Смерть на сон грядущий

3

Некоторое время я предавался буйным фантазиям насчет того, как Вербена Прюитт, миссис Роудс и свежеиспеченный сенатор (только они втроем и были тогда в доме) сговорились и прикончили Руфуса. У каждого из них был мотив для убийства, пожалуй, если не считать Вербены. Но слишком смехотворно выглядели трое пожилых типов, на цыпочках взбиравшихся по лестнице, чтобы прикончить Руфуса Холлистера.

Домой я вернулся незадолго до ужина. На улице уже стемнело, и шторы затянули на ночь. Полицейского в штатском нигде видно не было.

В гостиной я обнаружил миссис Роудс, которая в полном одиночестве раскладывала пасьянс за изящным столиком времен королевы Анны. Она поздоровалась и улыбнулась своей обычной рассеянной улыбкой.

— Думаю, — сказал я, — вы рады видеть последнего из гостей.

— Гостям мы всегда рады, — вежливо ответила она, жестом приглашая меня сесть рядом.

— Что вы собираетесь делать, когда все кончится и с наследством все уладится?

— Делать? — она взглянула на меня отсутствующим взглядом, словно до этого момента не задумывалась о будущем.

— Вернетесь в Талисман-сити или останетесь здесь?

Она долго смотрела на меня, словно я задал неразрешимый вопрос, и наконец сказала:

— Конечно, я останусь здесь. Здесь все мои друзья…

— Вроде миссис Голдмаунтин?

Она неожиданно улыбнулась, пожалуй в первый раз с момента нашей встречи; словно солнечный луч блеснул на снегу.

— Нет, совсем другие… Старые друзья времен моей юности. Дома у нас близких друзей не осталось, старые умерли, новых мы не завели, не считая политиков. С тех пор как мы переехали в Вашингтон, я толком не жила…

— Сегодня я видел миссис Голдмаунтин.

— Да? — это ее явно не заинтересовало.

— Как я понимаю, она близкий друг губернатора Ледбеттера.

— Я тоже так считала.

— Она решительно приняла его сторону.

— Так она и должна была поступить. Я уверена: Джонсон не сделал ничего бесчестного, точно так же, как и Ли.

Но слова эти прозвучали как-то автоматически, словно у нее был набор заготовленных ответов, а мысли витали где-то далеко.

— Я не знал, что губернатор был здесь в ночь, когда погиб Руфус.

— О да, мы мило поболтали. Ведь он не только наш поверенный, но и хороший друг.

— Он сказал миссис Голдмаунтин, что в ту ночь они с Руфусом поссорились в связи с известной вам аферой.

Миссис Роудс нахмурилась и резко бросила:

— Иде Голдмаунтин следовало бы проявить больше здравого смысла. Да, между ними были разногласия. Но я не знаю, о чем именно они говорили, это происходило наверху, в комнате Руфуса.

— А полиция про это знает?

— О том, что Джонсон был здесь? Да, конечно, мы с Вербеной этого не скрывали.

— Они знали, что губернатор поднимался, чтобы поговорить с Руфусом наедине? Что они поссорились?

Она с неожиданной неприязнью покосилась на меня.

— Ну, я не знаю… Полиция меня не спрашивала, а я не помню, говорила ли сама. Я так привыкла, что меня неверно понимают…

— Убежден, им следовало знать об этом, — задумчиво заметил я, пытаясь представить себе Уинтерса. Зачем бы ему это утаивать? Причем не только от меня, но и от газетчиков.

— Кроме того, — добавила она, — после самоубийства Руфуса дело закрыли. И не было нужды впутывать одного из наших друзей. Я признательна Джонсону за его доброту, за то, что он приехал, чтобы навестить меня в первый свой вечер в Вашингтоне. На вашем месте, — она взглянула на меня своими чистыми глазами, не тронутыми ни возрастом, ни несчастьем, — я бы не стала говорить о разговоре Джонсона с Руфусом.

— Мне тоже еще не представился случай, — сказал я не менее холодно. — Но не меня нужно заставить замолчать. Лучше займитесь миссис Голдмаунтин.

— Она дура! — взорвалась миссис Роудс.

— Дура она или нет, но она позволила взглянуть на дело с другой точки зрения.

— Дело? Какое дело?

— Дело об убийстве вашего мужа, миссис Роудс, и убийстве Руфуса Холлистера тоже.

Она выпрямилась.

— Вы с ума сошли! Дело закрыто. Полиция удовлетворена. Оставьте все в покое, — голос ее звучал жестко и требовательно.

— Но полиция не удовлетворена, — возразил я, и это было более чем опасное предположение. — Они не хуже нас знают, что Руфуса убили, и ждут, когда подлинный убийца себя выдаст. Так же рассуждаю и я.

— Я вам не верю.

— Но это правда.

— Даже если все, что вы сказали, правда, зачем вы вмешиваетесь? Почему вам не вернуться в Нью-Йорк? Почему вы вмешиваетесь в дела, которые вас совершенно не касаются?

— Потому, миссис Роудс, что я уже замешан, потому что я уже в опасности, где бы я ни находился.

— В опасности? Почему?

— Потому что я знаю убийцу, и убийца знает, что я его знаю. — Это была явная ложь, но ничего другого мне не оставалось.

Она отшвырнула стул и вскочила, словно собиралась выбежать из комнаты; лицо ее стало пепельно-серым.

— Вы лжете!

Я тоже поднялся. Я слышал, как в холле хлопнула дверь и раздались шаги человека, поднимающегося по лестнице. Мы стояли и смотрели друг на друга, как два изваяния, как горгульи средневековой башни.

Потом она овладела собой и как-то странно хмыкнула.

— Вы пытаетесь сбить меня с толку… Все мы знаем, что убийца — Руфус и что он покончил с собой. Какая бы у Джонсона с Руфусом ни вышла ссора, он абсолютно невиновен — это главное. И вообще, сама мысль о том, что Джонсон убил Руфуса… Смешно и невероятно!

— Тогда почему же вы об этом подумали, миссис Роудс? Мне никогда не приходило в голову, что это сделал он.

Она покраснела от смущения.

— Я… тогда я ошиблась. У меня сложилось впечатление, что вы считаете Джонсона каким-то образом замешанным в это дело.

Я понимал, что она выдала что-то необычайно ценное, но никак не мог сообразить, что именно.

— Нет, — сказал я. — Я никогда не думал, что губернатор убил Руфуса, но мне хотелось бы узнать, о чем они говорили.

— Мне кажется, мистер Саржент, это не ваше дело, — миссис Роудс снова взяла себя в руки.

— Как я уже говорил, это мое дело, если оно связано с убийством. — Я старался быть столь же холоден, как и она.

— И вы думаете, что существует какая-то связь?

— Наверняка. Трудности, переживаемые компанией, самым тесным образом с этим связаны… Речь идет не только о смерти вашего мужа, но и о карьере губернатора Ледбеттера.

Она забрала сумочку и носовой платок и приготовилась уходить.

— Полагаю, вы останетесь с нами еще некоторое время, даже когда остальные завтра уедут? — Это было явным оскорблением.

— Нет, миссис Роудс, — я глядел ей прямо в глаза. — Завтра я собираюсь найти убийцу.

Некоторое время она непонимающе смотрела на меня, потом тихо, но твердо сказала:

— Вы — надоедливый дурак! — и вышла из комнаты.

Чувствуя себя сбитым с толку, я вышел в холл. Медленно поднимаясь по лестнице и размышляя, что же делать дальше, я уловил знакомый аромат духов. Слишком мало было шансов, что мне удастся найти убийцу, и еще меньше, что удастся собрать достаточно доказательств, позволяющих добиться признания.

Возникло искушение про все забыть.

Тут я открыл дверь в свою комнату, и каково же было мое удивление, когда я обнаружил Уолтера Ленгдона, склонившегося над моим столом в позе, выдававшей самые преступные намерения. Увидев меня, он отскочил в сторону.

— О… Мне очень жаль. Я заскочил сюда буквально минуту назад, разыскивая вас, хотел попросить взаймы копирку для машинки…

С тем же успехом это могли быть спички, или ему понадобилось бы узнать, который час.

— Копирка в верхнем ящике стола, — подсказал я.

Он открыл ящик и трясущимися руками достал оттуда несколько листов.

— Огромное спасибо.

— Не за что.

— Надеюсь, я смогу как-нибудь оказать вам такую же услугу.

— Никогда ничего нельзя сказать заранее. — Диалог такого рода обеспечивает или обеспечивал множеству голливудских сценаристов надежные доходы.

— Садитесь, — предложил я.

— Я, пожалуй, пойду переоденусь к ужину.

— Вы и так прекрасно выглядите.

Он занял кресло у стола, я сел на край постели и скрестил ноги, стараясь принять самую небрежную позу.

— Довольны, как все повернулось?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Вы имеете в виду убийства?

Я поймал его на слове.

— Так вы полагаете, Руфуса тоже убили?

— Нет, он покончил с собой, разве не так? Ведь полиция думает именно так.

— А почему же вы сказали «убийства»?

— Я просто оговорился. Две смерти — вот что я имел в виду, — он казался совершенно спокойным.

— А мне казалось, вы считали, что Руфуса убили.

— Вы ошиблись, Саржент, — возразил Ленгдон. — Я не вижу причин так думать. Нынешнее объяснение выглядит весьма разумно. Думаю, вам следует оставить это дело.

Уже второй раз мне советовали, причем теми же словами: не совать нос, куда не следует. Я начинал думать, что организован чудовищный заговор, чтобы от меня избавиться.

— Ленгдон, я не чувствую в вас страсти настоящего газетчика, — сказал я как можно ласковее.

— Я действительно не настоящий газетчик, — холодно бросил Ленгдон. — Я лишь время от времени печатаю отдельные статьи. По-настоящему меня интересуют крупные формы…

Я почему-то не терплю людей, твердящих, что они творят высокое искусство; причем не имеет значения, насколько искренне и квалифицированно они это делают. Вполне возможно, это просто зависть. Но на Ленгдоне лежало явное клеймо неудачника.

— Даже тогда вам следовало бы больше интересоваться такими вещами. Вы уже решили, о чем будете писать?

Он кивнул.

— Я как раз сейчас работаю над статьей, вот почему мне понадобилась копирка. Хотелось подготовить первый вариант к возвращению в редакцию.

— И какую же линию вы выбрали?

— Политическое убийство. Дело Роудса станет отправной точкой. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

Я понимал, и слишком хорошо: Расчленение Убийства или Теология Кризиса Реакции. Забавно будет прочитать.

— Тогда вы с Элен успеете на дневной поезд? — предположение казалось вполне логичным.

— Да, мы собирались вернуться вместе.

— Она неплохая девушка, верно?

Ленгдон кивнул.

— Да, совершенно верно. Вы все еще с ней помолвлены?

— Ну, понимаете, это не было официальной помолвкой.

Ленгдон покраснел.

— Она… несколько неразборчива в связях, не так ли?

— Да, Уолтер, это именно так, — сказал я тоном инструктора бойскаутов, объясняющего новичку назначение разных частей тела.

— Я не думал, что до такой степени, пока мы не поехали в «Чеви-Чейз» и она не сбежала с флотским офицером…

— Она в состоянии соблазнить любого мужчину за десять минут.

— Ну, тогда это продолжалось немного дольше. Я чертовски на нее разозлился, но она сказала, что это не мое дело, что офицер был слишком симпатичен, чтобы его упускать… Вот тогда я все понял.

— Не слишком ли серьезно вы к ней относитесь? — Мне было просто любопытно — ведь мы с Элен держали его за дурачка.

Он по-деревенски поскреб затылок.

— Да, конечно. Но прежде мне не доводилось сталкиваться с подобным поведением. Должен признаться, я был ошарашен.

— Миллион долларов и весьма свободные манеры… Мечта любого американского парня.