Небо над Ораном

9

Погромыхивающее такси пересекло Оран с востока на запад, проезжая через город, не имевший ничего общего с предвзятым образом североафриканского города. Улицы были хорошо вымощены, тротуары были широкими, но, что было странно, лишенными деревьев, а большинство зданий было построено в стиле Османа, столь характерном для метрополии. Если бы не палящее солнце и женщины в типичных белых хайках[23], которые покрывали их с головы до лодыжек и придавали им забавный вид, напомнивший Райли гигантских аистов, то они с таким же успехом могли бы ехать по какому-нибудь из районов Парижа.

— Вы бывали здесь раньше, capitaine? — спросила Жюли, нарушая тяжелое молчание, воцарившееся в салоне с тех пор, как таксист произнес название болезни.

— Несколько раз, — рассеянно ответил тот, продолжая смотреть в окно.

— На улице много людей. Не похоже... что в городе чума.

Райли продолжал размышлять о тревожной связи его работы с тем, что происходило в городе, подсознательно ища знаки, которые помогли бы ему отделить одно от другого. Возможно, у Жюли были подобные мысли, и ее замечание было результатом желания признать ошибочным рассказ водителя.

— Да, не похоже, — признал он, тем не менее понимая, что на широком бульваре Клемансо, по которому они ехали, было намного меньше народу, чем в прошлые разы. Хотя в действительности он не был в этом уверен.

Вскоре перед ними открылась небольшая уединенная площадь Бастилии, в центре которой стоял высохший фонтан в окружении клумб с цветами, пальмами и апельсиновыми деревьями. Такси обогнуло площадь и остановилось перед элегантным пятиэтажным зданием белого цвета, перед дверью которого стоял, вытянувшись, швейцар в униформе и экстравагантном цилиндре.

К ним быстро подошел посыльный и забрал оба саквояжа. Когда Жюли последовала за ним к стойке регистрации, Алекс расплатился с таксистом и дал ему вдвое больше, чем тот просил.

— Мы с дамой не женаты, — объяснил он, подмигивая. — Вы меня понимаете, не так ли?

Таксист понимающе кивнул, как будто все детали соединились.

— Naturellement, monsieur.

— Поэтому я попрошу вас особо не распространяться. Вы вообще нас никогда не видели, ладно?

— Я вас не встречал, — повторил он с понимающей беззубой улыбкой, засовывая деньги в карман рубашки. — Никогда в жизни.

Прикинувшись друзьями, они заняли две смежные комнаты на втором этаже под вымышленными именами. Райли открыл дверь и рухнул на кровать с единым желанием — поспать пару часов. Но прежде чем он закрыл глаза, кто-то постучал в дверь.

— Да? — спросил он, поднимая голову.

— Service de chambre, monsieur, — ответил подростковый голос. — J’apporte le champagne que vous avez commandé.[24]

Алекс нехотя поднялся на ноги и, заглянув в глазок убедиться, что это действительно посыльный, отодвинул защелку и открыл дверь.

Перед ним тот же молодой магрибец, который помогал им с чемоданами, держал обеими руками тяжелый стеклянный таз со льдом, из которого торчало золотое горлышко бутылки Moët & Chandon.

— Спасибо, — сказал он мальчишке и положил в его карман десятифранковую купюру. — Как тебя зовут?

—Aziz, monsieur.

— Ну что ж, обслужи меня как следует, Азиз. Завтра у тебя будет еще десять франков, если каждые два часа будешь приносить мне лед для шампанского.

— Oui, monsieur. — Он восторженно улыбнулся. — J’apporterai toute la glace qu’il faut.[25]

— Чудесно. Постарайся об этом не забыть.

Алекс взял таз и захлопнул дверь ногой. Поставив таз на резной столик, он подошел к лежавшему на кровати саквояжу, открыл его и вынул сверток. Он начал осторожно снимать слои, которые обертывали предмет, как листья салата, пока не появилась латунная коробка. Затаив дыхание, он откинул защелку и поднял крышку. Внутри коробки, выстланной черным войлоком, в специально сделанном углублении находился небольшой стеклянный флакон, наполненный густой прозрачной субстанцией.

Удивившись тому, что это могло стоить таких денег, он с облегчением обнаружил, что флакон не только цел, но и холоден на ощупь. Держа коробку, как новорожденного младенца, он закрыл крышку и подошел к столу. Вынув бутылку шампанского изо льда, на ее место он поместил коробку, полностью обложив ее кубиками льда.

Некоторое время он смотрел на бутылку, размышляя, не открыть ли ее. У него было достаточно времени, прежде чем пойти обедать и встретиться со своей командой.

«Позже», — наконец сказал он себе, совершив над собой усилие и поставив бутылку обратно на стол.

В девять часов вечера, все в той же одежде, в которой он прибыл в отель, но причесанный и аккуратный, он постучал в дверь Жюли. Та тут же появилась на пороге.

— Готова? — спросил он.

Француженка положила руки на бедра и кокетливо улыбнулась. Она переоделась в доходившее чуть выше колен бордовое платье с глубоким вырезом.

— Как вам, capitaine?

Райли, тяжело сглотнув, восхищенно оглядел ее с ног до головы.

— Ты очень красива, — сказал он самым нейтральным тоном.

— Merci, — обрадовано поблагодарила она, словно девочка, показывающая свое новое платье.

Райли жестом пригласил ее пройти вперед, и Жюли вышла в холл, закрыв за собой дверь.

По пути к лифту Алекс снова посмотрел на нее.

— Но... сколько же одежды ты взяла с собой? — спросил он, удивляясь, как ее саквояж смог остаться на плаву под таким весом.

Жюли искоса взглянула на него:

— Такие вопросы не задают дамам, capitaine.

Насладившись в ресторане отеля роскошным ужином, который включал в себя хороший стейк, бутылку бургундского и гигантское мороженое для Жюли, они решили не брать такси, а прогуляться до бара в припортовом квартале, где они договорились о встрече с остальной командой.

Наконец-то на город пала ночь, и, хотя пыль пустыни затеняла звезды, уменьшая красоту ночного неба, приятная температура и морской бриз сделали это время идеальным для прогулки по извилистым улочкам старого города.

Они спустились по крутому склону улицы Филиппа в сторону порта и миновали мечеть Паши с белыми стенами и тонким каменным минаретом. Большинство торговых заведений было закрыто, но, как это ни парадоксально, это было время суток с наибольшим наплывом людей на улицы. В чайных домах наружу вынесли столы, где алжирцы и европейцы курили кальяны, наблюдая за проходящими мимо людьми, а многочисленные киоски с фруктами и едой делали состояние, громко рекламируя охлажденные фруктовые соки и маринованные куриные шашлычки. Чувственный аромат еды, табака и специй плыл по улице Филиппа, как поток нематериальной реки, текущей в море.

Райли подумал, что это не похоже на пораженный чумой город, и вдруг Жюли внезапно остановилась, схватив его за руку.

— Capitaine, — испуганно пробормотала она, указывая на небольшую кучку мусора у тротуара.

Алекс посмотрел на указанную точку и сразу понял тон голоса своего штурмана.

Среди остатков еды, оберточной бумаги и собственной засохшей крови лежало несколько мертвых крыс.

Инстинктивно он одной рукой прикрыл Жюли и отступил на шаг.

— Не приближайся, — приказал он.

— И не думала.

Райли огляделся, пораженный безразличием, с которым люди ели, пили и курили в нескольких метрах от мертвых крыс, переносчиков самой страшной чумы, известной человеку.

— Таксист был прав, — припомнила Жюли. — Они не знают.

Это единственно возможное объяснение, подумал Райли: власти скрывают этот факт от населения, чтобы избежать паники. Но результатом замалчивания было то, что сотни мужчин, женщин и детей вели нормальную жизнь, не подозревая, насколько они близки к смерти.

— Пойдем отсюда, — прорычал он, схватил Жюли за руку и повел дальше по улице.

Райли чуть ли не толчками прокладывал путь, желая поскорее выбраться оттуда и перестать видеть лица этих людей, не знавших об ужасной судьбе, которая им угрожала. Как только он увидел справа уединенный переулок, он направился к нему, продолжая держать Жюли за руку, словно маленькую девочку по дороге в школу.

Пока их не поглотили сумерки переулка, оставив позади запахи, голоса и лица, Алекс не замедлил шага.

Жюли во время движения наблюдала за ним, и даже в темноте она могла видеть его напряженное лицо, не сводящее глаз с какой-то точки в конце переулка.

По сторонам этого узкого прохода решетки и ставни побеленных домов оставались закрытыми. Дрожащее пламя масляных фонарей едва освещало переулок. Тем не менее, Райли казалось, что он видит маленькие темные комочки, ползающие по углам. Он не хотел их видеть и смотрел прямо перед собой, как будто их там не было.

Однако в конце переулка перед дверью одного дома собралась небольшая толпа. На мгновение Алекс подумал о том, чтобы развернуться, но они не могли все время уклоняться от людей, поэтому он продолжил идти, пока не поравнялся с ними.

В свете, падающим из дома, Алекс и Жюли увидели дюжину алжирских женщин в чадрах, стоявших в очереди, чтобы войти в дом. Они проходили мимо них, прижимаясь к противоположной стене переулка. Но когда они приблизились к двери, женский плач побудил их остановиться.

Поверх покрытых чадрами голов виднелось внутреннее убранство дома. Там находилось несколько женщин, рыдавших над низким деревянным, украшенным цветами, столом. В центре стола лежали два свертка, покрытых белой тканью. Они сразу поняли, что это поминки и что в свертках были завернуты покойники. Райли приходилось видеть подобное в своей жизни, особенно в годы гражданской войны в Испании. Разница заключалась в том, что они были не в Испании, а трупы, завернутые в саваны, не были жертвами войны.

— Mon dieu… — пробормотала, ужасаясь, Жюли. — Это же дети.

Ужас все еще читался на лицах Жюли и Райли, когда спустя полчаса они уселись за стол в старом баре в порту. Это было темное полуразрушенное помещение со стенами, покрытыми грязной плиткой в стиле арабески, с полом, усыпанным использованными зубочистками и пакетиками с остатками еды, разбросанными тут и там. Короче говоря, это был бар, подходящий только для моряков, спускающих последние гроши своей зарплаты, или для преступников, ищущих укромное место для заключения сделок, где никто никогда ничего не знает, не видит и не слышит.

За маленьким поцарапанным столиком в углу помещения их уже ждал весь экипаж «Пингаррона», который только что ошвартовался у мола неподалеку от входа в гавань.

— Все так плохо? — спросил Сезар жену, выслушав ее рассказ о том, что происходит в городе.

― C’est terrible, ― подтвердила она хриплым голосом. ― Дети… mon dieu. Здесь все умрут.

Горькое молчание последовало за предсказанием Жюли, и сама краткость выражения помогла членам экипажа «Пингаррона» оценить масштаб трагедии.

― И как вы думаете, ― сказал Джек, не отрывая взгляда от стоявшей перед ним бутылки пива «Пеликан», как будто ожидая от нее ответа, ― то, что вы отняли у доктора-француза ― это... лекарство?

Жюли пожала плечами, не зная, что сказать, и все взгляды обратились к Райли.

Алекс молчал почти все время с тех пор, как они вошли в помещение, и сидел в глубокой задумчивости. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что остальные ждут ответа.