Он уже был здесь. В прошлом сне.

— Настя! Настя-я-я-я! — ещё громче заорал программер.

Эффект тот же. Звук потонул в пространстве. Попаданец посмотрел под ноги и тут же оглядел себя. Одежда, в какой был на корпоративе. На ногах зелёные шлёпки-«вьетнамки», что потерял, пока трое австрияков вели его в штаб.

Издалека доносится тихий голос. Можно разобрать слова. Язык незнаком. Прошлый раз голос как бы вбивал слова в голову. Сейчас звучит тихо-тихо, но чётко.

Вновь лёгкое движение вверху. Тоха поднял голову. Неужели опять увидит жену.

— Настя? — прошептал он.

В молочно-белой пелене протаяло окно. Сердце забилось чаще. Медленно проявляется образ. Сейчас. Вот сейчас.

Ошибся. Проступившее лицо — мужское. Знакомое. Майор Кобб, что пытался перебросить его домой в поезде из Харькова в Питер. Кристофер Кобб. Правда, Прилуцкий уверяет, что пиндосы хотят перебросить его к себе.

Мужчина смотрит измученными серыми глазами. Губы шевелятся, но Тоха слышит лишь тихий голос, который звучит словно отовсюду. Кобб смотрит умоляюще. Последнее движение губ, как показалось, сложилось в слово «хэлп».

— Что? — спросил Тоха. — Что ты говоришь?

Видно, что майор уже кричит, но его не слышно. Лишь тихий, вкрадчивый голос повсюду.

Изображение Кобба медленно растаяло. На пару секунд в «небе» появились цифры, словно сотканные из инверсионного следа самолёта — 20552. Цифры медленно рассеялись, и всё заволокла молочно-белая пелена.

Точка остановки времени.

Нуль-пространство…