Южная пустошь

Я снова кивнула. Боялась, что расплачусь, если решу открыть рот.

— Мы с вами лунные сестры, — внезапно тон Ирайи изменился. Она больше не сдерживала эмоции, раскрывшись передо мной. — И я могу быть с вами откровеннее, чем с другими… Считается, что после предательства любимого, ничто не может задеть наши сердца. И причинить боль. Но даже когда Игор бросил меня, мне не было так больно здесь. — она приложила руку к забинтованной половине груди и прикусила губу… Но резко остекленевший взгляд выдал ее. — И это болят не раны…

— Это болит душа, — закончила я вместо нее. Не такие уж амазонки жестокосердные, как хотят показаться.

— Обещайте, что отдадите мне того, кто сотворил это с девчонкой. Я сама лично расправлюсь с ним, кем бы он ни был, — глухо произнесла амазонка. — Клянусь Луной, этот мерзавец пожалеет о содеянном.

— Ты думаешь, кто-то сделал это нарочно? — Такая мысль пока даже не приходила мне в голову. Скорбь не давала мне думать. Но сейчас, когда Ирайя произнесла это предположение, я поняла. Это могло быть правдой. Но… — Но кто может желать зла маленькому ребенку? Алесе было всего два года! Откуда у нее враги?! А бить кого-то другого, используя невинное дитя… Ирайя, мне кажется, на такое не способен никто.

— Я не знаю, — Ирайя дернула правым плечом. — А если бы знала, то не стояла бы сейчас здесь, перед вами, отправилась бы хоть на край света, чтобы удавить гада.

Она вдруг застонала и покачнулась. И я только сейчас вспомнила, что моя амазонка, вообще-то, ранена…

— Я позову Южина, — встала я из-за стола. Но Ирайя остановила меня:

— Не надо. Есть люди, которым его помощь нужнее чем мне. А я потерплю, — она криво улыбнулась. — Мы воины, нам не привыкать терпеть боль от ран.

— Тогда иди, — кивнула я. — тебе нужно отдохнуть. И пусть кто-нибудь заменит тебя на твоем посту до выздоровления.

Ирайя закрыла глаза, соглашаясь. И сделала шаг назад, чтобы, как обычно, по-военному развернуться на пятках. Но передумала и просто ушла, держась правой рукой за стенку.

А я осталась одна. Смотрела перед собой невидящим взглядом и думала. Если Ирайя права, то есть только один человек, который может желать смерти несчастной Алесе… Это ее настоящий отец, герцог Фалжо, глава Высокого рода. Но чем ему могла помешать маленькая девочка? После смерти ее матери о родстве с Высоким родом не вспоминал никто.

— Мам, — из ниоткуда появилась Хурра, — прости… Я не подслушивала вас с Ирайей, я заглянула только на миг, чтобы посмотреть с кем ты…

Она протиснулась между стеной и моим столом и, тяжело вздохнув, взобралась ко мне на колени и обняла.

— Виктория плачет, — сообщила она. — Она знала, что Алеса ушла кормить собак, но ничего никому не сказала… Она думает, что виновата… Но она не виновата, мам.

Я обняла дочь.

— Никто не виноват… Никто из нас…

— Мам, — Хурра взглянула мне в глаза. Я еще ни разу не видела, чтобы Хурра не улыбалась. И от этого стало больно. Я не смогла защитить детей. Они слишком рано познали боль потерь. — С тобой хочет поговорить Тишен. Но он просит, чтобы ты пообещала не бить Рошку. Он просто дурак.

Тишен… Рошка… Виктория… Дети, потерявшие в одну жуткую ночь сразу двоих близких людей. Я должна поговорить с ними. Найти нужные слова. Сказать, что не оставлю их без помощи теперь, когда они остались совсем одни на всем белом свете…

Глаза защипало… Боль прорывалась сквозь броню, в которую я сковала свое сердце.

— Идем, Хурра, — я взяла маленькую теплую ладошку дочери и прикусила губу изнутри, чтобы не завыть… Алеса, маленькая Алеса… Дишлан… И все остальные… Как же больно!