Южная пустошь

— Мама, мамочка, — захлебывалась слезами Хурра…

Да, что такое могло случиться?! Мы расстались только недавно. Не прошло и пары свечей!

— Ваше величество, — Дишлан тихо подошел сзади, — давайте я ее понесу.

Он протянул руки, но дочь вцепилась в меня еще сильнее и отчаянно замотала головой из стороны в сторону, всем своим видом показывая, что не хочет меня отпускать.

— Не надо Дишлан, — отказалась я от помощи и, развернувшись, шагнула в комнату, где мы только что обсуждали важные дела. Сейчас все уже разошлись по своим делам, и внутри было пусто.

Мой телохранитель вошел следом и помог мне присесть на стул. Держать на весу Хурру было очень тяжело…

— Хурра, — как можно ласковее спросила я, не показывая насколько я встревожена происходящим, — что случилось, моя хорошая? Расскажи, кто тебя обидел?

— Никто, — прорыдала Хурра. И, заикаясь от слез, начал рассказывать, — ты сказала, скоро приедет мой папа.

— Твой папа? — нахмурилась я.

Да, я, конечно, говорила сегодня про Гирема и его возможный приезд, но это было только один раз, в беседе с герцогом Форентом. И Хурра никак не могла знать об этом. Если только не пробралась тайком в кабинет, когда мы обсуждали вопрос с «медными» шахтами. А вот это уже совсем не было похоже на шутку. Это угрожало не только мне и моему малеькому государству, но и самой Хурре.

— Хурра, девочка моя, скажи-ка мне, ты подслушивала наш разговор с герцогом Форентом?

И та, которую я поймала на горячем, на мгновение замерла, перестав плакать, а потом заревев с новой силой, запричитала:

— Мама, прости! Я нечаянно! Я просто мимо шла! Мамочка! И услышала, как ты про папу говоришь! Если бы я про папу не услышала, то не стала бы слушать! Правда!

Ну, да, конечно… мимо она шла… И почему я ей не верю?! Ставлю все свои богатства против гринки Нюня, что Хурра нарочно пробралась в кабинет, чтобы узнать о чем я шепталась с «дедушкой».

Я тяжело вздохнула и прижала дочь к себе. У меня не получалось сердиться. Только не сейчас, когда у ребенка истерика.

— Хорошо, Хурра, — я постаралась улыбнуться, не показывая насколько сильно я встревожена. — Я тебе верю и не сержусь. А теперь расскажи мне, почему ты плачешь?

Она тряхнула головой, соглашаясь, а потом, перемежая слова рыданиями, заявила:

— Когда папа приедет, он меня поцелует! Он всегда меня целует! А я его! — Хурра громко всхлипнула и уткнулась мне в грудь. Понятнее не стало. Я по-прежнему не видела ничего такого, что могло вызвать у моей дочери подобные эмоции. Но она, кое-как, с плачем и подвыванием, поведала самое главное, — и тогда у меня будет ребе-о-онок! А я не хочу ребенка! Я еще маленькая! — выкрикнула она с отчаянием.

Мне пришлось приложить усилия, чтобы не рассмеяться. И от самой ситуации, и от облегчения, что причиной детского горя стала такая мелочь. Я взглянула на Дишлана. Он тоже улыбался.

Я погладила мою маленькую принцессу по голове, приглаживая выбившиеся из замысловато заплетенной косы волосы. Все же в воспитании детей в Нижнем городе, когда реальная жизнь проходит перед их глазами, есть своя прелесть. Ни Лушка, ни Анни никогда бы не стали страдать из-за такой ерунды. Они всегда знали, откуда берутся дети, ведь они сотни раз видели собачьи свадьбы, которые носились по улицам с диким лаем. Они видели, как орут друг на друга соперники-коты, а кошка, ставшая причиной их воплей, с важным видом смотрит на их битву, а потом награждает победителя своим вниманием. Или как петух топчет кур прямо во дворе их дома. А потом у животных появлялись дети: щенки, котята и цыплята.

Но Хурра выросла во дворце и ничего не видела и не знала. Даже здесь, в Южной Пустоши вся эта сторона жизнь проходила мимо нее, просто потому, что у нас не было животных, свободно гуляющих по улицам и предоставленных сами себе. И моя дочь искренне поверила словам своей бестолковой няньки, которая объяснила то, что происходит между мной и Дишланом самым легким способом: мама и Дишлан целуются, потому что мама хочет родить еще одного ребенка… А о том, что от поцелуев папы у нее тоже может родиться малыш, Хурра придумала уже сама. И испугалась.

Открыв мне свои страхи, Хурра как будто бы успокоилась. Она уже не плакала, только громко всхлипывала, жарко дыша мне в шею. Я никогда не предполагала, что мне придется вести разговор об отношениях между мужчиной и женщиной так рано, и потому опоздала… Теперь надо было успокоить дочь.

— Хурра, милая моя, — я старалась говорить как можно мягче, но одновременно так, чтобы дочь не восприняла мои слова, как попытку скрыть правду, — все немного не так… Дети не рождаются от поцелуев. И ты смело можешь целовать папу, когда он приедет.

— Но Лиська говорила, — всхлипнула Хурра и, подумав, спросила, — тогда почему ты целуешься с Дишланом?

Я вздохнула. Перевела взгляд на Дишлана и ответила дочери, глядя прямо ему в глаза:

— Потому что я люблю его, Хурра. Очень сильно люблю…

Улыбка сползла с лица моего телохранителя, а в глазах появилась боль… Да, я знала, что рву сейчас по живому. Но уже не могла остановиться.

— Как я своего папу? — всхлипнула дочь…

— Нет, — мотнула я головой, — совсем не так, как ты своего папу. Это другое, Хурра… Любовь бывает разной. Вот вспомни, как ты любишь сестер и брата… и как любишь своего папу или меня. Эти чувства совсем разные, верно? И они могут жить в твоем сердце одновременно…

Я говорила дочери, но продолжала смотреть на Дишлана. Потому что все мои слова относились и к нему тоже… Особенно те, которые я произнесла прямо сейчас.

— И не надо винить себя за это. Такое случается.